Некоторые любят погорячее, или Джентльмены предпочитают блондинок - Анита Лус

положила конец посещению музеев с мистером Споффардом, объяснив ему, что я больше люблю природу. А на природу смотрят из экипажа в парке, и это гораздо легче, потому что, по крайней мере, ноги не болят. Он теперь начинает все чаще говорить, как бы он хотел, чтобы я познакомилась с его матерью, и, кажется, действительно, все устраивается к лучшему. Только по вечерам мне очень трудно ладить с мистером Эйсманом. Он бывает вечером обыкновенно в отвратительном расположении духа, потому что каждый раз, как он хочет назначить какое-нибудь деловое свидание по поводу пуговичных фабрик, оказывается, что как раз в это время все джентльмены в Вене привыкли идти в кафе. Или оказывается, что венские джентльмены, с которыми он должен иметь деловую встречу по поводу пуговиц, затеяли пикник, и все надевают коротенькие брюки с голыми коленками, прицепляют павлинье перо к шляпе и отправляются в Тироль; так что мистер Эйсман очень обескуражен. Но если кто-нибудь может быть обескуражен, так это я: в конце концов, если вы целую неделю не сомкнули глаз ни на минуту, так вы не можете не чувствовать себя в подавленном настроении!

Май 27

Наконец, я не выдержала; а мистер Споффард сказал, что, по его мнению, когда такая маленькая девочка, как я, хочет перевоспитать весь мир, то она слишком много на себя берет, особенно если начинает с такого субъекта, как Дороти. Он очень беспокоится за мое здоровье и сказал, что в Вене есть знаменитый доктор, которого зовут профессор Фрейд, и что он может быстро вылечить мои нервы, потому что он не лекарствами лечит болезни, а заговаривает их психоанализом. Вчера он меня повез к профессору Фрейду. Мы с профессором очень долго разговаривали по-английски. Оказывается, что у всех есть «вытесненные желания» (это когда вам хочется что-нибудь сделать, а вы этого не делаете). Профессор Фрейд спросил меня, какие я вижу сны. Я ему сказала, что мне никогда не снится никаких снов. Я думаю, что у меня мозг так много работает весь день, что ночью, наверно, ему кроме отдыха ничего не нужно. Профессор Фрейд очень удивился, что встретил девушку, которой никогда не снится никаких снов. Он стал расспрашивать меня про мою жизнь. Я должна сказать, что он очень-очень симпатичен и удивительно как умеет вызвать на откровенность. И, между прочим, он меня спросил, случалось ли мне очень сильно желать сделать что-нибудь, чего я не делаю? Например, случалось ли мне захотеть сделать что-нибудь очень жестокое, – предположим, застрелить кого-нибудь? На это я ответила, что случалось, но что пуля только задела мистеру Дженнингсу легкое и благополучно прошла насквозь. Тогда профессор вытаращил на меня глаза, долго смотрел и потом воскликнул, что это невозможно. А потом позвал своего ассистента и показал на меня и что-то долго ему рассказывал на венском языке. Его ассистент тоже вытаращил на меня глаза и долго смотрел; очевидно, они находят, что я «замечательный случай». В результате профессор Фрейд сказал, что все, что мне нужно, – это начать культивировать «вытесненные желания», а главное хорошенько выспаться.

Май 29

Мое положение начинает осложняться: вчера мистер Споффард и мистер Эйсман оба очутились в вестибюле отеля Бристоль, так что пришлось сделать вид, что я их не вижу. Но если легко сделать вид, будто не видишь одного джентльмена, то сделать вид, что не видишь двух, – очень трудная задача. Так что непременно должно что-нибудь случиться или мне придется признаться, что не всегда все устраивается к лучшему. Сегодня мы с Дороти условились пить чай в 4 часа с графом Сальмом, только в Вене это называется не пить чай, а «яузен», и пьют не чай, а кофе. Прямо любопытно видеть, как венские джентльмены бросают свои занятия и спешат на «яузен» какой-нибудь час спустя после завтрака, но венские джентльмены вообще, очевидно, с временем не считаются, кроме того, когда пора идти в кафе, – это они все знают; или может быть они не обращают внимания, если ошибутся и попадут туда слишком рано. А мистер Эйсман говорит, что когда приходит время заняться пуговичными делами, то они теряют всякий интерес к разговорам, от чего мистер Эйсман начинает так нервничать, что ему взвыть хочется. Мы отправились к Деймелю, где нас ожидал граф Сальм. Но в то время как мы начали «яузен» с графом Сальмом, вошла мать мистера Споффарда со своей компаньонкой мисс Чапман, и мисс Чапман все время на меня смотрела и что-то говорила матери мистера Споффарда, наверно обо мне. Я пришла в нервное состояние; мне ужасно неприятно было, что нас видели с графом Сальмом. И так не малого труда мне стоило заставить мистера Споффарда поверить, что я стараюсь перевоспитать Дороти; но если я начну его уверять, что я стараюсь перевоспитать графа Сальма, то он, пожалуй, найдет, что всему есть границы. А мать мистера Споффарда, очевидно, глуха, – она все время держит у уха слуховой рожок, так что я волей-неволей слышала многое из того, что говорила мисс Чапман (хотя «Хороший тон» и не советует подслушивать чужие разговоры); слышала, как она сказала матери мистера Споффарда, что я «тварь» и что-я-то и есть причина того, что ее сын все последнее время совсем забросил ее и неглижирует ей. Мать мистера Споффарда воззрилась на меня и долго глаз с меня не сводила, хотя «Хороший тон» и запрещает пристально смотреть на кого-нибудь. А мисс Чапман все кричала на ухо матери мистера Споффарда и, между прочим, упоминала Вилли Гвинна; я думаю, что мисс Чапман наводила обо мне справки и как-нибудь узнала ту историю, когда все родные Вилли Гвинна имели со мной очень долгое совещание и за 20.000 долларов уговорила меня не выходить за него замуж. Так что я серьезно начинаю желать, чтобы мистер Споффард представил меня своей матери, прежде чем ей успеют набить голову всякими предрассудками. События так и нагромождаются одно на другое, и я прямо на грани нервного расстройства, а у меня все еще не было времени начать предписания профессора Фрейда. Я решила сказать сегодня мистеру Эйсману, что хочу рано лечь спать; таким образом я смогу покататься вечером с мистером Споффардом и полюбоваться природой; может быть, он скажет что-нибудь определенное; ничто так не воодушевляет джентльменов на определенные поступки, как природа при лунном свете.

Май 30

Мы с мистером Споффардом долго катались вечером в парке, только на венском языке это называется не парк, а «пратер». Пратер прямо божественный, он очень похож