Я выжгу в себе месть - Диана Чайковская

а кто-то просто бродил по околице, смирившись со своей участью. К собственному удивлению, Кощей обнаружил Домового. Тот был хмурым, бледным и издалека напоминал злобную тварь.

– Вот до чего дожил, – хмыкнул Кощей. – Говорю с духами и сам того не боюсь.

– А чего тебе бояться? – проскрипел Домовой. – Тебя даже Смерть стороной обошла!

Иногда Кощей об этом жалел, хотя в прежней жизни думал, что нет ничего хуже погибели. И вот теперь он считался бессмертным. А мог ли Кощей вернуться в мир живых? Вряд ли. Скорее всего, его тело рассыплется, как только он пересечет Грань.

Нередко он бродил по костяной избе, всматривался в черные глазницы черепов и спрашивал себя, не выйти ли, не покинуть ли Навий мир, чтобы умереть окончательно раз и навсегда, или продолжать существование, ждать писем, которые приносит Вран Воронович от ведьм и знахарок, набирать мертвую воду в реке.

Да и мог ли Кощей звать себя человеком, если уже давно не чувствовал внутри ничего человеческого? Он дарил покой умертвиям и душам, которые скитались по самому краю Навьего царства, но легче от этого не становилось. Пустота съедала его день за днем. Хотя какой там день? Тут не было ни солнца, ни луны – сплошной туман вверху. Кощей ложился спать и вставал, не зная, сколько лучин прошло.

Давным-давно он пришел в Навь по собственной воле и остался. Немногим позже, когда слухи о Бессмертном разлетелись далеко за пределы мира мертвых, к нему пожаловали во́роны. Птицы притащили ему ткань для одежды и постели, а после стали верными посланниками и друзьями.

Вороны приносили Кощею вести из мира живых. Иногда – немного еды, вина или другие дары от знакомых ведьм. Это напоминало Кощею, что он все еще человек. Пустой, выжженный изнутри, седой, костлявый, бледный – в общем, никудышный, – но по-прежнему живой.

Эти ниточки, все еще связывающие его с Явью, мешали окончательно отдаться Смерти. Врали слухи – Кощей никогда не встречал призрака в черной накидке, между ними не существовало никаких договоров. Просто однажды Кощей пришел в Навье царство и остался там. Не старел, не нуждался в еде – всего лишь жил, потихоньку строя себе дом из костей. А из чего еще строить, когда вокруг – ни одного живого дерева?

Да, Навье царство походило на густой Лес, но никогда не было им. Все окружавшие дом елки – обычный морок. Кощей догадывался, что за ним пряталась пустота и лицо ее казалось настолько безобразным, что даже беспощадные боги решили его прикрыть.

Пустота разъедала его, шипела, вилась вокруг, нашептывая на ухо страшные слова, постепенно сводя с ума. Пустота пела ему о боли, о прошлых бедах, о том, что настало время покончить со всем и оборвать и без того истончившуюся нить, и Кощей кивал, соглашался, но ничего не делал.

У него не было сил уходить далеко. Грань миров сверкала вдали, словно зазывала. Кощей же наводил порядок, иногда писал или прогуливался по округе, ища неупокоенных мертвецов. Обычно те разбегались, стоило ему появиться неподалеку. Нежить посильнее оставалась и набрасывалась на живую душу, пытаясь заполучить ее пламя. Кощей же доставал из ножен старый верный меч и рубил, пока глаза не закрывала кровавая пелена, пока душа не всколыхивалась, напомнив ему, что он пока еще жив. И отпускало.

Бывало и так, что он приходил в себя рядом с обезображенными телами. Тяжесть с души спадала. Становилось легче, пусть и ненадолго.

И вот ему-то одна из ведьм предложила присмотреть за… живой девицей. Молодицей с полевым ветром в голове. Чушь! Кощея возмущала даже мысль об этом. Он не собирался возиться с сопливой девкой и уж тем более защищать ее от тварей. Да и не умел он никогда ладить с детьми, особенно рослыми, у которых тело вроде бы выросло, а в голове по-прежнему была одна дурь. Кощей желал сохранить покой. Он слишком привык к навязчивому шепоту, растущей усталости и долгому сну. Страшно было представить, что случится, если кто-то его потревожит, разбудит, заставит ожить по-настоящему.

Кощей этого не хотел. Не просто так он пришел в Навь и не случайно оставался тут, довольствуясь краткой перепиской и болтовней с Враном.

* * *

Багряный всадник был удивительно непохож на своего брата. Румяный, улыбчивый, с ямочками на щеках – ну точно красно солнышко, по-другому не назовешь. Светоч с удовольствием ел все, что подносили, и нахваливал хозяйку. Ведьма радовалась так, словно ее впервые в жизни поблагодарили.

Василика никогда не любила подобных молодцев, но от Светоча исходило такое теплое сияние, что она невольно сама тянулась к нему и улыбалась, впитывая мягкую силу. Он пил и ел за троих, сбитень стекал по рыжей бороде, но это совершенно не беспокоило Светоча. Да, таким и должен быть всадник Зари.

– Слышал я, что Мрак ночью лютовал, – проговорил он. – Только помочь не могу, сами знаете, мне против брата идти сами боги запретили.

– Тебя никто и не просит, – нахмурилась Ягиня. – Разве я тебе жаловалась?

– Нет, – осекся Светоч. – Но я думал, ты попросишь моей помощи…

– Курица тоже много чего думала, – хмыкнула ведьма. – А в похлебке вон плавает.

Василика тихонько засмеялась.

– Ладная девка, – взглянул на нее Светоч. – Будет жаль, если сгинет.

– Не сгинет, – усмехнулась Ягиня. – Уж мне-то поверь.

И все-таки, что же тогда произошло? Обрывки воспоминаний проносились, как во сне. Василика не могла припомнить, что случилось после того, как они с Мраком поцеловались и он обернулся чудовищем и попытался сделать ей больно. А дальше что? Леший вмешался, оттолкнул? Или она сама призвала силу?

Василика терялась в догадках, но боялась спрашивать Ягиню. Сама ведьма не напоминала и не пыталась ее наказать. Оттого и на душе становилось все тревожнее. Стоило ли Василике ждать дурных вестей и думать о худшем?

Они завтракали вместе со Светочем. Ведьма подавала мясную похлебку, багряный всадник хохотал и рассказывал о чудесах, которые творились в заморских землях. Ягиня кивала, переспрашивала. Всполох суетился рядом и норовил забраться Светочу под рубаху, но тот грозно поглядывал на духа и обещал его поколотить как следует.

– Да как же ты меня поколотишь, – хмыкал Всполох. – Я ведь весь из пламени!

– А ты не забывай, кто я, – угрожающе усмехнулся всадник. – Любой пламень мне подвластен.

Василика наблюдала за ними и радовалась. Ей нравилось сидеть возле Светоча, слушать, как Ягиня одергивала Всполоха, и видеть, как тот недовольно откатывался в сторону. Но всему приходит конец. Вот и багряный всадник встал, поблагодарил хозяйку, пожелал добра и вскочил на верного коня.

Когда Светоч исчез за воротами,