Идолы - Маргарет Штоль

И она прижимает к груди Брута так, словно это плюшевая игрушка.

Землетрясение? В самом ли деле это оно?

Мы пробираемся сквозь безумную толпу белтеров, наводнивших коридоры, направляясь, как то следует по инструкции, к баракам, где спят парни. К тому времени, когда мы проталкиваемся сквозь дверь в эту комнату, я вижу, что длинные ряды кроватей пусты. Как и стойки для оружия.

И только в этот миг мы осознаем наконец, что не природная катастрофа сотрясла стены, а сражение. При землетрясении оружие не нужно.

Ружья исчезли, потому что их забрали люди.

Солдаты исчезли, потому что кто-то нас атакует…

Симпы, думаю я.

Это симпы, надеюсь я. Ужасные, но все-таки люди.

А другая возможность настолько пугает, что о ней и думать не хочется.

Потом я ощущаю, как меня касается рука Ро. Он тяжело дышит, будто обежал все коридоры Идиллии, разыскивая меня. Наверное, так оно и было на самом деле.

– Дол, – говорит Ро, задыхаясь. – И Тима. Вот вы где.

Из-за его спины выходит Лукас. Он обхватывает меня за талию и на мгновение так крепко прижимает к себе, что мои ноги почти отрываются от земли.

Он ничего не говорит, но я вижу его мрачные глаза и ощущаю его пульс, когда обхватываю его за шею. Я могу прочесть каждый тяжелый удар его сердца.

Ничего не случится с тобой, Дол. Никогда. Обещаю.

Потом я осознаю, что, пожалуй, я и ощущаю Лукаса, но сами эти слова исходят откуда-то еще.

От кого-то еще.

Это Ро. Я слышу, как он тянется ко мне, отчаянно, бессознательно, и это чувствуется как наше последнее общее мгновение.

Это в прошлом.

Однако мое сердце отчаянно колотится.

Когда я снова чувствую под ногами твердую землю, то уже знаю, что не стоит сейчас прислушиваться к собственному сердцу или к чьему-то из окружающих.

Потому что мы вдруг оказываемся среди множества солдат, заполнивших коридоры горы Белтер, в то время как на нас нападает некий невидимый враг.

В главном ангаре мы смешиваемся с толпой мужчин, стремительно открывающих ящики с амуницией и вооружающихся до зубов. Ро хватает патронташ, и я повторяю его движение, надевая на себя такой же. Как будто с рождения знала, как поступать с патронташем.

Лукас и Тима без слов делают то же самое. Вокруг царит отчаянный шум, хотя вроде бы никто ничего не говорит. Сирены все равно заглушат любые слова.

Перед нами появляется Епископ:

– Вы в порядке? Все вы?

Он окидывает нас взглядом, пересчитывая. Девчонка-грасс, Горячая Голова, Пуговица, Трусиха. Более или менее в порядке. Мне не нужно заглядывать в его сознание, чтобы убедиться в этом.

Однако времени нет, и Епископ быстро говорит:

– Туннели разрушены. Каким-то образом. Разведчики никого не видели, так что я не знаю в точности, что происходит, но мы должны поспешить. Центральный коридор оседает. Если он обрушится, мы через несколько минут окажемся отрезанными от внешнего мира.

Комната вокруг меня вздрагивает, с потолка летят куски камня. Я отгоняю панику и кричу сквозь общий шум:

– А они могут вот такое сделать? Отряд симпов?

– Нет. Никто на Земле такого не может. – Епископ наклоняется ко мне и слегка понижает голос: – Ты понимаешь, о чем я, Долория?

Нет. Я не понимаю. Я не хочу понимать. Я хочу, чтобы все вернулось обратно, чтобы нашими врагами были всего лишь люди.

– Это Безликие, – говорит Лукас. – Иконы. Они растут. Мы ведь уже такое видели, пусть и не здесь.

– Нет! – Ро в бешенстве взмахивает пистолетом. Но стрелять не в кого и не во что. – Я этого не допущу!

– Посмотри туда.

Епископ показывает на потолок пещеры над нами, и я вижу нечто черное и острое, высунувшееся в щель между камнями. Дождь обломков летит вниз каждый раз, когда один из новых угловатых корешков пробивает потолок. Лукасу явно нехорошо.

Тима пристально смотрит на корни:

– Да, верно, это Иконы. Мы ведь и раньше думали, что они соединяются между собой под землей. А теперь знаем точно.

Епископ кивает:

– Похоже на то, что они разрастаются. Как будто что-то ищут. – Ему незачем продолжать, но он все-таки говорит: – Как будто корни, которые тянутся к воде. Или к вам. Может быть, эта штука пришла сюда за вами.

– Это невозможно, – качает головой Тима.

– Нет. Нет, нет, нет! – бормочет Ро.

Он направляет пистолет на ближайший черный корешок и спускает курок, и мы все пригибаемся. Гром выстрела разносится вокруг, летит пыль.

Ро подходит к корню, но тот невредим. Конечно невредим, думаю я, вспоминая тот мощный взрыв, который понадобился, чтобы разрушить первую Икону.

– Это бесполезно. Они везде. Ползут из земли, – говорит Епископ. – Они в стенах вокруг нас. В самой земле. Эта штука растет, она к чему-то тянется, и гора разрушается.

Лукас поворачивается ко мне:

– Дол, ты должна в этом разобраться, ради нас. Почему это… Почему они преследуют нас? Что ты улавливаешь?

Лукас протягивает ко мне руку. Я смотрю на него, потом на Ро, и тот неохотно кивает.

Ро знает меня лучше, чем кто бы то ни было, даже лучше, чем Лукас. И меня, и то, что я могу сделать.

– Пуговица прав. Тебе нужно просто впустить это в себя. Уверен, ты можешь ощутить, что бы оно ни делало. Мы должны знать.

Ро говорит тихо, его тон звучит почти утешающе. Если не считать смысла того, о чем он меня просит. Лукас бросает на Ро бешеный взгляд, и даже Тима кажется испуганной.

– Я не хочу этого делать, Ро. Я боюсь.

Обычно моя сила не пугает меня, но на этот раз все иначе. Чем бы ни была эта штука в горе, я не хочу ее ощущать. Я не хочу прикасаться к ней. Даже мысленно.

Перевожу взгляд с Ро на Лукаса. Вижу боль в глазах Лукаса. Ему неприятно, что Ро продолжает на меня влиять, тем более в такой момент.

И не просто влиять.

Я не могу изменить историю. Я не могу изменить истину. И я не могу помешать Ро влиять на меня.

В особенности сейчас.

Они все зависят от меня. Я против растущей, распространяющейся Иконы. Только не снова. Я не могу сделать это еще раз. Но у них нет ничего, кроме меня.

И потому, когда Ро протягивает мне руку, я ее принимаю. Тепло вливается в мое тело, растекаясь вверх.

Потом я протягиваю вторую руку Лукасу.

Он колеблется. А я – нет.

– Пожалуйста, Лукас. Мне нужно… Мне нужны вы оба. Моих собственных сил недостаточно. Только не тогда, когда мир вокруг рушится.

Я чувствую, как Лукас смягчается, он берет мою руку и целует ее. В ту секунду, когда его губы касаются моих пальцев, я ощущаю Лукаса. Он здесь, рядом, всем своим существом, точно так же, как Ро, и пламя его настолько же ровное, насколько безумен огонь Ро; пламя, которое согревает, вместо огня, который сжигает.

Я нуждаюсь в них обоих. И всегда буду любить их обоих.

И вот я тянусь мыслью, оставляя позади людские сердца, пока наконец не нахожу путь сквозь хаос внутри горы к хаосу вне ее – к тому, что осталось в темноте. Я проталкиваюсь все дальше и дальше, все глубже и глубже, потому что могу это сделать.

Потому что я не одна в этой тьме.

Это совершенно ясно – идеально, болезненно ясно, – и хотя я не желаю этого говорить или верить в это, я верю.

Я тебя ощущаю, говорит тот самый голос.

Нулл. Таково имя голоса из моего сна, так он себя называл. И именно этот голос я слышу сейчас.

То же самое слово, что было на уме у Фортиса, когда его уводили Лорды.

– Чего ты хочешь? – спрашиваю я вслух.

Я вижу, как остальные растерянно смотрят на меня. Но у меня нет времени на объяснения. Вместо этого я закрываю глаза и сосредоточиваюсь на голосе.

Ты по-прежнему образец красоты. То, как бьется твое сердце, – это как шар пульсирующего газа. То, как течет твоя кровь, – это как река.

– Почему ты нас преследуешь? В чем причина? Просто скажи мне. Ты не должен этого делать!

Я кричу, я знаю, что кричу, но не могу сдержаться. Я не хочу связываться с этой штукой мысленно. Я хочу просто использовать свой голос.

Мне кажется, что так безопаснее, даже если на самом деле все иначе. И только в этот момент я осознаю, насколько испугана.

Нет, это ты просто скажи мне, говорит голос. Почему это так? В тебе все растет, ты растешь, рядом с тобой все растет. Растет, и меняется, и умирает. Ты есть движение, и скорость, и развитие, и распад. Ты есть вселенная во всех ее измерениях и масштабах.

Я кричу изо всех сил, так громко, как только могу:

– Я хочу, чтобы ты остановился! Я хочу прекратить все это! Оставь нас в покое! Убирайся из моей головы!

Ты поглощаешь все, а потом поглощаешь самое себя. Ты есть свое собственное разрушение. Вся твоя жизнь есть разрушение.