"Катынское дело". Проверка на русофобию - Виктор Илюхин

О какой независимости и беспристрастности расследования можно говорить, когда все, начиная от писчей бумаги до множительной техники, следственной бригаде поставлялось польской стороной. Не секрет, что ездили в командировки, на отдых под их патронатом. Постоянно ходили в Дом дружбы, в польское посольство, на регулярные фуршеты, руководители группы находились с рядом польских официальных лиц более чем в хороших отношениях. Это объясняет, почему польской стороне, помимо официально переданных документов, масса материалов передавалась неофициально, почему так называемую научно-историческую экспертизу фактически делали польские специалисты, основываясь на своем видении проблемы. Впервые эта экспертиза увидела свет именно в Польше, а не в стране, в которой проводилось расследование.

Что касается подсчета вообще погибших в Катыни, то никто, видимо, уже не узнает точную цифру лежащих в ее земле, как и то, когда именно и граждане какой национальности окончили там свой жизненный путь. И тем не менее вызывает крайнее удивление навязываемая разоблачителями НКВД цифра в 21 тысячу расстрелянных польских офицеров. Откуда она взялась, никто толком сказать не может. И понятно почему — никто всех погибших там не считал и не идентифицировал. Сейчас уже известно, что основным источником для определения числа погибших польских граждан были списки, представленные польской стороной.

Между тем известно, что в расстрельные ямы попали русские священники, польские жандармы и диверсанты, украинские и белорусские крестьяне, строители и охранники знаменитого гитлеровского бункера. Только есть ли там польские офицеры, да еще в таком количестве, сказать невозможно. Ведь проводимая следственной группой эксгумация тел носила точечный характер. Да и никаких дополнительных доказательств они не дали, только породили массу вопросов.

Основное доказательство расстрела польских офицеров сотрудниками НКВД по приказу Сталина — нашумевшая записка на 4 листах, подписанная от имени Берии и якобы представленная Сталину. Как и откуда она появилась в деле, покрыто мраком. Известно, что в деле лежит не оригинал, а цветная светокопия. Об этом знали в аппарате ГВП почти все, хотя делали вид, что это тайна. Я видел ее копию. Первое, что бросилось в глаза, — отсутствие на документе даты (стоит только месяц март и год — 1940-й) и регистрация в секретариате НКВД 29 февраля 1940 года. Непонятно, как такое могло быть. Я достаточно много видел документов ЦК КПСС — и ни одного, где бы были такие ляпы.

В связи с этим сразу появились сомнения в подлинности и достоверности этого документа. Я задавал вопросы ответственным за расследование лицам, видел ли кто-либо оригинал записки Берии и проводилась ли экспертиза подлинности документа? Ответ был один: подлинника нет, видимо, он был ранее уничтожен; экспертиза не проводилась, поскольку в ней нет необходимости.

Я знаком с заключением Молокова, проводившего экспертные исследования текста записки Берии. Его выводы о том, что текст записки выполнен на нескольких разных машинописных аппаратах, убедительны и, что самое главное, никем не опровергнуты. Более того, по утверждению историка Юрия Жукова, он официально получил из Архива президента России ксерокопию этой же записки Берии Сталину, которая, среди прочих документов, представлялась в Конституционный Суд как доказательство «преступной» деятельности КПСС, но уже на одном листе. Так сколько листов было — четыре или один?

Все официальные лица молчат и делают вид, что этих исследований вообще нет. Но это лишь усиливает сомнения в объективности проведенного расследования и достоверности сделанных следствием выводов и порождает новые вопросы. В частности, где же оригинал, и на скольких листах, и был ли он вообще? Проводились ли соответствующие экспертные исследования подписей, нанесенных на текст записки Берии, самого текста с целью установления, принадлежит ли этот текст, исходя из особенностей изложения, одному человеку или нескольким? Еще живы и находятся в здравой памяти немало людей, державших в руках «Особую папку» и знающих, что же именно в ней находилось, что и при каких обстоятельствах из нее предавалось публичной огласке. Хотелось бы услышать и от членов Конституционного Суда, что за документ под названием «записка Берии» им представлялся, когда пытались запретить деятельность КПСС.

Что касается записки Шелепина Хрущеву, то к ней также много вопросов. Словарный запас автора явно не соответствует социальному положению партийного руководителя того ранга, который занимал Шелепин, и он ли ее писал? Записка содержит массу ошибок и существенных искажений в описании излагаемых событий, что для председателя КГБ было бы недопустимым.

Настораживает еще один момент в этой истории. С легкой руки Службы безопасности Украины в 2009 г. на свет в качестве «железного» доказательства вины СССР в расстреле польских офицеров появился документ. Я имею в виду «подлинное» письмо зам. начальника УКГБ по Харьковской области Фещенко на имя председателя КГБ УССР Никитченко. Даже беглое ознакомление с ним вызывает сомнения в том, что перед нами оригинал. Чего стоит только одна резолюция на письме, выполненная от имени Никитченко, согласно которой письмо доложено Шелесту в 2008 году. Но Шелест умер в 1996 году, а Никитченко — в 1992 году. Поэтому говорить о соответствии выводов следствия материалам уголовного дела не приходится. Необходимо возобновить расследование и довести его до логического конца в суде. Но для этого крайне необходимо провести тщательные независимые экспертные исследования всех документов.

Необходимо публичное и непредвзятое обсуждение всех аспектов этого дела, возможно, даже на парламентском уровне. Нужно привлекать независимых специалистов, не связанных служебными обязанностями и корпоративной солидарностью, для выяснения всех обстоятельств, имеющих значение для данного дела, с учетом всех доводов заинтересованных сторон, попытаться как можно точнее подсчитать действительное количество погибших и установить их национальную принадлежность.

Ясно, что сделать это не легко, но так же очевидно, что пока истина не будет установлена, проблема закрыта не будет. Более того, на этой почве будут продолжаться разного рода политические спекуляции.

Еще один момент заслуживает внимания. Из тех архивных материалов, а их были тысячи, что проходили через ГВП, было отчетливо видно, что в предвоенный период (1939–1940 годы) западные районы Советского Союза, вплоть до Урала, были окутаны густой шпионской сетью как немецких, так и польских спецслужб. Агентура у них работала, как говорится, на полную катушку, с размахом. Они знали все, что делается в приграничных районах, даже где какая корова чихнула. Если бы действительно имел место факт массового расстрела польских офицеров в 1940 году, он бы не прошел мимо них незамеченным. Однако ни в польских, ни в немецких спецдонесениях не упоминается об этом. Только в 90-е годы эта тема стала раскручиваться, как мы теперь понимаем, в связи с острой необходимостью в создании компромата на все, что ассоциировалось с СССР, КПСС, для реализации политических амбиций отдельных политиков. Этот факт очевиден для всех. Одним из таких компроматов и стало Катынское дело.

Однако те, кто его инициировал и создавал, решая свои сиюминутные политические и карьерные задачи, не думали, какими последствиями обернется и уже оборачивается для нашей страны скоропалительное и безоглядное признание за СССР факта массового расстрела польских офицеров. За состряпанную политиками 90-х ложь уже приходится дорого расплачиваться. Опираясь на нее, наши недруги заговорили уже о геноциде поляков, о массовых исках в Страсбургский суд.

Понимание этого с большим опозданием, но приходит. В сегодняшнем выступлении президента России отчетливо прозвучала мысль, что в этой истории еще не все до конца ясно, требуется дополнительное разбирательство обстоятельств трагедии. Это высказывание свидетельствует о наличии обоснованных сомнений в правдивости существующей официальной версии и ее доказательной базы. Теперь необходимо сделать следующий шаг — подтвердить или опровергнуть имеющиеся сомнения. Нельзя, как страус, прятать голову в песок, надеясь, что все рассосется само по себе, и при этом выдавливать из себя неадекватные оправдания. Не рассосется.

В связи с этим еще раз хочу заострить внимание на необходимости независимого, открытого и беспристрастного изучения всех материалов уголовного дела с учетом всех появившихся дополнительных материалов, а их набралось изрядное количество, обратив особое внимание на допустимость доказательств, которые легли в основу выводов принятого по делу решения. Возможно, что для установления истины потребуется судебное разбирательство. Но на это нужно идти, чтобы раз и навсегда поставить точку в Катынской истории.