Правонарушительницы. Женская преступность и криминология в России (1880-1930) - Шэрон Ковальски

организации деятельности Московского кабинета[118].

В статье 1925 года «Что такое преступник?» — ею открывается первый том ежегодника Московского кабинета — Краснушкин говорит о важности психиатрических исследований для криминологии, тем самым обозначая ориентированность Московского кабинета на науку. Он утверждает, что, хотя ломброзианских «прирожденных преступников» не существует, но недостатки психологического и физического развития отдельной личности, как реакция на общественные условия, способны подтолкнуть к преступности. Он говорит о дегенерации преступника «в силу асоциальности психофизической структуры, в силу недостаточной способности социального приспособления», как об одной из основных причин преступности. Краснушкин отмечает, что дегенераты, «неполноценные личности», «отличаются недостаточным развитием коры головного мозга, этой наиболее хрупкой части мозга и вместе с тем носительницы самых важных аппаратов пассивного и активного приспособления к динамичной социальной среде». В результате возникают условия, в которых «структура их [дегенератов] психики совпадает с таковой «пролетариата босяков», кадры которых они пополняют и из рядов которых в огромной массе и по преимуществу вербуются ряды преступников». По мнению Краснушкина, случаи дегенеративности, которые он наблюдал в среде преступников, как правило, проистекают из общественно-экономических условий, вызывающих эпидемии инфекционных болезней. Более того, он подчеркивает, что связь между дегенеративностью и преступностью, равно как и дегенеративность сама по себе, преодолимы только через улучшение общественно-экономического положения населения — именно по этому пути, заключает он, уже идет Советская Россия [Краснушкин 1926а: 32-33][119]. То есть Краснушкин усматривает прямую связь между психиатрическими аберрациями у преступников (в случае женщин в основе таких аберраций лежит их репродуктивная физиология) и их общественно-экономическим положением, предполагая, что с улучшением жизни условия, которые приводят к дегенерации и, соответственно, криминализации разума, исчезнут. Соответственно, правильное понимание личностных особенностей преступников проливает свет на специфические общественно-экономические факторы, которые и ведут к дегенерации и к преступным действиям.

Уклон местных криминологических кабинетов в психиатрию и их практическая работа среди заключенных стали основным вектором и средоточием криминологических исследований в начале 1920‑х годов. Как видно из биографии Краснушкина, криминология была удобным и эффективным полем для психиатрических исследований и для сбора психиатрических данных для суда. Выполнявшие эту работу специалисты занимали должности не только в университетах или медицинских учреждениях, но также и в местных органах власти (но прежде всего — в тюрьмах). Находясь на этих постах, они получали поддержку своих исследований, а также доступ к предмету научных изысканий. Криминологические кабинеты, созданные увлеченными профессионалами, которые сотрудничали с местными органами власти и получали их поддержку, поскольку цели их совпадали с целями властей, сообщали легитимный характер изучению преступности и придавали ему смысл, напрямую связанный с потребностями государства.

Криминологические кабинеты раннего периода почти всецело сосредоточились на практических исследованиях преступности и личности преступника В них собирали и анализировали уголовную статистику, опрашивали заключенных, оценивали душевное здоровье правонарушителей, готовили экспертные медицинские заключения для судов. Специалисты, работавшие в этих кабинетах, усматривали прямую связь между психиатрическим подходом к личности преступника и общественно-экономическими факторами, которые в совокупности своей служат причинами преступления: в этом они, по большому счету, продолжали дореволюционные дебаты по поводу направления и сути развития криминологии. Сам факт возникновения этих криминологических кабинетов отражал как серьезный интерес со стороны судебных и административных органов среднего звена к поддержке изучения преступников и преступности, так и инициативность профессиональных криминологов в плане создания организаций, где они могли бы заниматься исследованиями, сохранять профессиональную идентичность и интересы. Специалисты с успехом убеждали местных чиновников в необходимости криминологических исследований и их применения в судебной практике, формировали рабочие группы, получали доступ к ресурсам, необходимым для научной работы, и одновременно доказывали необходимость собственной деятельности для советского правосудия. Таким образом, криминологи снабжали важными экспертными сведениями суды и милицию, одновременно обеспечивая им профессиональную поддержку и удовлетворяя потребности государства.

Государственный институт по изучению преступности и преступника

Поскольку на раннем этапе криминологические организации создавались при поддержке местных советов и органов власти, местно-региональная ориентация сужала сферу их деятельности. К 1925 году в кругах специалистов и чиновников, работавших в сфере преступности, сформировалась потребность создания центрального криминологического института, который стал бы руководящим и направляющим органом для исследований преступности по всему Советскому Союзу, а также внедрял бы более «советский» подход к изучению преступности. Успех местных криминологических кабинетов, видимо, пробудил стремление к тому, чтобы такие же специалисты работали и в центре, создавая собственные криминологические органы. Кроме того, интерес к созданию центральной криминологической организации отражал нараставшее стремление режима, проявившееся уже в середине 1920‑х годов, внедрять жесткий государственный контроль во все аспекты общественной жизни; учитывалась также и практическая потребность в осуществлении профессиональной экспертизы для судов.

Сторонники этой идеи утверждали, что центральная криминологическая организация объединит все исследования преступности, собрав в одно целое работу по исследованию динамики преступности по всему Советскому Союзу. Такой организации удобнее будет проводить разносторонние исследования преступности во всех ее проявлениях [Ширвиндт 1958: 140]. Более того, сторонники этой идеи считали, что если криминологические исследования будут сосредоточены в одной центральной организации, криминология получит статус научной дисциплины, пользующейся государственной поддержкой, — и будет считаться идеологически благонадежной. Впрочем, тогда изучение преступлений будет поставлено под контроль и надзор государства, что в итоге ограничит свободу криминологов и их возможности изучать и применять в своей работе разнообразные методологии и подходы.

Создание в 1925 году Государственного института по изучению преступности и преступника стало высшей точкой профессионализации криминологии в ранний период существования Советской России; этот шаг отражал усилившееся стремление большевиков к централизации власти. Он легитимизировал изучение преступности и устанавливал иерархическую структуру, в рамках которой деятельность, проводимая в Москве, помещалась на ее вершину. Институт становился самым важным и самым «советским» криминологическим учреждением. Воплощая в себе саму суть советских криминологических исследований, Государственный институт стал центром проведения систематических исследований преступности. При этом то, что он был организован под эгидой целого ряда комиссариатов, подразумевало, что он окажется под пристальным надзором государства и станет выполнять все причуды тех, кто оплачивает его деятельность. Помимо прочего, мультидисциплинарный характер криминологических исследований нашел отражение в самой организации Института, поскольку здесь поддерживали как социологические, так и биолого-психологические методы. И хотя такой мультидисциплинарный подход говорил о широкомасштабности соответствующей дисциплины — в том виде, в каком она существовала в то время, — он же заложил основу последующего разрушения криминологии внутри ее профессиональной структуры.

Создателями Государственного института в начале 1925 года стали Е. Г. Ширвиндт, руководитель Главного управления мест заключения, входившего в структуру НКВД, и Н. Н. Спасокукоцкий, глава тюремного медико-санитарного управления Нарком-здрава, возможно, при содействии криминолога М. Н. Гернета[120]. И Ширвиндт, и Спасокукоцкий