Идолы - Маргарет Штоль

И теперь я не бегу.

Я складываюсь в кучку, словно тряпичная кукла.

Не как человек.

Кажется, что ничего такого просто не может происходить с реальными людьми. С моими друзьями. С Епископом. Со мной.

Потеряв сознание, я слышу голос из моего сна. Это говорящая птица.

Она меня ждет, даже сейчас.

Смотрит с любопытством. Испытующе. Прицельно.

Ты переживешь и это тоже?

Переживу ли я?

Ты не сражаешься. Ты бережешь силы. Ты прячешься. Это мудро.

Я знаю.

Я знаю, потому что именно это я и делаю. Делаю потому, что знаю.

И я знаю, потому что я здесь ради тебя, и мне предстоит долгий, долгий путь.

Я открываю глаза и вижу наступление смерти. Я вижу конец жизни везде, куда ни посмотрю.

Туннели рушатся. Белтеры падают вокруг меня. Как камни, что летят из самой горы.

Мы все здесь умрем, думаю я. Это конец нашей истории. Вот, значит, как он наступил.

Это даже не Тот День. Это просто какой-то обычный день. Сегодняшний день.

Густой серый дым клубится и расползается вокруг меня. В ушах звенит, я, кажется, не в силах держать глаза открытыми. Все как в тумане, но я все равно вижу… вижу их.

Вижу Лукаса, с трудом поднимающегося на колени, прижимающего ладонь к сочащемуся соком красному цветку, что расцвел сбоку на его животе, выдергивающего обломок металла из собственной нежной плоти.

Вижу мужчину, из груди которого торчит кусок черного обсидиана.

Узнаю серебряные значки на его воротнике, как у Епископа.

Это птицы, которые, как я теперь знаю, на самом деле не вернутся.

Не для него.

Его уже нет.

Я думаю о Епископе, который отправился вглубь горы вместо нас, который бежит навстречу собственной смерти лишь для того, чтобы отвлечь эту черную ползучую смерть от нас.

Гадаю, настигла ли она уже его?

Гора рушится, ее сердце гибнет точно так же, как сердце Епископа.

Никто не выбирается отсюда наружу, кроме нас.

Ни люди, ни птицы – ничего.

Чертовы птицы!

Свинья и падре, а теперь еще и Епископ, думаю я, все теперь такие же безмолвные, как города.

И мои родители, и родители Ро, и все родители в Безмолвных Городах.

Мне хочется плакать, но я знаю, что сейчас не время.

Чувствую себя так, словно это я должна была умереть. Как будто то, что я видела, что я знаю, – это яд. Он вливается в меня, распространяясь по каждой клеточке моего тела, по каждому волоску, пропитывая каждый вздох, и я ничего не могу сделать, чтобы изгнать его.

Не видеть того, что я видела.

Не знать того, что я знаю.

Мои пальцы сжимаются на серебряной птице прежде, чем я успеваю это осознать. И я отрываю птицу от воротника мертвого солдата.

Помни надежду, потому что теперь она ушла.

Люди превращаются в пыль, и тени, и ничто везде вокруг меня. Я ползу между телами, пока не нахожу какой-то пустой грузовик. И заползаю в пространство между машиной и землей.

Чумаши. Ранчеро. Испанцы. Калифорнийцы. Американцы. Грассы. Лорды. Хоул. Чумаши. Ранчеро. Испанцы. Калифорнийцы. Американцы. Грассы. Лорды. Хоул. Чумаши. Ранчеро. Испанцы. Калифорнийцы. Американцы. Грассы. Лорды. Хоул.

Это не помогает. Больше не помогает.

Я сворачиваюсь в дрожащий клубок. Зажимаю уши ладонями, закрываю глаза и так лежу, пока вибрация, и шум, и Икона не останавливаются.

Жду.

Жду, пока не утихнет боль. Пока не рассеется дым.

Пока не умолкнут голоса в моей голове.

– Дол, слушай меня! Вставай! Бежим!

Это Ро, он тянет меня, заставляя делать то, что говорит. Что делает.

Жить.

Я сжимаю в кулаке серебряную птицу и спешу за ним, пока мои пальцы не начинают кровоточить, ноги не останавливаются. Идиллии больше не существует.

Надежда вовсе не нечто с крыльями.

Это вообще ничто.

Теперь ничто.

ДОНЕСЕНИЕ В ГЛАВНОЕ ПОСОЛЬСТВООТДЕЛЕНИЕ В ВОСТОЧНОЙ АЗИИ

ПОМЕТКА: СРОЧНО

ГРИФ: ДЛЯ ЛИЧНОГО ПОЛЬЗОВАНИЯ

Подкомитет внутренних расследований 115211В

Относительно инцидента в Колониях ЮВА

Примечание. Свяжитесь с Джасмин3к, виртуальным гибридом человека 39261.ЮВА, лабораторным ассистентом доктора И. Янг, для дальнейших комментариев, если понадобится.

ЗАМЕТКИ ПО ЧАСТНОМУ ИССЛЕДОВАНИЮ

Пауло Фортиссимо

08/03/2048

«Груз» Персея чрезвычайно тревожит. Если мой анализ верен (ха!) и Нулл действительно имеет аппараты, способные разом прекращать всю электрическую активность вплоть до биохимического уровня, мы все полностью

и окончательно обречены. К несчастью, Док установил

с очевидностью, что по большому счету противодействие «аппаратуре» Нулла неосуществимо. Требуется слишком много энергии, к тому же велико число неизвестных факторов.

Лучшее, что я могу придумать, – это искать решение на более скромном уровне. Сейчас рассматриваю возможность развития иммунитета (и даже более того) на уровне личности. Исследование лимбической системы, увеличение поверхностной площади/массы неокортекса головного мозга, запасная энергия, мозговые волны и так далее… Все это выглядит многообещающим, но меня ограничивает время. (Мне бы в действительности позвать на помощь, но стоит ли бередить старые раны?)

Но вне зависимости от этого, если я прав (ха-ха!), мне будет необходимо начать биоконструирование практически с нуля. И мои детки-контрмеры должны подоспеть до того, как явится наш гость и, сохрани нас Бог, погасит все огни.

Однако это хотя бы даст нам шанс как-то бороться.

Хорошо все-таки, что я чертов гений.

Глава 13

Четверка

Я спешу следом за Ро по извилистым переходам, пока наконец пространство вокруг нас не расширяется, превращаясь в нечто похожее на склады. И здесь стоит грузовик белтеров, ожидающий нас.

Вместе с Лукасом и Тимой.

Слава богам!

– Дол! – кричит Лукас в дыму, а я едва слышу его сквозь приглушенный грохот рушащихся стен за нашими спинами.

И не так уж этот шум далеко, и с каждым мгновением он становится громче.

– Скорее! Мы выберемся через эту дверь. Здесь выход из шахт.

Лукас кивает в сторону, и я вижу, что он пытается открыть одну из огромных скользящих дверей, что встроены в стену. Тима тоже толкает, но, похоже, ее помощь не меняет положения дел.

– Ну же, давай! – кричит она, стискивая зубы.

Лукас и без того старается. Но он действует не руками, он напирает на дверь плечом. Я стараюсь не смотреть на большое красное пятно на его рубашке.

– Ты ранен. Дай-ка я. – Мы оба инстинктивно пригибаемся, когда позади раздается взрывной грохот рушащихся камней.

Громче с каждой минутой.

Лукас качает головой:

– Ты ведь слышишь? У нас нет времени.

– Отойдите-ка, детки, это работа для мужчин.

Ро отпихивает меня в сторону, и Лукас с благодарностью опускается на землю. А Ро начинает толкать, его лицо наливается кровью, но вот дверь сдается и открывается со скрипом. Свет из вентиляционного туннеля вливается в туннель, где стоим мы.

Тима сгибается пополам, стараясь восстановить дыхание.

– Черт побери! А там неплохо! – Ро ухмыляется, утирая пот с лица. – А теперь с молитвой – к черту отсюда!

У меня нет времени даже улыбнуться тому, что Ро произнес любимое ругательство падре, сейчас – нет. Открывшееся отверстие выглядит достаточно широким – ну, вполне широким, – чтобы сквозь него проехать. Видимо, именно здесь провозили всякую всячину в подземный мир, потому что эти ворота куда шире тех, через которые пришли мы. Но главное в том, что Лукас прав, – это выход наружу. Я чувствую, как внутрь врывается воздух, пахнущий холодом.

Я стараюсь не прислушиваться к звукам рушащейся позади горы. Лукас уже стоит рядом с грузовиком, прислонившись к нему, а Ро пытается завести, и для этого, похоже, необходимо разобраться в целом пучке проволочек всех воображаемых цветов.

– Я не знаю, какой провод куда присоединять…

Непрерывный поток богохульств говорит мне, что вряд ли дело удастся сделать быстро.

Тима качает головой, тянется мимо Ро и поворачивает ключ, торчащий в замке зажигания. И пожимает плечами:

– Помнишь кроличью лапку?

Ро смотрит с ухмылкой, когда мотор грузовика оживает, сотрясая сиденье под ним, и машет рукой нам обеим:

– Залезайте!

Тима садится в кабину, за ней следом карабкается Брут. Я медлю, оборачиваюсь, чтобы помочь Лукасу. Он прижимает рубашку к окровавленному боку и морщится, забираясь в грузовик.

Я продолжаю колебаться.

– Епископ… А что, если…

Ро смотрит на меня через окно грузовика, качая головой.

– Я понимаю. Мне тоже не хочется оставлять его здесь, – тихо говорит он. – Никого не хочется оставлять, ни живых, ни мертвых. Но у нас нет выбора.