Люди Путина. О том, как КГБ вернулся в Россию, а затем двинулся на Запад - Кэтрин Белтон

они просто являлись за своей долей, но в некоторых случаях хотели и власти.

— Они говорили: «Делаешь деньги и откатываешь нам», — заявил Юрий Швец.

Сориентировавшись в рыночных реформах правительства, заработав состояния и получив власть, молодые магнаты постепенно задвигали на задний план своих бывших спонсоров из КГБ. Казалось, рождается новая Россия, в которой вчерашние комсомольцы превращаются в сияющие символы новой эпохи капитализма. Ходорковский с командой банка «Менатеп» даже выпустил манифест, прославляющий ценности богачей: «Наши цели ясны, задачи определены — в миллиардеры. […] Хватит жить по Ильичу. Наш компас — прибыль, наш кумир — Его Финансовое Величество Капитал. Богатство раскрепощает». 50 тысяч таких листовок раздали на улицах. Магнаты стремились выбиться в миллиардеры, хотели доказать, что в обогащении нет ничего плохого — и это после десятилетий коммунистической идеологии, когда получение прибыли считалось преступлением. Но «молодые волки» выбрали кратчайший и легчайший путь к богатству.

Реформы, которые претворяло в жизнь правительство Гайдара, должны были переключить Россию на рыночные отношения максимально быстро, невзирая на последствия. Консультантами выступили американские экономисты из Гарварда под руководством Джеффри Сакса. Он надеялся, что результаты превзойдут итоги реформ «шоковой терапии» в Польше, где стремительный переход на рыночную экономику был реализован за два года. Но в России развитие существенно тормозилось советским наследием. Гайдаровские реформаторы оказались в меньшинстве, а прогнившая система, в условиях которой запускались эти реформы, ударила по экономике. В выигрышной позиции были только такие, как Ходорковский, успевшие открыть банки в последние годы советской власти. Какое-то время казалось, что американские экономисты смирились и с этим. Они надеялись помочь вырастить новый класс предпринимателей и были готовы на все, чтобы ослабить хватку старой гвардии.

В ночь на 1 января 1992 года цены были освобождены. Новоиспеченные магнаты ринулись делать деньги, а правительство и население вступили в борьбу за выживание. Отпуск цен вызвал разрушительную гиперинфляцию, так как поставщики и производители пытались компенсировать наследие плановой экономики — дефицит. В отличие от Польши, где после первой волны инфляции все быстро нормализовалось, Гайдара ждала конфронтация с макиавеллевским главой Центробанка Виктором Геращенко. Прежде он занимал видные должности в различных советских зарубежных банках, финансировавших операции КГБ, и теперь просто продолжал печатать деньги, невзирая на обстоятельства. Цены на потребительские товары выросли на 400 процентов и выше. Гиперинфляция серьезно пошатнула покупательную способность и лишила население последних сбережений, но Ходорковский и другие магнаты сумели выстоять. Через свои банки они получили доступ к твердой валюте и с легкостью переводили в доллары любые рублевые доходы.

Преуспели банкиры и на следующем этапе рыночной реформы — приватизации госпредприятий. Бывшие комсомольцы, воротилы черного рынка, организованные преступные группировки, агенты КГБ и директора госпредприятий были единственными игроками, кто успел перехватить денежные потоки и обладал солидными средствами для участия в так называемых массовых приватизациях. По словам Григория Явлинского, одного из самых принципиальных экономистов, выступавших за постепенное введение реформ, приватизация в условиях гиперинфляции лишь ускорила концентрации богатств в руках этой маленькой группы:

— Как можно проводить приватизацию, когда деньги исчезли как институт? В таком случае она может быть только преступной. Следующим шагом была преступная приватизация.

— Когда Гайдар начал приватизацию, все уже было конфисковано, — сказал политолог Глеб Павловский. — Самая большая ошибка премьер-министра была в том, что, приступив к реформам, он думал, что имеет дело с экономикой 1987 года. Но советской экономики к тому моменту уже не существовало.

Правительство Гайдара хотело сделать процесс приватизации общедоступным — рабочим раздавали ваучеры, которые можно было перепродать. Но чтобы выжить в условиях гиперинфляции, рабочие были вынуждены обменивать ваучеры на деньги или даже на хлеб.

Впрочем, самой легкой и крупной добычей магнатов стало предоставление банкам доступа к хранилищам наличности. Вместо того чтобы создать собственную казну, хранение стратегических средств российского бюджета на депозитных счетах государство доверило банкам, что стало для фаворитов Кремля схемой моментального обогащения. Они могли вложить миллионы государственных долларов в сверхприбыльные инвестиции или потратить их в приватизационных аукционах, а правительству оставалось сидеть и ждать, когда деньги вернутся. Жизненно важные программы — расходы на оборону, поддержка населения в опустевших регионах Крайнего Севера — замораживались, выплаты останавливались, а государство только раздавало пустые обещания. Правительство сидело на мели, а «молодые волки» от экономики изобретали хитроумные схемы, чтобы не платить налоги и таможенные сборы.

Новоявленные миллионеры оказались гораздо смекалистее своих наставников из КГБ и быстро адаптировались к новому рынку, превратившись в франкенштейновских монстров и обставляя своих создателей. Момент, когда контроль над экономикой безвозвратно перешел в руки магнатов, пришелся на середину 1995 года. Это был последний год перед первыми постсоветскими президентскими выборами. Казна правительства оставалась пустой, зарплаты и пенсии задерживались месяцами, рейтинги доверия Ельцину рухнули до ничтожных 6 процентов. Магнаты боялись возврата к коммунизму — в этом случае они лишились бы состояний и, весьма вероятно, свободы. Они давно присматривались к самым лакомым отраслям индустрии — крупным государственным промышленным предприятиям. Все уже приобретенное выглядело мелочью по сравнению с огромными ресурсами, все еще находившимися под контролем государства.

Велеречивый отпрыск советского дипломата Владимир Потанин стал одним из главных банкиров страны. Он изобрел, казалось бы, гениальную схему: предложил молодым банкирам помочь ельцинскому правительству серией займов в обмен на акции крупнейших предприятий страны. Магнатам передавалось управление предприятиями и предоставлялась возможность продать акции, если правительство не сможет вернуть займы. Когда эта идея была озвучена, наблюдатели посчитали, что ее шансы на успех равны нулю. Слишком велик, говорили они, потенциальный риск коррупции, ведь у банкиров были все возможности перепродать акции самим себе.

Но у магнатов нашлись в правительстве влиятельные друзья. И лучшим из них был автор программы приватизации Анатолий Чубайс, рыжеволосый вице-премьер и близкий соратник Гайдара. Заручившись серьезной поддержкой команды экономистов из США, Чубайс намеревался любой ценой ослабить душащую экономику государственную хватку. Слишком много промышленных объектов все еще находилось во владении государства, во власти «красных директоров» и КГБ, а опасность возвращения коммунизма по-прежнему существовала. Если правительство одобрит предложение банкиров, это позволит создать новый класс собственников, а за счет займа в 1,8 миллиарда долларов заодно наполнит государственную казну. Магнаты же, в свою очередь, в предвыборной борьбе с коммунистами поддержат Ельцина и сохранят свои состояния. Чубайс верил, что это ознаменует окончательную победу либеральных реформаторов над старой гвардией.

Однако схема обернулась первородным грехом российской рыночной экономики, позорным пятном, замаравшим все и вся. После этого сама законность приобретения имущества неоднократно ставилась под вопрос. Приватизация осуществлялась по схеме «займы за акции», и эта внутренняя сделка способствовала передаче национальных ресурсов в руки молодых банкиров по бросовой цене. Новоиспеченные магнаты обыграли своих наставников