Осенний свет - Джон Гарднер

На палубе что-то грохнуло. Еще раз. Какие-то люди поднялись на борт. Отчаяние мистера Нуля стало еще пламеннее. Он подался вперед, крепко стиснув ладони.

– Ты был прав, что хотел убить себя. И знаешь, еще не поздно. Твой поступок был храбрый поступок. Морально храбрый, я хочу сказать.

Питер Вагнер самодовольно улыбнулся, чувствуя, что слова эти – верные, но также и подозрительные.

Мистер Нуль смотрел мимо него на дверь. По палубе теперь топало несколько пар ног, Питер Вагнер попытался отличить одни шаги от других. Вот шарканье старика, вот шаги помоложе – это женщина, и еще, наверно, тот мускулистый тип. Есть ли там еще люди? Может быть, спасательный отряд? Что, если в Калифорнии самоубийство карается по закону?

– Быть или не быть, – произнес мистер Нуль, раскинув руки, – вот в чем вопрос! – Неизвестно откуда он выхватил складной нож и поднес к лицу, скосив на него глаза. Питер Вагнер шагнул было к нему в тревоге, но остановился. Было очевидно, что мистер Нуль не зарежется, пока не закончит свою речь. – Сознание – вот она, наша трагедия, – продолжал тот. – Мы наблюдаем себя, наблюдаем мир и, к ужасу своему, видим, что мы свободны не в большей мере, чем шарик на наклонной дощечке. С той только разницей, что... ну да, что мы свободны сказать: «Нет, вселенная! Нет, нет и нет!» – Он замахнулся, словно для того, чтобы вонзить в себя нож, но остановился на полдороге и с сомнением посмотрел на лезвие. Оно было ржавое и, наверное, тупое. Он поморщился: – Вот почему я восхищаюсь тобой!

Вверху за дверью чей-то голос произнес:

– Все сгрузили. Смываемся!

Мистер Нуль побелел как полотно. И торопясь проговорил:

– Мы вместе убьем себя! Заключим уговор!

Питер Вагнер нахмурил брови.

– А откуда у вас тут на судне марихуана?

Мистер Нуль быстро обтер рукавом свитера лоб, потом снова сжал нож обеими руками, направив его теперь себе в брюхо, и приготовился нанести удар.

– Ты давай к угрям, – прошипел он. – А я ножом. Раз... Два...

Но Питер Вагнер отвернулся, искоса рассматривая мистера Нуля.

– Ты хочешь моей смерти. – И вдруг его осенило: – Тебе было приказано меня убить, вот отчего ты так нервничаешь. – Он поразмыслил немного и убедился, что так оно все и есть. Мистер Нуль весь трясся. Питер Вагнер продолжал: – И все из-за марихуаны, точно? Вы занимаетесь незаконным ввозом, и теперь, если меня отпустить с этой посудины... – Он сделал шаг в сторону мистера Нуля и наконец улыбнулся. Теперь ему все было понятно.

– Вот видишь? – говорил мистер Нуль, опять раскидывая руки и делая шаг назад. – Видишь, какая глупость получается? Только что ты сам хотел утопиться, а через минуту начинаешь подозревать, что тебя замыслили убить, и рвешься размозжить мне голову. Вот это по-людски! Какая тупость! Какое вшивое скудоумие! А ведь мы, американцы, считаемся идеалистами, указываем путь всему миру – это мы-то с тобой. Где же наши светлые идеалы? Мы живем вообще без идеалов, даже без самых что ни на есть низменно-материалистических. Разве истинный материалист примирился бы когда-нибудь с макдональдовским шницелем? Мы – дерьмо, отбросы и производители отбросов. Да господи! Неужто же никто не возвысится над этим?

Питер Вагнер перестал наступать на Нуля и остановился, хмурясь. В словах мистера Нуля была своя правда. Питер Вагнер давно уже оставил надежду усовершенствовать себя, а тем более весь этот жалкий род. Он сказал, стараясь выиграть время:

– Видел бы ты, какую жизнь я вел. – Лицо его страдальчески сморщилось, и на лице мистера Нуля сразу же отразилось его страдание. – Ужасную, – сказал Питер Вагнер и снова почувствовал, как было бы хорошо и покойно стать мертвым физически, а не только духовно. Были какие-то женщины, которым даны какие-то обещания, может, и не на словах, но... и какие-то неоплаченные счета, которых накопилась целая груда, а главное – кое-какие скучные механизмы, действие которых он наблюдал в своем организме и изменить в этом возрасте был уже не в силах. Была, кстати сказать, еще проблема о любимой сестрой Кларой.

Мистер Нуль горячо кивал, скосив на пол глаза, полные скорби.

– Вся наша славная цивилизация походит на эту дырявую посудину, мистер Вагнер! С грузом искусственного веселья, пятикопеечного забвения, сейчас свезенного на берег, и под водительством блюющего, полоумного капитана, который на самом деле – сухопутная крыса и даже не знает, где... этот... пол-уют.

– Пол-уют? – переспросил Питер Вагнер. Мистер Нуль посмотрел на него растерянно.

– Или как оно там называется, не знаю, что это за штука такая. – И поспешил объяснить: – Мы тут все не ахти как сильны по морской части. Больше в самолетах разбираемся.

Теперь кто-то спускался по трапу в каюту. Был слышен скрип досок, одышливое дыхание мужчины. Мистер Нуль торопился.

– Я скажу тебе правду. Капитан, наверное, не очень-то будет мною доволен, если придет сюда и застанет тебя живым и невредимым. Видишь ли какое дело, это неудобно, понимаешь? Тебе теперь все известно. Про наш фрахт, я хочу сказать. Да если бы ты и не знал, все равно нельзя тебя отпустить на берег. Тебя станут расспрашивать, как это такое ты остался жив, и рано или поздно докопаются до «Необузданного» и захотят нас посетить, ну, там вопросы задать или медали вручить, мало ли, и, может быть, у кого-нибудь из этих людей окажется нюх, и он учует, что у нас тут за рыбка в трюме, если ты меня понимаешь, и нас накроют, по чистой случайности, как всегда у людей, и – пуфф! – всей лавочке конец.

Питер Вагнер кивнул.

– Другими словами, капитан попросил меня... Работка, конечно, не в моем вкусе – я человек науки, и семейный к тому же. Но я на службе, знаешь ли, зарплату получаю. Когда твой капитан велит тебе, чтобы, скажем, дело Икс было сделано, ты, если местом дорожишь, берешь этот Икс и делаешь. То есть я, понятно, не убийца, боже избави! – Он вскинул руки, даже мысли такой не допуская. – Просто я подумал, если тебе все равно самому так хочется, то есть если ты, по здравом размышлении, вышел нынче ночью на мост... Ты меня понимаешь?

Питер Вагнер задумчиво посмотрел на угрей.

– Вообще-то у меня расчет был, что ты спросонья подымешься, захочешь сделать шаг...

Теперь ему стали понятны связанные ноги. Если бы все сошло как надо, он бы встал и упал прямо на угрей. И никогда бы не узнал, чем его шарахнуло. В этом было даже что-то трогательное. Нуль был человек странный, безусловно странный, но не лишенный особой, своеобразной гуманности. Большинству людей она свойственна, если поближе присмотреться. В том-то, собственно, и вся грусть. Но додумать свою мысль до конца Питер Вагнер не успел. Мистер Нуль говорил все быстрее, руки его порхали, как две птицы, то в стороны, то друг к другу, чтобы щелкнуть костяшками. Он боялся. Боялся капитана, это ясно. Бедняга, подумал Питер Вагнер. Интересно, что у него за семья. Впрочем, размышлять об этом тоже не было времени.

– Так что, если б ты согласился избавить нас всех от уймы неприятностей, – торопливо бормотал мистер Нуль, глядя на него умоляющими глазами... – Если бы ты пожелал на один краткий миг в своей жизни стать настоящим американцем, слугой ближних в высшем смысле...

Ключ в замке повернулся, дверь скрипя отворилась. Питер Вагнер бросил последний взгляд на угрей. Нет, он не мог – вот так, даже не вздохнув полной грудью. Немыслимо. И было уже поздно. С порога на них смотрел ужасный старик, недоуменно, яростно, с такой злобной силой нажимая на трость, словно стараясь во что бы то ни стало ее сломать. Потом медленными, неверными шагами он прошел внутрь каюты и вперил взгляд сначала в Питера Вагнера, потом в мистера Нуля. Питер Вагнер попятился к угрям.

– Что это такое? – по-жабьи квакнул старик.

– Ничего, сэр, – ответил мистер Нуль.

Капитан опять перевел взгляд на Питера Вагнера. Но в это время появились остальные двое: женщина Джейн и мускулистый детина с добрым, глубоко огорченным лицом. Он сразу понял, что эти двое не посвящены в замысел капитана. В них заключалась его надежда на спасение; но только вот желает ли он спасения? Он посмотрел на женщину: у нее была нежная квадратная челюсть, ковбойская грация, синие журнальные глаза и бабушкины очки – и с внезапной решимостью остановил выбор на угрях.

Капитан не сводил с него глаз, тлеющих, как два костра на городской свалке. Решено, он это сделает. Пусть они выбросят его в море, как пригорелую жареную картошку.

Прижав ладонь к сердцу и возведя очи горе, Питер Вагнер произнес:

– Прощай, жестокий мир! Еще один моряк-скиталец идет ко дну.

– Ты моряк? – крякнул капитан и прищурился.

– Служил в торговом флоте.

Тут все четверо будто по команде бросились на него, и, как он ни тянул руки, все-таки до ближайшего угря достать не сумел.

6 ВИДЕНИЕ ПИТЕРА ВАГНЕРА

– Благослови тебя бог, моряк, – проревел капитан и довольно ощутимо шлепнул его по спине.