Подводник №1 Александр Маринеско. Документальный портрет. 1941–1945 - Александр Свисюк

Разве меньшего, чем Маринеско, уважения заслуживает командир С-7 Сергей Прокофьевич Лисин, который лишь за один поход в 1942 г. реально потопил четыре судна? В октябре того же года ему было присвоено звание Героя Советского Союза, но по стечению обстоятельств еще за два дня до этого его подлодка была потоплена, а сам он попал в финский плен. Два года он вел полуголодное существование в неволе, но так и не согласился выйти на лагерные работы, за что мог бы получать дополнительный паек. Даже самые придирчивые смершевцы не смогли найти в его действиях признаков нарушения воинской присяги. В январе 45-го он был восстановлен в кадрах ВМФ, получил назад звание и награды, но клеймо побывавшего в плену заставило его в конце концов уйти с военной службы. При этом он был безупречен в быту, что не мешало ему в 1941–1942 гг. быть душой коллектива 1-го дивизиона подплава БПЛ КБФ.

Или, может, меньшего уважения заслуживает командир подлодки «Лембит» А. М. Матиясевич, прошедший войну от первого до последнего дня, совершивший семь боевых походов и торпедировавший два судна? Только благодаря его мужеству подлодке удалось спастись в тяжелом бою 14 сентября 1942 г., когда был торпедирован транспорт «Финнланд», но сброшенные во время контратаки глубинные бомбы привели к взрыву аккумуляторной батареи и пожару. Несмотря на это, подлодка осталась под водой, ее экипаж устранил все повреждения и лишь с наступлением темноты всплыл, хотя кислорода в отсеках к тому времени почти не осталось. Все моряки в пострадавшем от взрыва центральном посту спасались от угарного газа противогазами, за исключением Алексея Михайловича, который руководил борьбой за живучесть и получил серьезное отравление. Он позволил себе потерять сознание только после того, как угроза гибели корабля миновала. Представление Матиясевича на звание Героя было отклонено в октябре 42-го, и не из-за аморалок, а из-за того, что после пленения Лисина начальник Главпура ВМФ И. В. Рогов решил не представлять балтийских подводников, поскольку они потенциально могли пополнить ряды военнопленных, а понятия «Герой» и «плен» для него были несовместимы. Общественные организации долго боролись за повторное рассмотрение вопроса о награждении и добились правды – 29 ноября 1995 г. Алексею Михайловичу было присвоено звание Героя России. Вот только он не дожил 10 месяцев до этого события. Почему же его не прославляют вслед за награждением, как это уже более 20 лет происходит с Маринеско?

А бывший начальник «подводника № 1» Николай Константинович Мохов? После того как его во многом из-за поведения Маринеско сняли с командования «малюточным» дивизионом, он стал командиром Щ-317 и в течение единственного похода десятью торпедами достоверно потопил три и повредил одно вражеское судно, вызвав настоящий переполох на немецких коммуникациях в Центральной и Южной Балтике. При возвращении из того похода «щука» пропала без вести, и ее судьба не установлена и по сей день. Его посмертно наградили орденом Ленина – такой же наградой, что и Маринеско за единственную неподтвержденную победу в том же 1942 г. Наверное, с точки зрения ветеранов подплава это справедливо, раз никаких ходатайств по поводу награждения Мохова наградой более высокой степени они на протяжении всех послевоенных лет ни разу не возбуждали.

Командир С-12 Василий Андрианович Тураев совершил самый продолжительный – 63-суточный – поход советской подводной лодки в годы Великой Отечественной войны. Командуя практически необученным и несколоченным экипажем (новейшая субмарина вступила в строй одновременно с установлением блокады Ленинграда), сумел в течение похода торпедировать два транспорта из состава хорошо охранявшихся войсковых конвоев. Помимо этого его подлодка дважды подрывалась на минах и была тяжело повреждена финским противолодочным самолетом. Во время прорыва через Финский залив ее сутки преследовали и бомбили самолеты и катера. За этот поход Тураев был удостоен ордена Красного Знамени, но в следующем 1943 г. из-за конфликта с комбригом Верховским его перевели с понижением на Северный флот. Вскоре он восстановился на должности командира и в течение 44-го потопил транспорт и охотник за подлодками – оба из состава конвоев, имевших многочисленный эскорт. За это Василия Андриановича наградили еще двумя орденами Красного Знамени, но представление на Героя никто так и не написал, хотя существовало негласное правило: после двух «Знамен» представлять к «Золотой Звезде». И что же, Тураев от обиды запил? Ничего подобного – после войны он стал начальником штаба бригады подлодок Северного флота, затем служил преподавателем в училище и членом Постоянной приемной комиссии кораблей ВМФ, давал путевки в жизнь подводным ракетоносцам 629 проекта. На фотографии третьей встречи подводников в Кронштадте в 1963 г., когда Маринеско вручают поросенка, он стоит в общем строю и смеется. Вряд ли в его выражении лица можно заподозрить уязвленное самолюбие, что в качестве «подводника № 1», достойного высшей награды Родины, чествуют не его, а Маринеско, оставившего о себе среди коллег весьма неоднозначную память.

Это только наиболее яркие примеры среди ближайшего круга боевых товарищей Александра Ивановича – балтийских подводников (список балтийских командиров-подводников, поразивших две и более цели, приведен в приложении № 6). Похожи ли были эти люди на серую массу приспособленцев? Нет. В сравнении с каждым из них наш герой смотрится не слишком выигрышно. Побед у них больше, а достигнуты они раньше, чем у Маринеско. В походах они действовали агрессивно, что называется на грани разумного риска, а Александр Иванович действовал так лишь единожды, когда на горизонте замаячила перспектива трибунала. Все эти командиры так или иначе были обижены властью, но никто из них не уходил в запой и не «мстил» своим начальникам халатным исполнением служебных обязанностей. Вероятно, так они поступали потому, что понимали, что пострадает от этого в первую очередь не начальство, а дело защиты Родины от ненавистного врага. Мало чем уступали им и те, кто командовал подлодками в 1944–1945 гг. и кого один питерский литератор назвал «сворой подхалимов» комдива Орла. Более-менее подробный рассказ обо всех них потребовал бы работы не меньшего объема, чем настоящая. Когда-то можно было встретить публикации в печатных СМИ и об этих заслуженных людях, но сейчас всех их покрыла тень от пьедестала «подводника № 1».

И если уж кто и претендовал на звание непокорного бунтаря, то во всяком случае не Маринеско. Он никогда, насколько это известно, не выступал на бригадных партсобраниях и служебных совещаниях с критикой командования и постановкой проблемных вопросов. Возможно, кто-то посчитает такие легальные формы протеста лишенными смысла в условиях «сталинского тоталитаризма», но это далеко не так. Вот лишь один конкретный пример: 27 марта 1942 г. командир 1-го ДПЛ Е. Г. Юнаков, командир С-7 С. П. Лисин, его комиссар B. C. Гусев и командир С-4 Д. С. Абросимов на служебном совещании в присутствии начальника Главпура ВМФ И. В. Рогова выступили с жалобой на командира плавбазы «Смольный» капитана 3-го ранга С. С. Веселова и его военкома батальонного комиссара А. Е. Лапова. Последнего подводники обвиняли в разворовывании и спекуляциях личными вещами погибших в 1941 г. подводников, хищении продуктов и дележе их с бывшим военкомом бригады Майоровым, а также в наплевательском отношении к нуждам личного состава. Политотдел БПЛ провел расследование, в ходе которого часть фактов подтвердилась, а другая осталась недоказанной. Но и этого хватило, чтобы 23 апреля снять Лапова с должности. Несколько позже – 6 августа – за пьянство был снят и командир плавбазы С. С. Веселов. Так что легальные формы оказались вполне действенными, вот только Маринеско предпочитал им свои. Но были ли они протестом, а не примитивным потаканием дурным наклонностям?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});