Специалист по нежити - Кирилл Григорьев

— Нормально, — ответил он. — Сидим с Серегой, чай пьем.

— Я хотела бы заехать поближе к вечеру. Хочешь что-нибудь вкусненькое? Ты ведь наверняка из своей берлоги сегодня не собираешься вылезать…

Так всегда, подумал Виктор. Почему же я все никак не пошлю ее далеко и надолго? Наверное, дело в том, что она — единственная. Единственная, кроме Сереги, кому я хоть как-то нужен. Что за жизнь, будь она неладна.

— Не собираюсь, — сказал он вслух. — Приболел я немного. Дома лежу.

— Температура? — голос Насти стал озабоченным.

— Ага, — не моргнув и глазом, соврал Гарин.

— Высокая?

— Послушай…

— Ладно-ладно, — быстро перебила она его. — Лежи, не напрягайся. Я часам к восьми буду. Все привезу. И Сереге своему скажи, чтобы окно не открывал. Вечно он его распахивает, когда курит. И сам не кури… Горло болит…?

Женская последовательность всегда Виктора умиляла.

— Вика… — опять начал он.

И вновь его перебили.

— Ладно-ладно, не отвечай. Я и от горла таблеток привезу. Все, целую.

Опуская трубку, Виктор вспомнил почему-то свою вчерашнюю дорогу за распечатками Немченко. А были бы вместо них Викины фотографии? Вернулся бы? Полез на рожон? Совершил бы подвиг, достойный Дон Кихота? Наверное, да…

— Это ты окно открываешь, а не я, — с обиженными нотками в голосе произнес Сергей за спиной.

Виктор немедленно проверил мысленную стену. Все в порядке, странно. Может, Серега уже по телефонным проводам научился разговоры подслушивать?

А вот последнюю мысль товарищ телепат все же зацепил.

— Телефон поменяй, — ответил он. — Слишком громкий у тебя… динамик.

Они переглянулись и рассмеялись.

2

Около пяти они сели ужинать.

Ужин получился суровым, мужским (гречневая каша с тушенкой), потому что Серега ничего толком готовить пока не научился, а Виктору было все еще трудновато управляться со сковородками.

За едой Сергей в юмористических тонах поведал историю своего становления как телепата: первые попытки чтения мыслей учителя в школе, сдача выпускных экзаменов без шпаргалок и подсматривание в «скользящем режиме» за девочками в туалете.

— Откуда ты вообще этому научился? — поинтересовался Виктор. — Как получилось, что ты стал телепатом?

— Бог его знает, — пожал плечами Сергей. — Мне кажется, что живу я с этим всю жизнь. Только раньше как-то послабее мои способности были. «Скользить», например, я только в школе научился… Да и расстояние… Раньше я мог мысли только близко читать, а теперь… Думаю, метрах в двадцати-пятнадцати…

— Через пяток лет ты при таких темпах станешь настоящим «Властелином мира», — усмехнулся Гарин, накладывая себе добавки в тарелку. — Читал, у Беляева?

— Нет, — сказал Сергей, — это о телепате?

— О телепатах, — уточнил Виктор. — Неплохая история. Рекомендую.

— Я тут фильм смотрел, — отозвался Сергей. — «Сканеры». Вот уж действительно неплохая история! Только, похоже, режиссер ни с одним телепатом даже близко не общался. Явный перебор ужасов.

— Я видел… Это где парень мысленно карусель откручивает, да?

— Ага, — кивнул Сергей, — и она шмякается вниз вместе со всем честным народом. Наверно, после выхода фильма, чертово колесо стало самым не посещаемым аттракционом…

Коротко зазвенел пейджер.

Виктор снял его левой рукой с пояса.

— Немченко… — произнес он. — И не на мобильный звонит, на пейджер. Мы же договорились на завтра. Что ему еще нужно?

— Может, что-то новенькое? — сказал Сергей.

Гарин на него покосился и, отодвинув тарелку, взялся за телефон.

— Прибери-ка пока со стола, — сказал он, набирая номер. — А то приедет Вика, неудобно будет.

Вадим снял трубку со второго звонка.

— Да?

— Гарин.

— Здравствуй, — голос Немченко был холоден и спокоен. — Как самочувствие?

— Потихоньку.

— Ага… Я беспокою тебя по поводу вчерашнего дела. Навели справки. Проблема не решена.

Виктор помедлил, чувствуя неприятный холод, поднимающийся в груди. На мгновение ему стало трудно дышать. Клиент выжил?! Как?!

— Этого не может быть, — после секундной паузы, как можно холоднее, произнес он.

— Основная услуга не выполнена, — спокойно сказал Вадим. — Что будем делать?

— Этого не может быть, — повторил Гарин. Он уже собрался, хотя мысли лихорадочно метались в голове. — Я же лично все видел. Или ты пытаешься меня нагнуть?

— Ты меня с кем-то путаешь. Тебя я очень ценю, ты знаешь. Я просто рассказываю, как обстоят дела. И, кстати, жду до сих пор твоего отчета. Что будем делать?

— Ты уверен?

— Абсолютно.

Виктор хрустнул пальцами, мельком поймав напряженный взгляд Сергея. Видно сильно лицо перекосило, подумал Гарин, быстро проверив возведенную перед началом разговора мысленную стену.

— Если ты уверен абсолютно, — сказал он, тщательно подбирая слова, — надо уточнить насчет второй попытки. Я получаю деньги за выполненную работу. Только за выполненную. А отчет я тебе сейчас на электронную почту сброшу, не волнуйся.

— Тогда ладно. К завтра я все подготовлю. Пока.

Вадим повесил трубку.

— Что случилось? — немедленно спросил Сергей.

Виктор опустил трубку, молча поднялся, подошел к прикроватной тумбочке и извлек желтый конверт. Вытряхнул фотографии. Клиент был снят со спины при плохом освещении, но сомнений не оставалось. Вчера он стрелял именно в этого типа.

Потом Виктор вытащил из-под подушки пистолет и достал магазин. Патроны были самыми обыкновенными — с круглым шариком поблескивающей медной пули.

Он грузно сел на застонавшую кровать. В голове царила сумятица, а перед глазами стояло падающее на траву тело.

— Позвони, пожалуйста, Вике, — глухо сказал Гарин, не глядя на Сергея, — придумай что-нибудь, и сделай так, чтобы она не приезжала. Сегодня мне будет не до нее.

— Ты объяснишь, наконец?

Гарин тупо рассматривал пулю на ладони. Обычная, черт возьми, пуля… Как же так…? Неужели двойник…?

— Представляешь, — Виктор, подняв голову, посмотрел на Сергея странными пустыми глазами, — я влепил в него вчера три пули, причем одну из них — в голову. Но, судя по всему, этот сукин сын до сих пор жив…

Тарас Петровский

1

Сукин сын был жив. Он лежал на операционном столе и морщился от яркого света. Очнувшись, несколько мгновений назад, первое что он ощутил, была боль. Второе — ослепительный свет хирургической лампы.

Петровский повернул голову на бок.

— Тарас Васильевич, — сказал Ганин, — еще не время.

— Пули вышли? — произнес Петровский и не узнал собственный голос. Вместо привычного баса его уста извергли какое-то скрежетание пополам с хрипом.

— Нет, извлекаем сами, — ответил ассистент Ганина, Тойво Хярмасте, сверкнув скальпелем. — И одну уже извлекли.

Петровский со стоном прикрыл глаза.

— Наркоз не действует? — озадаченно спросила Лика Северская, анестезиолог. — Больно?

— Все в порядке, — ответил Тарас. — Что это со мной, Роман? Старею? Почему они не вышли сами?

— Сложно сказать, Тарас Васильевич, — сквозь полузакрытые веки Петровский увидел, как тот пожал плечами. — Возможно. Вы лучше объясните мне, почему не остались на месте.

— Я должен был многое выяснить. Я достаточно быстро пришел в себя.

— Думаю, что пули не вышли именно по этой причине, — заметил Ганин. Петровский ощутил легкую боль в животе. — Не двигайтесь, Тарас Васильевич, делаем разрез. В вас стреляли еще до трансформации. Поэтому, после нее пули глубоко внедрились в перерожденные ткани. Одного не понимаю, зачем…?

— Это сложно объяснить, Рома. Тополева, небось, уже вызвали?

— Он в приемной сидит, — ответил Тойво. — Нервничает.

— Напрасно, — улыбнулся Петровский.

Он открыл глаза.

Взгляд упирался в белую простыню, натянутую перед лицом. Отсюда Тарасу видны были лишь сосредоточенные лица врачей, да ослепительный обод хирургической лампы.

— Осторожно, — предупредил Ганин, бросив на него быстрый взгляд. — Захватили пулю, сейчас будем доставать.

Петровский стиснул зубы, ожидая боль. Наркоз в подобных случаях действовал плохо или не действовал вообще. Это была еще одна неразрешимая загадка организма оборотня, над которой несколько лет безуспешно бился отдел Ганина.

Но ожидаемой боли не возникло.

— Есть, — довольно произнес Роман и поднял к глазам окровавленный зажим. В нем темнела деформированная пуля. — Вторая.

Пуля, зазвенев, полетела в эмалированный поддон.

— Был еще выстрел в голову, — вспомнил Петровский.

— Ткани уже восстановились, — ответил Ганин. — Ее мы извлекли первой.

— Что осталось?

— Последняя, чуть выше второй. Прямо под левым соском.