Я выжгу в себе месть - Диана Чайковская

новым братом. Иной раз матери сами отдавали водяникам детей, желая избавиться от лишнего рта. За это водяники дарили женщинам жемчужные ожерелья. Получив подобный дар, можно было безбедно прожить три весны, а то и вовсе сколотить небольшую мельницу. Калина как-то рассказывала, что дочка мельника в Радогощи нарочно отдала ребенка водянику, чтобы тот не портил жернова. Василике это казалось дикостью. Она не понимала, как можно было носить под сердцем дитя, а после хладнокровно оторвать его от груди.

Другое дело – игоши. О, их в Радогощи было много. Ровно столько, сколько девок с несчастливой долей: одни влюбились в неровню, другие сбегали из дома летними вечерами, а третьих попросту обманули. Скинутые младенцы всегда возвращались. Одни тихонько завывали и плакали по ночам, не давая спать, другие же выползали и терзали горе-матерей. Калина рассказывала, что один такой вгрызся в живот родительницы и убил несчастную. Недаром Ягиня ругалась, когда слышала о гулящих незамужних девках. Ведьма корила их за то, что те отказывались пить снадобья, а после не знали, что делать с растущим животом, куда девать глаза от стыда и как потом общаться с односельчанами.

Василика еще раз окунулась с головой в бурную реку.

А ведь она могла бы сбежать, вернуться в деревню и стать хорошей травницей. Ягиня никогда ее не удерживала. Наверное, знала, что в груди Василики давно уже зародилось щемящее чувство любви к еловым лапам, запаху хвои, речным песням и даже нечисти. Она дышала вместе с Лесом, и он принимал ее. Чем громче шумели зеленые кроны, тем веселее становилось у Василики на душе. Духи Нави и те казались родными – мертвыми, холодными, но до жути близкими и понятными.

Василика промыла распущенные волосы и вышла из воды. Больше не было косы до пояса – неровно обрезанные кудри свисали чуть ниже лопаток. Девка отстригла их две седмицы назад и ничуть не жалела, наоборот, до ужаса хотелось похвастаться перед Калиной и сестрами. Мачеху наверняка хватил бы удар. Василика же чувствовала легкость, как будто с плеч спало тяжелое бремя. Раньше чернавки делали ей разные косы, вплетая в них цветные ленты или сияющие каменья, но теперь ни служанок, ни времени следить за волосами не было.

Вот только Ягиня не пускала Василику в деревню, повторяла, что она сможет показаться в Радогощи только через год, не раньше, и не без причины: часто девки, разочаровавшись в колдовском ремесле, сбегали в отчий дом, а родители на радостях принимали их. Но так не должно былоо быть – раз уж напросилась в ученицы, то должна дойти до конца или сгинуть при обучении.

Однажды Василика спросила у ведьмы, зачем они живут на Грани, смотрят, как веселятся духи Нави, и гоняют любопытных лешачат. Ягиня объяснила: это теперь в перелеске – покой и почти тишина, а раньше было совсем иначе. Духи бесновались, люди совались за пределы живого мира, умирали десятками и блуждали мертвецами, являясь родичам. Вот тогда-то и начали ведьмы селиться у самой Грани, чтобы отгонять нечисть и наводить порядок. Так и повелось. Девки с особой силой и страшными знаниями загоняли мертвых к мертвым и не подпускали к их царству живых. О том, что станется, если ведьмы и колдуны внезапно исчезнут, страшно было подумать.

Поначалу прежний порядок еще будет держаться. Люди не пойдут в непроглядный Лес, а духи не станут подманивать живых, пока не поймут, что никто не накажет их за это. Но как только подзабудется страх, начнется беззаконие. Сколько людей погибнет в Радогощи, пока найдут новую ведьму, сколько времени на это уйдет? Самое смешное, что в злодеяниях наверняка обвинят Ягиню. Пока поймут, пока наберутся смелости и найдут ту, которая согласится… О, вряд ли деревня выстоит!

Василика выбралась из воды, отряхнулась и накинула рубаху. Чистая ткань и чистое тело. До чего же славно! Сила бурлила внутри, переливалась золотом и обволакивала душу. Нет, не сбежит Василика – она станет защитницей Радогощи. Не испугается ни Мрака, ни духов Нави, ни певучих зубастых русалок. Будет принимать трех всадников, хозяйничать в избе, собирать травы под растущей или убывающей луной, временами оборачиваться лисицей и слушать, как шепчутся, соприкасаясь кронами, деревья. Они и теперь восхваляли теплое лето и страшились холодной зимы. Их сила растекалась под жарким солнцем и угасала, наставало время Мораны – лютое, беспощадное и волшебное. Время волхвования, восковых свечек и печного жара.

Одна зима, и Василика станет полноценной ведьмой.

Одна зима, и она вернется в Радогощь, переливаясь изнутри смарагдовым пламенем и думая о песне Леса даже в купеческом доме, рядом с сестрами и мачехой.

Одна зима – и сила, впитанная у алатырь-камня, раскроется внутри нее.

Так должно быть и так будет.

VI. Три всадника

Василика повесила рубашку сушиться, а сама побежала в предбанник. Смеркалось – значит, Мрак вот-вот заглянет в гости, и лучше ей не попадаться ему на глаза. А жаль, что нельзя в избу. В животе урчало от голода, да и любопытство не давало покоя. Что же все-таки случилось тогда? Только Мрак знает правду, но разве он расскажет? Василика не понимала, почему Ягиня вдруг сделалась ласковой и не отругала ее за побег.

Слишком много сомнений. Она не до конца представляла, что творилось вокруг. Да, за воротами по-прежнему завывали духи Нави, они где-то жгли костер и отплясывали, призывно звеня бубенцами, шептались деревья. Искорки мелькали в клейких листьях, а цветы… О, от них исходили такие дурманящие запахи, что вдохнешь – и позабудешь все на свете. Этим и пользовалась нечисть. Духи Нави вились возле самых ярких полянок, поджидая, когда же туда забредет живой человек.

Василике хотелось сделать что-то для Леса, послужить ему, закружиться в хороводе с мавками и назвать их всех неродными сестрами, – но осторожно, не делясь собственной кровью и не принимая хмельных напитков из их рук.

– Чего размечталась, девка? – уставился на нее хмурый Банник. – Попариться решила?

– Да нет, – ответила Василика. – Жду, пока хозяйка гостя встретит и спровадит.

– Не придет он, – покачал лохматой головой дух. – Ни сегодня, ни завтра.

– Откуда знаешь? – прищурилась Василика.

– Дык ведь это, – запнулся Банник. – Раз провинился перед хозяйкой, то еще седмицу не покажется.

Василика облегченно выдохнула, расправила плечи и покинула душную мыльню. По двору бегали куры, на крыльце лежал Всполох и спорил о чем-то с Домовым. Ягиня возилась в избе. В этот раз ведьма смешивала травы и готовила настойки. Еда остывала в печи. На столе лежали старые берестяные свитки со знаками, похожими на те, что Василика