Былой войны разрозненные строки - Ефим Гольбрайх

Сталин понимал, что необходима передышка потери Красной Армии были огромны, большинство военных заводов находилось в стадии эвакуации и поручил Берии по своим каналам предложить Гитлеру нечто вроде Брестского мира: войска остаются на достигнутых рубежах, боевые действия прекращаются. Предложение было сделано через болгарского посла Стаменова, который, будучи нашим патриотом, горячо сказал: «Что вы делаете! Они вас никогда не победят! Хоть до Урала дойдут!», но предложение передал. Однако Гитлер, не без оснований уверенный в своей победе, никак на него не отреагировал.

Но велись и более серьезные переговоры. Советские и германские разведчики, между которыми с 1938 года существовало тайное соглашение о сотрудничестве, связались, и 20 февраля 1942 года в оккупированный немцами Мценск прибыл первый заместитель наркома НКВД Меркулов, а от Германии начальник штаба рейхс-фюрера СС группен-фюрер Вольф.

Сталин предложил прекратить военные действия с 5 мая 1942 года до 1 августа 1942 года. Затем германские войска должны отойти на оговоренные рубежи, а к концу 1943 года совместно с вооруженными силами СССР начать военные действия против Англии.

В этом случае СССР рассмотрит условия мира с Германией и обвинит в разжигании войны международное еврейство. (Далеко смотрел.) Там же указывалось, что в случае отказа от этих требований германские войска будут разгромлены, а германское государство прекратит свое существование. Столь наглые требования результат еще не прошедшей эйфории от декабрьского (1941) разгрома немцев под Москвой, под впечатлением которого Сталин сказал: «Еще полгодика, максимум годик…» В его же приказе Наркома Обороны № 110 от 23 февраля 1942 года по случаю Дня Красной Армии говорилось: «Сделаем 42-й год — годом окончательного разгрома врага».

Впереди было еще три с половиной года войны, Сталинград, Курск.

Через неделю, 27 февраля 1942 года, Меркулов сообщил Сталину германские предложения. Немцы предложили оставить границы до конца 1942 года как есть, по линии фронта, покончить с еврейством, отселив всех советских евреев в лагеря в отдаленных районах Крайнего Севера для дальнейшего уничтожения.

Сталин еще не был к этому готов. И переговоры прекратились.

Примерно в то же время на имя Сталина и Молотова в швейцарские банки были переведены значительные суммы в валюте. Не для того, чтобы оба фанатика-большевика благополучно закончили свои дни в безвестном и безопасном далеке, да и вряд ли это было возможно, а для того, чтобы в случае поражения финансировать народную войну против оккупантов.

… Около полугода перед войной и в самом ее начале Генеральный Штаб возглавлял Жуков. Невозможно объяснить, почему за эти месяцы, когда война уже неотвратимо нависла над страной, о чем неоспоримо свидетельствовали ежедневные сводки его собственного разведуправления, Генштаб не разработал не только концепции отражения противника, но и сколько-нибудь вразумительной тактики на случай внезапного нападения врага. Вину за трагические неудачи первых недель и месяцев войны вместе со Сталиным должен разделить и Генеральный Штаб…

15 октября в 11 часов утра Молотов вызвал в Кремль наркомов и предложил им покинуть Москву и выехать в те места, куда перебазируются их наркоматы. В тот же день Государственный Комитет Обороны принял постановление о срочной эвакуации из Москвы. В нем говорилось о необходимости «произвести взрыв предприятий, складов и учреждений, которые нельзя эвакуировать, а также электрооборудования метро, исключая водопровод и канализацию».

В ночь на 16 октября Берия собрал на Лубянке совещание первых секретарей московских райкомов. Он говорил об эвакуации и о раздаче продуктов из магазинов населению, «чтобы не досталось врагу».

Печально знаменитая ночь с 15 на 16 октября 1941 года. Около трех часов пополудни из репродукторов раздалось привычное: «Внимание! Внимание!» Но и без этих настораживающих слов достаточно было щелчка ни на минуту не выключавшегося динамика, как все головы, как по команде, поворачивались к черной тарелке репродуктора. Женский голос произнес: Сейчас будет выступать представитель Моссовета! Затем прерывающийся, взволнованный мужской голос сказал, что в связи с тяжелым положением на фронте под Москвой гражданам столицы рекомендуется покинуть город…

Но самым ужасным, потрясшим до обмороков москвичей, да и всю страну, было то, что перед привычными словами «От Советского Информбюро» Левитан произнес не «Говорит Москва!», а «Говорит Куйбышев!»

Больше это не повторялось. Но и одного раза было достаточно. Это был удар. Как ни подготовлены были москвичи предыдущими сообщениями о положении на фронте, в глубине души каждый надеялся и верил, что Москва не будет сдана.

Теперь эта надежда была поколеблена. И многими москвичами овладела паника.

Этому способствовало вечернее сообщение Совинформбюро от 15 октября, опубликованное на следующий день всеми газетами, в котором единственный раз за всю войну, прозвучала неосторожная, быть может, фраза: «В течение ночи с 14 на 15 октября положение на западном направлении фронта ухудшилось (именно это непривычное слово и сыграло роковую роль — Е. Г.) Немецко-фашистские войска бросили против наших частей большое количество танков, мотопехоты и на одном участке прорвали нашу оборону». И дальше не следовала ставшая уже привычной утешительная фраза «наши войска отошли на заранее подготовленные позиции», что чаще всего было откровенной дезинформацией, или, что «приняты меры для ликвидации прорыва»…

Это даже трудно себе представить, какая началась паника!

Придя поутру на свои заводы и фабрики, рабочие оказались перед закрытыми проходными. Продовольственные предприятия стали бесплатно раздавать продукты своим сотрудникам. Часть милиции была отправлена на защиту Москвы, правопорядок был ослаблен, оживился уголовный мир. Некоторые магазины были разграблены, и на улицах города появились самодовольные красные рожи, увешанные кругами колбасы и кусками (рулонами) мануфактуры под мышкой.

Но были и очереди в женские парикмахерские: немцы придут, надо хорошо выглядеть. Нашлись бы и люди, которые встретили бы их хлебом-солью… Открылось и несколько новых кафе. Немцев ждали…

Вероятно, у власти были основания подозревать часть интеллигенции в шаткости настроений. Но и у интеллигенции появились сомнения в отношении власти. Косвенным образом это проявилось в исчезновении с улиц города людей в шляпах…

В учреждениях раздавались звонки, суровые голоса называли фамилии и от имени НКВД предупреждали, что если эти люди к утру следующего дня не покинут Москву будет считаться, что они ждут немцев…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});