Люди Путина. О том, как КГБ вернулся в Россию, а затем двинулся на Запад - Кэтрин Белтон

печатали самиздатовские трактаты о новых реформах. Одновременно у небольшой элитной группы разведчиков росло понимание того, что советская экономика вошла в смертельное пике, что империя восточного блока дальше существовать не сможет, не говоря уже о сферах влияния и подрывных кампаниях в Южной Америке, на Ближнем Востоке, в Африке и на Западе.

— Если вы хотите проводить политику империи, вы должны иметь возможность тратить огромные деньги, — сказал человек, тесно работавший в те дни с реформаторами из внешней разведки. — Но конкурировать с США мы не могли. Потому что это было дорого, трудноосуществимо и, вероятно, нереализуемо.

Прогрессивно мыслящие комитетчики еще не начали готовиться к возможному перевороту в Восточной Германии, но уже заговорили о реформах в самом СССР.

Советская экономика, вынужденная в ходе гонки вооружений производить военное оборудование и конкурировать с Западом, испытывала серьезный недостаток в ресурсах для всего остального. Теоретически коммунистическое государство должно было обеспечить всех работающих бесплатным образованием и медициной, но на практике плановая экономика не работала, и граждане государства, которых, по идее, оно должно было защищать, жили в нищете. Государство через коррупционные схемы продавало огромные природные ресурсы, но не смогло развить легкую промышленность и производить конкурентоспособные товары широкого потребления. Не было частной собственности и даже понимания того, что такое прибыль. Вместо этого правительство распределяло по предприятиям производственные квоты, контролировало доходы и фиксировало цены. У людей не было мотивации, система не работала. Установленные цены на потребительские товары были недопустимо низкими, поэтому в стране образовался тотальный дефицит — от хлеба, колбасы и других продуктов питания до автомобилей, телевизоров и квартир. Дефицит означал очереди и нормирование, и порой ждать товара приходилось месяцами. Неофициальные связи и взятки чиновникам часто являлись единственным способом избежать ожидания в длинных очередях и получить самые необходимые услуги — от ремонта обуви или места в больнице до гробов и похоронных церемоний. Чрезмерная власть советской бюрократии стала причиной всеобщей коррупции и процветания черного рынка.

В конце 1960-х годов воротилы черного рынка (цеховики) начали открывать подпольные фабрики, на которых использовались запчасти и материалы, вынесенные с государственных заводов. За такую деятельность можно было получить от десяти лет тюрьмы, но постепенно продукция таких фабрик стала единственным способом хотя бы частично закрыть дефицит, порожденный плановой экономикой. Валютные спекулянты бродили по залам отелей «Интурист» и, рискуя сесть в тюрьму, скупали доллары у туристов по завышенному курсу. На этом и наживались: при всеобщем дефиците любой имеющий доступ к твердой валюте чувствовал себя королем. Доллары открывали двери в элитные магазины «Березка», где полки были завалены качественными товарами с Запада. В таких магазинах можно было купить одежду, пластинки с поп-музыкой и все, что производилось за пределами унылой советской экономики, то есть все, что можно было продать с большим наваром. Дефицит был всеобъемлющим, и, по словам Юрия Швеца, торговали все. Директора фабрик мухлевали с бухгалтерией и поставляли материалы воротилам черного рынка в обмен на часть прибылей. Сотрудники правоохранительных органов закрывали глаза на валютных спекулянтов в обмен на взятки и доступ к буфету отеля. А на вершине пирамиды стояла партийная элита, которая с начала семидесятых годов получала прибыли с контрабандных и торговых схем. И все это подрывало любые усилия по улучшению производства.

— Советский Союз не мог произвести даже пару колготок или ботинок, — говорил Швец. — Проститутки отдавались в первую ночь за один чулок, а в следующую — за другой. Это был кошмар.

Систему нужно было менять, и яснее всех это понимали сотрудники внешней разведки. Они имели возможность путешествовать, наблюдать, как работает рыночная экономика, и осознавали, что социалистическая система не может угнаться за техническим прогрессом западного мира. К числу этих сотрудников относился и легендарный шеф внешней разведки Михаил Мильштейн — он много лет служил в США, а затем вернулся в Москву, чтобы возглавить кафедру разведки в Военной академии СССР. В семидесятых годах он перешел на работу в Институт США и Канады, где тесно сотрудничал с международным отделом под руководством Фалина и продумывал, среди прочего, пути восстановления дружественных отношений с Западом. Институт располагался в красивом дореволюционном здании на тихой московской улочке, и в его аудиториях Мильштейн с коллегами из внешней разведки работал над предложениями по разоружению. В поисках выхода из, как он называл, «порочного круга» противостояния Западу он завязал тесные отношения с госсекретарем США Генри Киссинджером.

А на другом конце города в темной многоэтажной башне образца семидесятых годов к разработке реформ по ослаблению государственной монополии в экономике приступила группа экономистов из Института мировой экономики и международных отношений (ИМЭМО). В группу входил и талантливый молодой экономист, сын советского генерала из внешней разведки Райр Симонян. Он тесно сотрудничал с заместителем отца агентом внешней разведки Андреем Акимовым, который позже возглавил банк внешней торговли СССР в Вене и стал одним из главных финансистов режима Владимира Путина. Симонян бывал в ГДР в связи с исследованиями и понимал, как чудовищно отстает советская экономика. Он сказал:

— Это был другой мир.

Уже в 1979 году Симонян разрабатывал реформы, которые позволили бы привлечь в экономику иностранный капитал — для этого требовалось создание совместных предприятий. Такие смелые меры угрожали монополии советской экономики и потому незамедлительно попали под запрет — так распорядился директор института. Но когда во время правления Андропова в 1983 году в институт пришел новый директор, по словам Симоняна, «началась совершенно другая жизнь». Им стал бывший посол СССР в Канаде Александр Яковлев, считавшийся наставником Горбачева и крестным отцом перестройки. Симонян тесно сотрудничал также с Евгением Примаковым. Этот агент внешней разведки с китайской внешностью много лет работал на Ближнем Востоке в качестве корреспондента газеты «Правда» и укреплял связи с Саддамом Хусейном и другими восточными лидерами, попавшими под советский патронаж. В семидесятые годы Примаков работал в ИМЭМО и сотрудничал с Мильштейном из Института США и Канады, а когда Яковлева повысили до члена Политбюро, занял его место директора ИМЭМО. Теперь Примаков возглавил один из самых прогрессивно настроенных отделов внешней разведки, и ИМЭМО стал стартовым механизмом перестроечных реформ.

При Андропове сформировалось новое поколение экономистов. Молодые ученые Егор Гайдар и Петр Авен заговорили о далеко идущих планах в сфере рыночных реформ, которые, по их мнению, сыграли бы ключевую роль в выживании восточного блока. В восьмидесятые годы оба они работали в другом, не менее важном исследовательском институте — Всесоюзном институте системных исследований, оба — выходцы из советской элиты. Отец Авена был одним из самых уважаемых академиков страны, а отец Гайдара под прикрытием корреспондента «Правды» работал на Кубе, где дослужился до