Пространство и время - Георгий Викторович Баженов

Откуда эта истома во всем теле, эта напряыженность, которая сродни жажде, но только она мучительней и одновременно приятней; что такое вообще с ней происходит, что это, что это-о?..

ГЛАВА ПЯТАЯ

Собрали семейный совет из четырех человек. Главное, считал Иван Илларионович Ипатьев, чтобы все было заранее обговорено. До последней детали. С этим все единодушно согласились.

— А то у нас был случай в школе, — рассказывал Иван Илларионович, дуя на чай в блюдце; разговор шел за чаем, у огромного электрического самовара в квартире Томкиных родителей. — Одна учительница выдавала замуж дочь. Вы ее, надеюсь, знаете. Ну да, и учительницу, конечно, и дочь ее. Вот именно. И все как будто шло своим чередом, и свадьба, и гулянье, и другие многие увеселения, а пришло время молодым укладываться спать — глядь, а подушек-то и нет…

Все рассмеялись, но довольно напряженно.

— Без приданого, значит, оказалась. Дочь-то, — догадливо высказалась Томкина мать.

— Вот именно, Мария Павловна, — закончил свою мысль Иван Илларионович Ипатьев. — Не подумайте, разумеется, что это я с намеком, я просто к тому, что надо все заранее обговорить. Чтоб без недоразумений…

— Согласен с вами, — покашлял в кулак Томкин отец. — Дело такое — один раз в жизни судьба решается. Надо подойти со всей ответственностью.

— Во-первых, значит, так, Иван Алексеевич, — обратился Иван Илларионович лично к Томкиному отцу. — О месте свадьбы. Нам с супругой кажется, что наш дом в некотором роде частный и потому более удобный для такого торжественного случая, во всех смыслах первый кандидат.

— Гм, пожалуй, что так, — согласился Иван Алексеевич. — Хотя, конечно, мы тоже могли бы… — Томкин отец, так и не закончив мысль, напряженно, до слез на глазах, зашелся в тяжелом хриплом кашле — больно было даже смотреть на него.

— Во всяком случае, — добавил Иван Илларионович Ипатьев, — первый день точно у нас.

— А второй как раз можно у нас, — вставила слово мать Томки.

— Можно у вас, правильно, Мария Павловна. Но только есть такое предложение — второй день чтобы не очень… чтобы, так сказать, не превращать святое дело в балаган, в пьянку…

— Ну, мы пьянки тоже не любим, — строго сказал Томкин отец и многозначительно взглянул на жену. — Бывает, конечно, праздник какой или горе — мы отмечаем… А против всего другого я первый враг.

— Вот, значит, чтоб без пьянки… — как бы в некоторой задумчивости повторил Иван Илларионович и слегка побарабанил по столу пальцами.

— Нет, вы что же, — повернулась Мария Павловна к Ипатьеву, — считаете, у нас что-нибудь не так будет?

— Видите ли, мы с женой — учителя. И нам, конечно… вы сами понимаете… Нам надо держать марку высоко. Правда, Нина?

Жена Ипатьева согласно кивнула, хотя за весь вечер еще не сказала ни слова: во всех этих делах она полностью отдалась во власть мужа.

— Все будет хорошо, не беспокойтесь, — Иван Алексеевич наконец прокашлялся и сидел, степенно разглаживая усы.

— Во-вторых… — сказал Иван Илларионович Ипатьев. — О родне. Сколько с каждой стороны наметим приглашать? — И многозначительно обвел всех взглядом. — У меня лично есть предложение: чем больше, тем лучше. Могу объяснить свою мысль, но чуть далее.

Жена Ипатьева как-то странно посмотрела на Ивана Илларионовича — с любопытством, что ли, или с интересом.

— Ну а сколько все же? — спросил отец Томки. — Мы б хотели, к примеру, и с работы пригласить… не только родню. Потому, сами понимаете, я двадцать лет на РТС, Маша — всю жизнь в торговле, нам многие ближе родни стали… такое дело.

— Понимаем, — сказал Иван Илларионович. — И очень даже одобряем. Объяснение сего последует. Чуть ниже.

— Тогда, выходит, сколько же? Это соберется народищу-у… — то ли обрадованно, то ли удивленно проговорила Мария Павловна. — Но вы пейте, пейте чаек, не стесняйтесь, — тут же спохватилась она и стала подливать из самовара — приятно и нежно булькала из краника в чашки тоненькая струя самоварного кипятка.

— А нам только это и надо, — тоже как бы обрадованно и в то же время назидательно высказывался отец Ипатьева, принимая из рук Марии Павловны чашку свежего дымно-горячего чая. — Скажем, с вашей стороны тридцать — тридцать пять человек, с нашей — та же цифра, это в сумме сколько получается? Получается семьдесят человек, а семьдесят — это уж недалеко и до ста. Сто человек — это, скажу я вам, цифра…

— А потянем ли? — всерьез и обеспокоенно спросил Иван Алексеевич и снова тяжело закашлялся.

— В этом весь наш секрет, дорогой Иван Алексеевич, — радостно и хитроумно улыбнулся отец Ипатьев. — Но я хотел бы сначала в принципе услышать — ваша семья, как она, согласна на такое предложение или имеются какие-то сомнения?

— Да сомнения какие, сомнений нет, — осторожно сказал отец Томки. — Только вот секрет, вы говорите… а что за секрет такой?

— Об этом вы еще услышите. Чуть ниже, — вновь загадочно ответил Иван Илларионович Ипатьев. — Подлейте-ка еще, пожалуйста, чайку. Очень хорош! — Ипатьев протянул чашку Марии Павловне.

— Ой, извините, — встрепенулась мать Томки, — сама вам не предложила. Вот уж старость не радость — память дырявая…

— Ничего, ничего, — успокаивал ее Ипатьев. — Какие еще наши годы, Мария Павловна? Это мы думаем — мы старые, а я скажу так: что-то не видно особо, чтобы в первых рядах шли другие какие-нибудь поколенья. Пока на всех ответственных постах — мы. Хотя молодежь, конечно, подпирает. Молодежь у нас славная, взрослая, самостоятельная, но до нас ей еще нужно дорасти. Дорасти… Вот вы, кстати, знаете, чьими вы потомками являетесь?

— Ну а как же, — быстро, охотно ответила Мария Павловна. — Мы небось тоже не без родителей жили…

— Так-то это так, — согласился, боднув головой, Иван Илларионович Ипатьев. — Но особо считайте себе в заслугу, что род ваш простирается, может быть, непосредственно и прямо от знаменитого Стеньки Разина.

— Фу-ты, господи! — будто открестившись от Разина, махнула рукой Мария Павловна, а Иван Илларионович тонко, заливисто рассмеялся:

— Это вы зря так, Мария Павловна. Зря! В том и гордость наших Озерок, что оно — потомственное, историческое…

— Гм, гм, — прокашлялся Томкин отец.

— Вот вы, к примеру, Иван Алексеевич, — обратился к нему Ипатьев, — скажите откровенно: много к вам молодежи в РТС идет?

— Да, маловато, конечно, маловато…

— А почему?

— Да кто его знает… Может, работать не хотят, может, еще что… Я вон и вашего Генку звал — пока молчит.

— А потому и не идут, что чувствуют свое предназначение. Оно у нашей молодежи чуть повыше, чем где-либо в других местах. Иначе почему так мало молодых в Озерках?

— Так бегут, потому и мало, — простодушно высказалась Мария Павловна.

— Эх, Мария Павловна, потому да не потому! — как бы посочувствовав Томкиной матери, покачал головой