Крот (СИ) - Барчук Павел

Зато Комарова даже не дёрнулась. Только с удивлением покосилась на Вадика. Мол, совсем охренел, что ли? Причем, взгляд у Александры Сергеевны был такой, словно мастер спорта услышал глупое обещание от новичка, пришедшего впервые на тренировку. Например, что скоро это новичок займет место мастера. По крайней мере выражение ее лица выглядело именно так, изумленно. Но исключительно от самоуверенности Белобрысого. Она не видела угрозы в Вадиме.

— О, Господи… к чему вот это все… Я не о том говорю. — Марков понял нашу с Комаровой реакцию вполне правильно. — Надо, чтоб для всех вы были мертвы. Соображаете? Тебе…

Он посмотрел на меня, вынул очередную сигарету из пачки и покрутил ее в пальцах, разминая. Вадимка, похоже, не проживет долго и счастливо. Загнется от рака лёгких. Точно говорю. Ну, или эта ситуация слишком сильно его нервирует.

— Тебе, Максим, можно забыть о дальнейшей работе в Комитете и спокойной жизни. — Марков сунул сигарету в рот, зажёг спичку.

Сделал он это жестом, который непроизвольно притягивал взгляд. По крайней мере, мой. Чиркал спичкой, зажав ее указательным и большими пальцем, потом складывал ладонь этой же руки «лодочкой», будто укрывая огонь от ветра, наклонялся и прикуривал. Не подносил руку, а наоборот. Сам тянулся к спичке. Я видел такие повадки у людей, которые имели возможность посетить места не столь отдалённые. Не то, чтоб это непременно является их показательной характеристикой. Может, и в обычной жизни многие имеют такую привычку. Но вот у меня в голове сразу возникала определенная ассоциация.

Я внимательнее присмотрелся к Белобрысому. Мог ли он иметь криминальное прошлое? Чисто внутренняя интуиция уверена ответила, да, мог. И скорее всего, точно имел.

Как же, интересно, его завербовали? Как он вообще оказался в рядах црушных агентов? С актрисой все понятно. С Филатовой тоже. Они и не агенты. Просто глупые женщины, решившие, что слишком хороши для советской действительности. Но Вадимка, нет… Он не такой. Он — проженный, видавший всякое тип. Его смазливая рожа меня в заблуждение не вводит. Наверное, потому что я не баба. Либо потому, что людей категории, к которой относится Белобрысый, я видел предостаточно. Интересно, какая специализация у нашего Блондина? Киллеров пока еще вроде нет. Медвежатник, карманник? Разбой? Чем дольше мы общаемся в этом домике, тем сильнее веет чем-то очень знакомым, привычным. Вопрос в том, что конкретно мне даёт данный факт? Пока не понимаю, но, думаю, любая мелочь может сыграть определённую роль.

— Так вот… — Марков затянулся и выпустил дым.

Комарова тут же демонстративно закашлялась. Вадимка недовольно прищелкнул языком, а потом погасил сигарету.

Тоже весьма интересный факт. У меня все больше складывалось впечатление, что между Белобрысым и Александрой Сергеевной точно существует некое подобие взаимодействия. Товарищеского, дружеского. Хрен его знает. Искренне надеюсь, что не интимного. Он быстро реагирует на ее малейший жест.

Я — вообще сижу рядом, как ёжик в тумане. Топор можно вешать. Но Вадика это не колышет.

Хреновый признак. Мне, положа руку на сердце, кроме Комаровой особо рассчитывать не на кого. Это — первое. А второе… Она явно планирует Маркова слить. Иначе не обещала бы ему имена агентов в обмен на помощь. Главное, хоть бы предупредила, когда ехали. Так, мол, и так, Максим Сергеевич, хочу кинуть гражданина Маркова через «энто дело». Нет, обязательно надо все с эффектом неожиданности. Или она что думала? Я буду ее отговаривать?

Меня, естественно, совершенно не радует перспектива замазаться в убийстве. Но с другой стороны… Все познаётся в сравнении. Лучше Марков, чем Фидель. И конечно, лучше Марков, чем я. Пока не понимаю до конца, как Александра Сергеевна планирует устроить Вадиму путешествие без обратного билета. Но, зная ее натуру и фантазию, не удивлюсь, если снова всплывет какое-нибудь дедовское снадобье.

— Вы сможете рассчитывать на какой-то благополучный исход, если внезапно покинете этот бренный мир. В данном случае имеется в виду, покините его для всех, кто в вас заинтересован. Комитет и ЦРУ. Вот о ком речь. — Вадим, не чувствуя приближающейся беды, искренне продолжал строить схемы.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Я, честно говоря, ждал, что Вадим продолжит список и упомянет третью составляющую занимательного аттракциона по охоте на Комарову. Человека, или людей, желающих Александре Сергеевне трагичной смерти. Но блондин промолчал. Причем это было не то молчание, которое должно сохранить тайну. Он реально не знал, что возможно в верхушке ЦРУ имеются, условно говоря, предатели, действующие в своих, личных интересах.

Я с любопытством посмотрел на Комарову. Она тоже посмотрела на меня, но без любопытства, сурово. В ее взгляде был конкретный такой намек, мол, Максим Сергеевич, держите вопросы при себе. То есть, выходит, Маркову она о своей теории не рассказала? Так, что ли? Нашла объяснение появлению двух агрессивных типов, не упоминая правды? Это как, интересно? В очереди не поделили палку колбасы? Или что? И почему утаила от своего спасителя версию насчёт предателя?

— Хорошо. Какие будут предложения? — Я задал вопрос в первую очередь Белобрысому.

В конце концов, ему принадлежит идея насчёт фальшивой смерти. Пусть соображает. С Комаровой тоже непременно побеседую, когда закончится наш совет. Нам многое надо обсудить. Я уж не говорю про маленькие секретки Александры Сергеевны. Разговор будет чисто о Маркове.

— Предложения… — Вадим задумчиво уставился на меня.

Несколько секунд молчал. Потом перевел взгляд на Александру Сергеевну. Так же, в тишине, изучал ее некоторое время. Вдохновение иакал, наверное.

— Знаете, думаю, вариант имеется. — Он вдруг расплылся в довольной улыбке. — Не хочу никого обидеть, но твои коллеги — далеко не самого большого ума товарищи. Был однажды случай…Ты, наверное, в курсе. Должен был слышать эту историю. Из Аргентины приехал знаменитый джазист, который прямо в аэропорту заявил, что будет выступать в Союзе, только если ему организуют встречу с его кумиром. Речь шла про Утёсова. Великий Утёсов…

Белобрысый усмехнулся и покачал головой. Причем это была такая улыбка, будто с певцом он встречался лично. Более того, будто не просто встречался, а пил на брудершафт.

— Встречу было поручено организовать кое-какой уважаемой организации. Естественно, боже упаси, не подумай, что это было Министерство культуры. Как раз твои коллеги и занимались данным мероприятием. Сотруднику «организации» в чине капитана поручили всё устроить и быть переводчиком. Но, видимо, у вас в Комитете хорошо учат не испанскому языку, а чему-то другому. Иностранец приехал к Утёсову. Они выпили. Но общение с аргентинским гостем пошло как-то туго. Преводчик только «бэкал» и «мэкал». И тогда еще один человек, бывший в гостях у Утёсова, вдруг сказал, кивая на джазиста:

— Лёдя, а, по-моему, он еврей, — и произвёл контрольный «выстрел». Задал вопрос гостю в лоб. Естественно, на родном языке.

Джазмен радостно закивал. Дальнейшая беседа пошла на идише весело и раскованно. Только один из присутствующих был грустен и скован. Он уже представлял, как его завтра в лучшем случае тоже сковывают, а в худшем вытуривают с любимой работы. Заметь, какие интересные приоритеты.

Когда аргентинский друг уже одевался в прихожей, капитан затолкал хозяина дома в кухню и, порываясь стать на колени, начал умолять сказать, о чём они говорили. Утёсов пожал плечами и ответил:

— О синкопе.

Это — присказка. А теперь — сказка. В Комитете потом долго выясняли, где именно таинственную синкопу использует советский военно-промышленный комплекс, и требуется ли для работы с ней особый допуск. Хотя специалисты пытались объяснить начальству, что синкопа — это смещение акцента с сильной доли на слабую, храброе духом, но, уж прости, слабое умом начальство так и не поверило, что ради этого ехал из Аргентины специальный агент, потративший годы на освоение джаза, чтобы так замаскироваться. Как ты понимаешь, в то, что иностранец и правда джазист, тоже никто не поверил.