Смерть Созданиям Сумрака: Расцвет - Александр Вольт

ответил “есть”.

— Про “есть” это ты хорошо сказал, — старик усмехнулся в свою густую, как у волшебника из сказок, бородищу, — садись давай к столу, картошечку с грибками накладывай.

Второго приглашения мне не потребовалось.

* * *

— Ты куда это на весь день слинял, а?

Григорий Афанасьевич сурово и пристально смотрел на меня. Глаза у него были выцветшие, как у всех стариков, повидавших на своем веку всякое дерьмо. Но взгляд цепкий, холодный. Как у бывшего гэбиста.

— Митьку пришлось от работы отрывать, на колодезь гнать, а ведь путь это неблизкий. Нехорошо, Витя.

— Так это, Григорий Афанасич, вы ж сами сказали, что мне за скотиной ходить. Я и ходил весь день, вот докладываю. Все тридцать шесть голов на месте и в добром здравии. Сперва на лужок под откосом пошли, там пообъелись, потом на водопой пошли к обеду. Там жуть что творится! Слепни заедают, хоть бы спреем каким побрызгаться, а то к вечеру даже на жопе живого места не найдешь. Я их попробовал поразгонять, но потом в говно вляпался и это дело забросил. После обеда повели их с Коляном под откос, там хорошо так, прохладно, и уже не так донимают. В общем-то, все неплохо, только пес у Коляна злющий, так и норовит вцепиться. Я ему показываю, мол, брат, ты чего, я свой. А он только зубы скалит. Запах ему мой не нравится…

Я тебе открою кое-что, только ты не обижайся. никому твой запах не нравится.

Цыц. Советское воспитание, как-никак, оптимизму учит. Вот в бане пропарюсь хорошенько пару раз — и все сойдет. Предпочел бы ванную с контрастным душем, если честно. Но выбирать здесь не приходится.

— Это все очень интересно, Витя, — усмехнулся Григорий Афанасьевич, — но зачем ты целый день на наблюдения-то убил?

Не понимаю, он придуривается надо мной, что ли?

— Дядь Гриш, вы ж сами сказали, что мне положено за скотиной ходить. Я и ходил! Все честь по чести. За всеми следил так, будто у меня на затылке глаз. Два глаза!

В ответ дед захохотал. Гулко так, заливисто, аж стаканы на столе затренькали.

— Все-то у тебя не как у людей, на затылке глаза, а мозг, по всей видимости, в жопе, Витя. Ходить за скотиной значит ухаживать, понял? Корм задавать ей надобно с утра, поилки наполнять, стойла чистить, в конце концов. А ты на что день потратил?

Очень хотелось ответить, что просто выражаться надо понятнее, по-людски. Но я промолчал. Вспомнил про ружье.

У Софы дела шли куда веселее. Работать она любила… ну или если не любила, то по крайней мере умела и не чуралась. И дров наколоть, и хлеб замесить… на все руки мастерица. Почему-то я не сомневался, что при необходимости она бы и тягач водить научилась. А пока что огромную популярность имела Софина способность охлаждать жидкость. Во время полевых работ за холодным квасом к ней выстраивалась очередь.

Славная деваха, конечно. Местные нас временами подкалывали на тему “свадьбы” — что с них взять, с традиционного патриархального общества. Когда у тебя по вечерам гудят ноги да отваливаются руки, тут уж не до любви совсем. Только и думаешь о том, как бы мозг поскорее отключить.

Но в целом жилось нормально. Особенно когда после “животных” обязанностей мне стали поручать что-то менее грязное.

— Витек, Сонька! Дуйте сюда!

Вариант имени Софа так у Григория Афанасьича не прижился. Он говорил, что софами в глубокую старину лежанки называли, и человеку так зваться нельзя.

— Чего надо? — отозвался я, подтягивая шаровары. Неведомый мне Игорь и правда когда-то был моей комплекции, но с тех пор я несколько схуднул. Что в принципе и ожидаемо — на не самых богатых харчах да с ежедневной работой… Надо будет резинку утянуть в очередной раз, не то падать начнут.

— Вот, — дед указал на два увесистых короба, плотно закрытых крышками, — ваш черед на рынок идти. Все, что в коробах, вам на продажу. Ступайте к Федулу, с ним уже все сговорено заранее.

— Как нам его найти, Федула этого? — поинтересовалась Софа. По ее загорелой щеке ползла капелька пота. К полудню очень уж распогодилось.

Дед крякнул, отхлебнул из кружки на столе и утер губы рукавом.

— Найдете, не ошибетесь. У него одного такой павильон на всем рынке. Расписной, со ставенками и флюгером наверху. Как шатер какого-нибудь хана восточного, аж в глазах рябит.

Народное искусство, е-мое.

Зато внимание наверняка привлекает на “ура”. Методы торговли и этого, как его, маркетинга, во.

— Ну что, вроде понятно, — сказал я, — тогда…

— И постарайтесь по пути никуда не захаживать, ясно? А то день вон какой, молочка свернется на жаре в два счета.

— Да мы что, мы никогда, — начали наперебой мы с Софой протестовать.

Подумаешь, зашли однажды к шинкарю, а там у моей спутницы кошелек тиснули. Благо много не унесли. Но Афанасьич так кипятился, что и до сих пор припоминает.

— Знаю я ваше никогда. Не был бы седой, так еще раз поседел бы, — проворчал он, — вот молодежь нынче пошла…

Молодежь и впрямь пошла. Подхватив короба (удобные ручки я все-таки к ним приделал) мы с Софой поспешили смыться. За это время уже успели усвоить, что Афанасьич если сел на любимого конька, то его хер остановишь. Ворчать будет до победного, в этом деле он спец.

Путь до рынка и впрямь предстоял неблизкий — пятнадцать верст. Верста это по-нашему чуть больше километра, так что даже в хорошем темпе мы на это целый день убили бы. А скорость у нас при всей сноровке была черепашья. Короба дед до отвала нагрузил, товары из-под крышек перли буквально. Свежее масло, творог, молоко в крынках… вкуснотища, настоящий продукт. У нас на этикетке написали бы что-нибудь типа “стопроцентно органический, без ГМО и консервантов”. Но в обычные гастрономы нипочем не завозили бы — только из-под полы. Так сказать, эта сметанка кого надо сметанка, не про вашу честь, батюшка.

Я много всего успел передумать по пути. Чего еще делать, когда приходится топать по бездорожью, месить грязь, которая только-только вот на солнце застывать начала. Поначалу у нас держалось равноправие — Софа тоже тащила свой короб, но не долго. Сгрузила его мне, якобы она впереди разведывает обстановку, поэтому лучше идти налегке. Детские сказочки, пф-ф.

Поэтому смотрел в основном себе под ноги. Так что если по пути и было что-то живописное, оно мимо меня прошло. Разве что миновали славный зеленый перелесок. Вот дышится в этом мире на удивление