Подводник №1 Александр Маринеско. Документальный портрет. 1941–1945 - Александр Свисюк

«…Наша эскадра была вдвое сильнее неприятельской материально и, конечно, в несколько раз сильнее ее в нравственном отношении. Следовательно, особенного «геройства» тут не представлялось, и «свет» этим «удивлен» также быть не мог. Но наши моряки сделали, все и каждый, свое дело отчетливо и точно, за что им честь и слава, – и в этих простых словах заключается высшая похвала, какую человеку заслужить дано…»

Эти жесткие, но справедливые слова были написаны по поводу победы в Синопском сражении 1853 г. флаг-офицером В. А. Корнилова, вице-адмиралом И. Ф. Лихачевым.

Чем же таким был ценен «Густлоф», что его потопление могло потрясти Третий рейх, причем не как-нибудь, а именно «до основания»? Конечно же, с учетом того факта, что строительство лайнера как подарок немецким трудящимся было разрекламировано на всю Германию, можно смело предположить, что новость о его потоплении, стань она достоянием широких слоев населения, веры в фюрера не добавила бы. Вероятно, именно поэтому в немецких СМИ того времени данный факт был обойден молчанием, и, соответственно, кого он мог потрясти, остается неясным.

Чисто военное значение судна было невелико. Вопреки утверждениям некоторых наших журналистов, его живучесть и непотопляемость не отличались от обычных стандартов, принятых для гражданских судов. Размеры лайнера делали его заманчивой целью для вражеских подводников и летчиков, следовательно, его возможное использование оттянуло бы на себя много эскортных кораблей, которых и без того не хватало. Именно поэтому немцы предпочитали привлекать к эвакуации беженцев суда среднего водоизмещения, а где возможно – быстроходные десантные баржи. Но даже не это диктовало необходимость постановки «Густлофа» на прикол после завершения рейса из Готенхафена, а отсутствие высококачественного дизельного топлива. Тяжелейший топливный кризис в рейхе, наступивший вслед за занятием Красной армией нефтеносных районов Румынии и Венгрии, являлся не надуманным, а самым что ни на есть реальным потрясением для рейха!

Кроме того, большое значение потопления двух лайнеров не подтверждается ни сведениями о реакции на это Гитлера, ни оперативными документами германского военно-морского командования. Не было и никаких траурных мероприятий общегерманского масштаба. Да и чему тут удивляться – гитлеровский рейх терпел одну военную катастрофу за другой на суше, битва за Атлантику была проиграна еще весной 43-го, и даже, будь на борту «Густлофа» в самом деле 70 сформированных экипажей субмарин, это бы ровным счетом ничего не изменило. На наш взгляд, считать иначе – все равно что заявлять, что коренной перелом в Великой Отечественной войне произошел не под Сталинградом и Курском, а 30 января 1945 г. у банки Штольпе.

На борту «Густлофа» погибло 406 матросов и офицеров 2-й учебной дивизии подводных лодок и 76 тяжелораненых. На «Штойбене» военнослужащих (раненых солдат, военных медиков и военных моряков из экипажа) погибло еще больше – до 3 тысяч. Эта цифра является максимальным показателем погибших солдат вермахта при гибели какого-либо судна от действий наших сил. Тем не менее, если попытаться проанализировать чисто военное значение этих потерь, окажется, что оно не так уж велико. Пожалуй, из всех вышепоименованных лишь погибшие подводники могли быть использованы немецким командованием для участия в военных действиях на суше, где решалась судьба Германии. Остальные были обречены на пассивное ожидание исхода битвы за Берлин – на своих судах или на госпитальных койках.

Говорить же о большом значении гибели нескольких тысяч беженцев и вовсе не приходится, пусть среди них и было какое-то количество гражданских чиновников и партийных функционеров не слишком большого уровня. Если это был необходимый «реквием по умершим во время блокады Ленинграда», как об этом выразился один наш публицист, то почему мы просто, чтобы сравнять счет погибших, не уничтожали немецкое гражданское население на занятых землях? Наверное, потому, что пресловутая советская власть, в отличие от указанного автора, никогда не считала такие «реквиемы» справедливыми и необходимыми. Официальная линия поведения Красной армии по отношению к немцам была совсем иной, а значит, и гордиться количеством утонувшего гражданского населения нам как-то не пристало.

Тот факт, что байки про десяток тысяч уничтоженных Маринеско гитлеровцев, всегерманский траур, памятники в Англии и Германии (!), обучение подводников всего мира на примере «атаки века» и т. п. живы и поныне, создает дурную славу нашей стране и отечественной исторической науке за рубежом. В Германии никто никогда официально не пытался причислить Маринеско к военным преступникам, – все утверждения наших публикаторов об этом есть не что иное, как попытка пустить читателей по ложному следу, заставить их дружно встать на защиту «подводника № 1» от несправедливых иностранных обвинений, но тот факт, что жертвами его атак в большинстве своем стали гражданские лица и раненые, вызывал и продолжает вызывать там горькие чувства. В этой ситуации называть всех находившихся на борту «Густлофа» «гитлеровцами», гибель которых недостойна сожаления, по сути кощунственно. Что бы чувствовали мы, если бы в современной Германии чествовали как национального героя летчика, торпедировавшего 7 ноября 1941 г. в Черном море транспорт «Армения», вместе с которым утонули 5 тысяч наших беженцев и раненых? Ведь имевший зенитные орудия и шедший в конвое санитарный транспорт был тоже вполне легитимной военной целью! Более уместной и конструктивной кажется иная риторика, и потому побывавший в санкт-петербургском Музее подводных сил России имени А. И. Маринеско генеральный консул Германии У. Шенинг оставил в книге почетных посетителей запись следующего содержания: «Через 60 лет после трагических событий Второй мировой войны, наконец, наступило время, когда русские и немцы совместно строят будущее. К этому призывает гибель немецкого лайнера «Вильгельм Густлоф» в январе 1945 года». Но у нас многие, похоже, с этим не согласны либо не понимают, насколько злорадство по поводу погибшего немецкого гражданского населения несовместимо с современным уровнем российско-германских отношений.

Но еще более обидным представляется забвение, которому вольно или невольно предаются другие герои нашего подплава времен Великой Отечественной. Наверное, еще со времен создания адаптированной версии судьбы Маринеско кто-то понял, что будет легче рисовать его талантливейшим подводником и непокорным бунтарем, если всех остальных офицеров – командиров подлодок просто вычеркнуть из истории. Считать их некой серой массой, по умолчанию бесталанной и приспособленческой. Ведь начни озвучивать конкретные имена, рассказывать судьбы – и кто решится сказать, что они хоть в чем-то уступали Маринеско?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});