Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Были запрошены во всех областных управлениях КГБ Украины, в том числе во всех западных областях — Волынской, Львовской, Ивано-Франковской, Тернопольской, Драгопольской, Луцкой, Станиславской — все уголовные дела за 1939–1940 годы. Поступили тысячи дел. Путем осмотра дел устанавливали граждан Польши. Все они были привлечены к уголовной ответственности, среди них были легионеры, полицейские, работники военной разведки и контрразведки. По всем делам были приговоры. Абсолютное большинство лиц по этим делам были расстреляны.
Проводилось много проверок для решения вопроса о реабилитации расстрелянных, но реабилитация не состоялась по разным причинам. Однако я хорошо помню, что когда я был выведен из группы и занимался другими сложными делами, то эти дела у меня запрашивали члены следственной группы «Катынского дела». Я обращал их внимание на то, что фигуранты дел представляли опасность для власти, то есть были врагами, за что и были расстреляны. Расстрел их был произведен в соответствии с решением судебных органов. Так мною были изучены дела на Шембека Яна Адамовича (ст. 58—4, 58-6 УК РСФСР) — бывшего начальника отдела польских граждан в Латвии; Переца Антона Станиславовича (ст. 58—6 УК РСФСР); Бонкевича Винцента Станиславовича (ст. 58—4, 58-6 УК РСФСР) — полковника разведотдела Польского Генштаба; Кальванаса (Кравчунас) Юрия Юрьевича (ст. 58—6 УК РСФСР); Лозовского (Жимерского) Станислава Войцеховича (ст. 58—6 УК РСФСР); Макарчинского Януша Иеронимовича (ст. 58—4,58-6 УК РСФСР) — полковника, начальника 2-го отдела Польского Генштаба и многих других.
Все они были привлечены к уголовной ответственности либо по решению военных трибуналов, либо по постановлению Особого Совещания НКВД СССР и были включены в список расстрелянных военнопленных. Однако я хорошо помню, что один из них — или Шембек, или Макарчинский — в 1941 году был освобожден от уголовной ответственности по решению Особого Совещания НКВД СССР, на что я обращал внимание прокуроров. Возможно, его также включили в списки расстрелянных.
Я запомнил это дело потому, что там красочно была описана вся разведка западных областей нашей Украины, вся связь, вся оперативная работа описана — это учебное пособие для любого начинающего чекиста. В деле были данные на этого полковника разведки и написано: «Освободить 14 или 20 июля 1941 года», то есть этот полковник был освобожден. Но мой коллега, мне неэтично называть его фамилию, он должен прибыть к нам сюда, мне сказал: «Ты не лезь. Это не твое дело, он числится в расстрелянных». Я привел это в качестве примера.
В дальнейшем я не имел контактов с прокурорами следственной группы Катынского дела, так как был переведен в Следственное управление ГВП.
Действительно, дело велось безобразным образом. В 1993 году веяния пошли в одну сторону, потом в другую, и так каждый год. Работники так и дело вели — то нашим, то вашим.
Но в конечном итоге практически весь следственный состав прокуратуры, который занимался этим делом, за свою добросовестную работу весь без исключения (это около пяти — семи человек) был представлен польским правительством к высшим правительственным наградам Польши.
К сожалению, работники военной прокуратуры передавали часть материалов польской стороне, не согласовывая это с руководством — из чисто дружеских таких расположений, но опять-таки как бы идя по курсу политической окраски, как бы чувствуя, угадывая, что нужно. И поляки этим, безусловно, пользовались.
Только по разговорам было известно, что следователи и прокуроры военной прокуратуры, которые участвовали в деле, выезжали на отдых в Польшу, получали там различную оргтехнику, чтобы множить эти документы — служебные, секретные. Они посещали польское посольство, Общество польско-советской дружбы, находились в приятельских отношениях с отдельными чиновниками польского государства.
Илюхин В.И.:
— Спасибо. Владислав Николаевич, вы что-то хотели сказать? Уж ради бога, вы извините, мы первый раз слушаем представителей ГВП. Немножко от регламента отойдем.
Швед В.Н.:
— Прежде всего я хочу выразить восхищение позицией Сергея Ивановича, потому что вы представляете, что такое военные люди. Им дали команду — и под козырек.
Хочу добавить, что в марте 2006 года мы с Сергеем Стрыгиным встречались в Главной военной прокуратуре с генералом юстиции Кондратовым и полковником Шаломаевым, которые конкретно вели и знали Катынское дело. Два часа длился разговор в ритме пинг-понга, но, когда знаешь реальную ситуацию, сразу видно, кто виляет. По крайней мере, в ходе разговора нам удалось установить, что дело было заказным, версия рассматривалась только одна — о безусловной виновности советского довоенного руководства. Временные рамки для следствия были поставлены жесточайшие — рассматривать события в Катыни только марта — мая 1940 года. Спрашиваем: а что же 1941 год? Как с выводами комиссии Бурденко? Ответ: «Это к делу не относится».
Я, честно говоря, не ожидал, что представитель военной прокуратуры выскажется таким образом. Но всегда верил, что в России найдутся люди, которые скажут правду. Поэтому сегодня следует добиваться возобновления объективного следствия, взяв его под контроль.
Илюхин В.И.:
— Владислав Николаевич, забегаете.
Крук В.М., генерал-майор юстиции, помощник заместителя Генерального прокурора — Главного военного прокурора с 1992 по 1999 г.:
— При расследовании каждого дела обязательно должны соблюдаться два принципа — беспристрастность и справедливость, базирующиеся на общепризнанных нормах европейской Конвенции о защите прав и основных свобод человека и гражданина. При этом все доказательства, положенные в основу принимаемого по результатам расследования уголовного дела, должны отвечать требованиям допустимости и относимости. Это значит, что принимаемые доказательства должны иметь непосредственное отношение к предмету доказывания и должны быть получены в установленном уголовно-процессуальным законом порядке. Это истина, не требующая дополнительной аргументации. При этом надо иметь в виду позицию, изложенную Конституционным Судом РФ в Постановлении № 13-П от 24 июня 2004 года при конституционно-правовой оценке норм уголовно-процессуального закона, в соответствии с которой обвинение может быть признано обоснованным только при условии, что все противостоящие ему обстоятельства дела объективно исследованы и опровергнуты стороной обвинения. При этом Конституционный Суд РФ указал, что, осуществляя доказывание, следователь, прокурор обязаны принимать в установленных процессуальных формах все зависящие от них меры к тому, чтобы были получены доказательства, подтверждающие как виновность, так и невиновность лица в совершении инкриминируемого ему преступления. То есть расследование должно быть объективным, полным, всесторонним и непредвзятым.
Так вот, расследование дела, о котором идет речь, не отвечает ни одному из перечисленных выше принципов.
Я хорошо помню пропольский ажиотаж, в обстановке которого начиналось расследование. С первых дней делались глубокомысленные намеки о «верных сведениях» из спецслужб и Администрации президента о расстреле польских офицеров именно сотрудниками НКВД, что уже однозначно указывало на заказной характер инициирования этого расследования.
Из общения с руководителями структур ГВП, имевших отношение к расследованию, было понятно, что поставлена четкая задача — обосновать и найти способ доказать причастность лично Сталина и НКВД к расстрелу польских офицеров, а версию о расстреле поляков немцами вообще не рассматривать. Эту команду четко понимали на всех уровнях и принимали к действию. Ведь не зря следствие поручили именно военной прокуратуре. Время было смутное, публичное поливание грязью советского прошлого приветствовалось и поощрялось, и направление ветра многие быстро улавливали.
Под выполнение этой задачи и осуществлялся соответствующий подбор следственной группы. В аппарате ГВП было немало толковых, профессионально грамотных и морально порядочных следователей. Но ни один из них в следственную группу не вошел. В нее вошли те, в ком были уверены, что они без колебания выполнят поставленную задачу. Кто это был? Их все знают.
У меня сложилось впечатление, и оно впоследствии подтвердилось, что и настоящего прокурорского надзора за расследованием этого дела практически не осуществлялось. Я имею в виду надзор со стороны наших органов прокуратуры. Зато плотный контроль за следованием заранее выбранной версии осуществлялся польской стороной.
О какой независимости и беспристрастности расследования можно говорить, когда все, начиная от писчей бумаги до множительной техники, следственной бригаде поставлялось польской стороной. Не секрет, что ездили в командировки, на отдых под их патронатом. Постоянно ходили в Дом дружбы, в польское посольство, на регулярные фуршеты, руководители группы находились с рядом польских официальных лиц более чем в хороших отношениях. Это объясняет, почему польской стороне, помимо официально переданных документов, масса материалов передавалась неофициально, почему так называемую научно-историческую экспертизу фактически делали польские специалисты, основываясь на своем видении проблемы. Впервые эта экспертиза увидела свет именно в Польше, а не в стране, в которой проводилось расследование.
- Мой Карфаген обязан быть разрушен - Валерия Новодворская - История
- В Речи Посполитой - Илья Исаевич Левит - История
- История падения Польши - Сергей Соловьев - История
- Русь и Рим. Реконструкция Куликовской битвы. Параллели китайской и европейской истории - Анатолий Фоменко - История
- Россия, Польша, Германия: история и современность европейского единства в идеологии, политике и культуре - Коллектив авторов - История
- Древний рим — история и повседневность - Георгий Кнабе - История
- Философский пароход. 100 лет в изгнании - Коллектив авторов - Биографии и Мемуары / История / Публицистика
- Блог «Серп и молот» 2019–2020 - Петр Григорьевич Балаев - История / Политика / Публицистика
- Отпадение Малороссии от Польши. Том 1 - Пантелеймон Кулиш - История
- Вехи русской истории - Борис Юлин - История