По секрету всему свету - Ольга Александровна Помыткина

Шура убралась на кухне, то села рядом. И только тогда она стала расспрашивать, как мы живем, как поживает ее дочка и зять? Как здоровье у Вари и Маши?

— Все у нас хорошо, — ответила я, а сама все думала, как бы мне поделикатней ускользнуть к Олесе. И не хотелось бросать бабу Шуру. Тут я увидела не довязанный носок на табурете с красивым рисунком «Ёлочкой» и очень удивилась, — какой красивый у тебя узор на носке?!

— Ох, вяжу понемножку… одним глазом вижу…

Молодые и здоровые люди эгоистичны. Они думают только о себе и не могут прочувствовать болезнь даже близкого человека. И меня тоже мало беспокоила боль бабушки Шуры, мои мысли были с Андреем: «Где он? Приезжал ли сюда? Говорил ли с Олесей?». Вот что меня больше всего беспокоило. Конечно, я любила свою бабушку и жалела ее, но в первую очередь думала только о себе.

— Ты посиди, а я до магазина сбегаю. Вон, телевизор посмотри, полежи на кровати… Отдыхай, — сказала бабушка.

— А может быть я пока до подруги сбегаю.

— Сбегай, — добродушно отозвалась она. — Ключ повесь на гвоздик…

— Хорошо.

Старушка переоделась в новое ситцевое платье, подвязала белый платок и ушла. А я закрыла дом и пошла к Олесе.

Возле забора было тихо. Собака Моська молчала. Я постучала в калитку, но ничего не изменилось.

«Странно, Моська что ли сдохла… Интересно, почему она не лает, даже не ворчит?»

Я постучала еще раз и крикнула: «Олеся! Олеся! Олесь!» Но мне никто не ответил.

Я пошла домой.

Этот остаток дня я провела с бабушкой. Она сообщила мне все деревенские новости, которые знала, а знала она немного, так как редко выходила на улицу. Потом, по моей просьбе, она начала рассказ о своей молодости.

А у меня вертелось в голове: «Надо бы все это записать. Ох, беда, я даже не взяла с собой ручку и тетрадь! Буду внимательно слушать, может запомню».

Когда она закончила, я спросила, не видела ли она, случайно, Андрея. Она ответила:

— Не видела, а может видела, просто не узнала. Но бабка его жива, а дед умер этой зимой. Он последний год вообще перестал выходить на улицу.

— Я деда Андрея видела очень давно, когда мы тут еще жили. И вот, он умер, — сказала я.

— Много было народу на похоронах. Может быть и Андрей приезжал. Я не ходила на похороны. Гутя была.

— Да, наверно, он приезжал, — произнесла я тихо.

На следующий день, после обеда я пошла к Олесе.

Из ворот вышла тетя Надя. Увидев меня, она нахмурилась, но нисколько не удивилась, точно видела меня вчера.

— Здрасьте, тетя Надя! А Олеся дома?

— Дома, — ответила она сердито, не поздоровавшись.

— Вы можете ее позвать? — растерялась я.

— Мне некогда, сама зови, — проговорила она и пошла.

Я зашла во двор. Было тихо. Моська была жива, она спала у себя в конуре. Я зашла в дом. В веранде приятно пахло духами и еще чем-то вкусным. Олеся сидела у себя в маленькой комнате и листала книгу.

— Привет! — крикнула я.

Она подняла взгляд и улыбнулась милой улыбкой. Олеся не изменилась, осталась такой же маленькой и полненькой. И прическа была та же, только вот челка была слегка обесцвечена. И из-за этого ее лицо стало миловиднее. Я улыбнулась и поздоровалась.

— Привет! — отозвалась она весело.

— Чем занимаешься?

— Читаю рассказы. — Она закрыла книгу и положила на стол.

Если честно, я была очень рада Олесе.

Мы помолчали. Я не знала, о чем говорить.

И тут я, неожиданно для себя, представила Олесю с Андреем в обнимку. И мне стало тоскливо и обидно.

«Да, а она наверно ему понравилась, мужики любят блондинок», — подумала я.

— Как вы тут живете?

— Хорошо!

Я не знала, как начать разговор про Андрея. Спросить в лоб или пойти в обход. Решила спросить прямо:

— А Андрей приезжал?

— Да приезжал в июне, — добродушно ответила Олеся.

С улицы зашел брат Саша с лохматой, русой шевелюрой, веселый. Он приветливо крикнул: «Ольга, привет!» и ушел в зал.

— Привет! — ответила я удивленная, ведь в прошлом году я его видела всего раза два.

Мне как-то стало неловко продолжать беседу, и я сказала:

— Пойдем на улицу.

— Пойдем.

Моська по-прежнему спала в своей конуре и не обратила на нас внимания.

— А что у вас с собакой? — не выдержала я.

— Папа сказал, что Моська у нас стала плохо слышать, а я думаю, что она вообще оглохла, так как она не реагирует на шум.

— А, понятно.

Мы сели на лавочку за оградой, и Олеся мне все выложила про Андрея:

— Он сначала приехал на похороны деда, зимой, а потом в начале июня. Он пришел ко мне в гости, я как раз была дома, мыла посуду. Папа говорит: «Там к тебе жених пришел». — А я ему: «Какой еще жених, у меня нет никакого жениха». Я вышла и увидела Андрея. Я его не узнала, он стал намного выше и симпатичней. «Привет! — сказал он, — не хочешь прогуляться?» Я очень удивилась, но согласилась. Мы пошли по лесной дороге. Он сказал, что очень скучал по поселку, а особенно по одной красивой девушке. Я сказала, что Оли здесь нет, а он ответил: «По тебе», — «По мне?! — удивилась я. — Ты же с Олей переписывался и любил ее». — «Это дело прошлое. Я ее не понимаю. Разве может девушка признаваться в любви первая и быть такой настойчивой да навязчивой. Это все делать должен парень. Я разочарован». И больше мы о тебе не говорили. А ведь я ему написала только одно письмо и все. И он мне два написал.

— Он так сказал? — вспыхнула я, чувствуя, что мне не хватает воздуха. Я попыталась взять себя в руки.

«Какая же ты, Олеся, стерва! И ты мне спокойно об этом говоришь. Я в шоке!»

Мне стало не интересно слушать подругу, в которой я сегодня разочаровалась и не могла больше называть ее «подругой». Ей больше подходило слово — предательница.

Посидев еще несколько минут на скамейке и послушав болтовню, я деликатно сообщила, что меня ждет баба Шура и ушла домой.

Чтобы отвлечься от плохих мыслей, я затеяла генеральную уборку у бабушки в доме. Протерла пыль, убралась под кроватями в спальне, где никто и никогда не мыл. Там лежали заплесневевшие ранетки, банки кислого варенья, почему-то хранимые под кроватью и огромные слои пыли. Банки я протерла и поставила опять под кровать. Потом я протерла шифоньер, буфет, трюмо, тумбочку из-под телевизора.