Когда гремели пушки - Николай Внуков

— Вы еще можете спасти своих друзей по оружию, — говорил капитан. — Если вы не хотите петь для Германии, то вы, и только вы, расстреляете сейчас этих несчастных. Где ваша коммунистическая принципиальность и братство как ее основа? Я считаю, что…

— Не лгите себе, капитан! Вы не глупый человек и знаете, что мизерный успех на этом участке фронта — это всего лишь конвульсии вашей армии. Вы расстреливаете пленных потому, что сами собираетесь бежать. Вам не закрепить эту жалкую, временную удачу. Вы сами в мешке. Вы уже сунули в него голову и…

Резкий удар в лицо свалил его с ног.

— Ненадолго вас хватило, господин капитан. Я давно ждал, когда с фашиста сойдет шкура жалкого пропагандиста!

Удар ногой в голову не достиг цели: певец подставил руки и тут же пожалел об этом. «Опять трусость, — подумал он, — и что это я, перед смертью-то?..»

Капитан буркнул что-то коменданту. Комендант поднял руку и резко махнул ею в воздухе, сделав знак офицеру, что выхаживал около рва. Через несколько секунд раздались автоматные очереди.

Когда певец поднялся с земли и глянул в ту сторону, возле рва все в том же строю стояли лишь автоматчики.

— Ну, а теперь? — спросил капитан. — Теперь свидетелей нет и можно петь. Вы еще можете себя спасти, фанатик! — прохрипел капитан. — Ну! Или ваша песенка спета!

— Мою песню долго будут петь, капитан!

— Уничтожить! — сорвавшимся голосом крикнул по-немецки капитан и торопливо пошел к зданию комендатуры.

Комендант надул красную, шею и закричал в лицо сухопарому:

— Уничтожить! — И заторопился вслед за капитаном.

Немец встал позади русского, выставил, как оглобли, по обе стороны свои руки, определяя направление на взвод автоматчиков, и тихонько подтолкнул в спину.

Под ногами опять лежала еле приметная тропа, витая, нехоженая. Ветер со стороны рва донес запах пороха и глины. По небу бежали торопливые белые облака, но от этого просинь была еще бездонней, а дальше, за горизонтом, наплывали грозные тучи. Где-то уже громыхнуло. Солдаты в строю зашевелились, а офицер кричал что-то издали сутулому конвоиру, но тот не понимал и не торопил русского певца.

Громыхнуло еще раз…

Ему показалось, что грохочут орудия… «Наши!» — захотелось крикнуть, и тогда он набрал в грудь воздуха и запел все ту же свою любимую песню:

Орленок, орленок, взлети выше солнцаИ степи с высот огляди!Навеки умолкли веселые хлопцы,В живых я остался один.

Автоматчики сбились в кучу и смотрели на пленного.

Офицер некоторое время стоял, растерянно застыв, вполоборота.

Орленок, орленок, блесни опереньем,Собою затми белый свет!Не хочется думать о смерти, поверь мне,В шестнадцать мальчишеских лет.

Офицер с руганью бежал навстречу, размахивая пистолетом. Они должны были столкнуться, но офицер отскочил в сторону и со всего размаху ударил конвоира в лицо, сначала один, потом второй раз.

Орленок, орленок, мой верный товарищ,Ты видишь, что я уцелел?Лети на станицу, родимой расскажешь,Как сына вели на расстрел.

Офицер дико глянул в лицо певца широко расставленными глазами и ткнул в его бок стволом пистолета. В это время грозно пророкотал горизонт. Офицер бросился к автоматчикам и скомандовал строиться.

Певец поднялся на бугор. Внизу, в мутной воде рва, билось чье-то тело. Он глянул со своего пригорка на притихший городишко, на трепетные вершины берез, на гитлеровцев, чьи каски сновали внизу на уровне его ног, и продолжал петь:

Орленок, орленок, идут эшелоны,Победа борьбы решена…

— Огонь!

Несколько нестройных очередей набежали одна на другую и слились в залп…

Солдаты разобрались по двое и двинулись в сторону города, а сутулый немец все еще стоял на тропе, возле изуродованной березы и, сгорбившись, со страхом смотрел из-под ладони через опустевший бугор, смотрел на грозовой горизонт, откуда неумолимо шло возмездие.

Андрей Хршановский

ПИСЬМО

Рассказ

Светлой памяти Игоря Климова, ленинградца…

Шереметьевский парк когда-то тянулся от больницы Фореля к югу до полотна Балтийской железной дороги.

Сейчас этого парка не существует, а в январе 1942 года на южной его окраине еще стояли изуродованные осколками и пробитые пулями сосны. Между ними ютились землянки командного пункта четвертого дивизиона противотанкового артиллерийского полка. Все-таки немцам из Старо-Панова и Урицка не было видно, что происходит среди расщепленных сосен.

Сюда старшины подвозили на саночках продукты и дожидались наступления темноты, чтобы двинуться дальше, к своим батареям: здесь проходили небольшими группами пополнения в пехоту и делали свой последний привал перед выходом на открытую простреливаемую местность, собирались перед ночным поиском ребята из дивизионной разведки.

Поэтому в землянках КП всегда было людно, пересказывались последние известия местного значения, обсуждались сводки Информбюро, говорили о куреве (его не было), проверялось оружие, надевались маскировочные халаты.

— Ну, — командир неторопливо обводил взглядом своих солдат, — встали!

* * *

Однажды пришло пополнение и к нам. Четырнадцать артиллеристов, уже побывавших в госпиталях.

Старшим команды пополнения был сержант Игорь К. Из памяти выветрилась его фамилия. Не то Кривцов, не то Кравцов, а может быть, Климов. Так уж случилось, что запомнилась не фамилия, а имя.

Сержант Игорь Климов выглядел слишком молодо. Нет, по документам все было в порядке. Но, вспоминая теперь его светлое лицо с огромными от худобы серыми глазами, открытый, то чуть удивленный, то задумчивый взгляд, я не могу освободиться от мысли, что мать, глядя на него, сказала бы с нежностью: «Еще мальчик!» — и тут же подумала бы с гордостью: «Нет, уже мужчина!»

Тогда я не думал об этом. Стараясь не поддаваться возникшему сразу чувству симпатии к Игорю, я беспокоился: каково-то ему будет командовать орудийным расчетом? Ведь большинство подчиненных старше его по крайней мере лет на десять. Вот белорус Иван Дзюба, могучий, медлительный человек. Как Игорь Климов научит его двигаться у орудия молниеносно? Ведь в противотанковой артиллерии как нигде нужна быстрота. Вот ленинградский слесарь Устинов. Он служил раньше в артиллерии большой мощности и сейчас не скрывает презрения к нашим сорокапяткам. Кто заставит его уважать наши орудия, если он называет их «хлопушками»? Как вдохнуть уверенность в бывшего парикмахера Трубникова, когда видно, что в мыслях он, наверное, уже не один раз похоронил сам себя?

Распределяя пополнение по расчетам, я знал, что столкнусь с просьбами не разлучать, отправить вместе. Солдатская дружба возникает зачастую случайно, но держится крепко. Соседи по госпитальным койкам — друзья; в запасном полку в ночь перед отправкой на фронт жизнь свою друг другу рассказали — товарищи. Земляки не хотят разлучаться уже потому, что только им ведомы те леса и поля, где прошло их детство.

Эта дружба еще пройдет проверку огнем, но на проверку друзья хотят идти вместе. Понятно…

К моему удивлению, большинство бойцов просилось в расчет Игоря Климова, я же мог послать к нему лишь двоих…

Оставшееся до сумерек время бойцы пополнения провели, сбившись в тесную кучку. Оттуда долетали обрывки слов прощанья, изредка негромкий смех. Видно было, что смеются лишь тогда, когда говорит Игорь.

Улыбка, что ли, уж очень шла ему, душа ли у него была очень щедрая на шутку. Даже пожилые солдаты смотрели ему в рот, ждали, что он скажет. Бывают ведь такие случаи в жизни, когда доброе слово голодному человеку нужно не меньше, чем краюха хлеба.

Игорь был назначен командиром орудия в третью батарею. Оно стояло на огневой точке напротив Старо-Панова, за «Лощиной смерти». Так называли тогда овраг, который и сейчас можно видеть, подъезжая на электричке к станции Лигово.

Те, кто попал к нему в расчет, были довольны.

* * *

Я жил в землянке вместе с арттехником дивизиона Ваней Филипповым. Время от времени Ваня по ночам обходил огневые точки, измерял количество тормозной жидкости в противооткатных устройствах орудий, осматривал личное оружие, боеприпасы. Я часто сопровождал его в этих обходах. В то время офицерам еще не полагалось ординарцев, лишних людей не было. А был приказ: в одиночку по переднему краю не ходить. Филиппов тоже ходил со мной, когда два-три раза в неделю нужно было проверять боевую готовность расчетов или когда я дежурил на передовом НП, засекая пулеметные точки противника.