Терновая цепь - Кассандра Клэр

вот оно что, – подумал Джеймс. – Это не просто детское увлечение. Она по-настоящему влюблена в Джесса Блэкторна. Как же я не догадался о том, что происходит?»

С другой стороны, он сам хранил от сестры тайну своей любви. Даже слишком надежно. Он вспомнил о Мэтью, который находился в Париже с Корделией. Мысль причинила физическую боль, и ему стало трудно дышать.

– Итак, – воскликнул Уилл и с решительным видом хлопнул Джесса по плечу. – Мы можем без конца повторять одно и то же и винить во всем Татьяну, и, поверьте мне, я считаю, что она виновата, но это не поможет нам решить стоящую перед нами проблему. Кажется, нам следует позаботиться о тебе, юный Джесс. Что же нам с тобой теперь делать?

Люси нахмурилась.

– А почему мы просто не можем вернуться домой и обратиться к Конклаву? Объяснить, что произошло? Они уже знают, что Татьяна водилась с демонами. Они не осудят Джесса за то, что с ним сделали.

Магнус закатил глаза.

– Нет. Совершенно неудачная идея. Категорическое «нет».

Люси сердито уставилась на него.

Чародей пожал плечами.

– Люси, у вас слишком доброе сердце. – Она показала ему язык, и он улыбнулся. – Но для нас сейчас весьма опасно оповещать всех членов Конклава о происшедшем. Безусловно, найдутся люди, которые поверят нашей истории, но половина Конклава, если не большая часть, назовет ее ложью.

– Магнус прав, – кивнул Уилл. – К сожалению. Здесь имеется один нюанс. Джесса не воскресили из мертвых, и прежде всего потому, что он не умирал. И все же Велиал вселялся в его тело. И, вселившись в тело Джесса, демон…

Свет в глазах Джесса погас.

– Я совершал ужасные вещи, – прошептал он. – Они скажут: «Ну что ж, если он был жив, значит, он несет ответственность за убийства; если он был мертв, значит, это некромантия». – Он бросил быстрый взгляд на Люси. – Я говорил тебе, что не могу вернуться в Лондон, – продолжал он. – Моя история слишком запутана, а люди не хотят слушать запутанные истории. Им нужны простые вещи: чтобы действующие лица были либо добрыми, либо злыми и чтобы хорошие герои никогда не совершали ошибок, а злые не раскаивались в содеянном.

– Тебе не в чем раскаиваться, – сказал Джеймс. – Если и есть человек, который знает, что такое постоянное присутствие Велиала рядом, так это я.

– Но ведь ты никогда не выполнял его приказы, разве не так? – горько усмехнулся Джесс. – Я думаю, что здесь ничего нельзя сделать – мне нужно уехать подальше отсюда, взять новое имя…

– Джесс, нет. – Люси шагнула к нему, но опомнилась и застыла на месте. – Ты заслуживаешь того, чтобы жить своей жизнью. Той, которую Татьяна пыталась у тебя отнять.

Джесс промолчал. Джеймс, которому слова Люси напомнили о том, что к юноше следует относиться как к самостоятельной личности, произнес:

– Джесс, чем ты сам хочешь заняться?

– Чем я хочу заняться? – печально повторил Джесс. – У меня есть четыре невыполнимых желания. Я хочу присоединиться к лондонскому Анклаву. Я хочу быть Сумеречным охотником, как мне предназначено от рождения. Я хочу, чтобы меня считали нормальным живым человеком. Я хочу общаться с сестрой, единственной родственницей, которая действительно любила меня все эти годы. Но я понимаю, что все это невозможно.

Пока Сумеречные охотники и маг размышляли над этими словами, в комнате воцарилась тишина; громкий скрип заставил всех чуть ли не подскочить на месте. Звук доносился со стороны двери. В следующее мгновение в комнату вошел Малкольм Фейд и несколько раз топнул по каменному полу, чтобы стряхнуть снег с сапог. Он был без шляпы, и белые хлопья таяли на белых прядях. Джеймсу показалось, что со дня их последней встречи маг похудел; у него был какой-то странный взгляд: горящий, пристальный, но устремленный не на присутствующих, а куда-то вдаль. Только через несколько секунд чародей осознал, что в его доме полно гостей. Разглядев, кто перед ним, он застыл как вкопанный.

– Я подумал, что неплохо бы заглянуть на огонек, Малкольм, – легкомысленно произнес Магнус.

У Малкольма было такое лицо, словно сейчас ему больше всего на свете хотелось оказаться, например, в Рио-де-Жанейро или каком-нибудь другом далеком городе. Вместо этого он вздохнул и воспользовался универсальным средством, к которому прибегает англичанин в любой трудной ситуации.

– Может быть, чаю? – предложил он.

Был поздний час, и Анна Лайтвуд чувствовала усталость. Увы, по всем признакам, до окончания вечера, который она устроила у себя в квартире, было еще далеко. Почти все ее друзья из числа Сумеречных охотников уехали из Лондона по разным вздорным причинам, и она воспользовалась этой возможностью, чтобы пригласить к себе существ Нижнего Мира, с которыми ей хотелось познакомиться поближе. Клод Келлингтон, концертмейстер Адского Алькова, сочинил новое произведение и хотел представить его узкому кругу избранных прежде, чем исполнять перед аудиторией. По его словам, квартира Анны была для этого самым подходящим местом.

В новом произведении было много песен, но, к несчастью, вокал не являлся сильной стороной Клода. Более того, Анна сначала не поняла, что на самом деле это был целый цикл песен, точнее, адаптация эпической поэмы, также сочиненной Келлингтоном. Представление продолжалось уже три с лишним часа, и гости Анны, несмотря на благосклонное отношение к артисту, успели соскучиться и напиться. Сам же исполнитель, чьими обычными слушателями являлись скучающие нетрезвые посетители Адского Алькова, этого даже не заметил; также Анна отметила, что он, по-видимому, никогда не слышал слова «антракт».

А теперь какая-то парочка, вампир и оборотень, чьих имен Анна не помнила, предавались страсти на ее диване – по крайней мере, наметился позитивный сдвиг в отношениях между представителями Нижнего Мира, подумала она. В углу у горки с фарфором кто-то нюхал табак. Даже чучело змеи по имени Перси выглядело обессилевшим. Время от времени Анна украдкой вытаскивала карманные часы, чтобы узнать, который час, но не могла придумать, как закончить представление, не обидев Клода. Каждый раз, когда он останавливался, чтобы перевести дыхание, она поднималась со стула, намереваясь заговорить, но он, не обращая на нее внимания, с удвоенной энергией продолжал петь и аккомпанировать себе на пианино.

Гиацинта, фэйри с бледно-голубой кожей, состоявшая в свите Гипатии Векс, тоже была здесь и весь вечер бросала в сторону Анны многозначительные взгляды. Когда-то они встречались, но у Анны не было ни малейшего желания повторять безумства прошлого. Да, при обычных обстоятельствах пение Келлингтона заставило бы ее уже через час броситься в объятия Гиацинты. Но сегодня она старательно избегала встречаться глазами с девушкой-фэйри. Вид ее напоминал Анне о последних словах Ариадны, сказанных