Когда отцветает камелия - Александра Альва

действительно захотелось взять в руки кисть.

– Нашла… – прошептала Эри и улыбнулась, разглядывая очертания торий. Она нашла образы, которые желала бы запечатлеть на бумаге и представить на своей первой выставке. Время и место казались неподходящими, но разве не так всегда рождалось настоящее искусство?

Художница прижала к себе альбом, словно там находилось нечто очень ценное, и прошла в глубь сада по дорожке из высоких камней, выступающих из земли. Остановившись около деревянной веранды-энгава, она прислушалась: изнутри дома доносился чуть слышный шорох и чьё-то тяжёлое дыхание. Одна из бумажных дверей сёдзи49 как раз оказалась приоткрыта, и Эри бесшумно сдвинулась вправо, чтобы заглянуть в комнату.

Увиденное заставило её на мгновение оцепенеть. На татами лежал мужчина в лисьей маске: его чёрные волосы и длинные хвосты разметались по полу, тело била мелкая дрожь, а когти впились в циновки, оставляя на них глубокие борозды.

– Господин Призрак! – крикнула Эри, на ходу сбрасывая ботинки, и забежала в дом.

Хозяин святилища зарычал и схватился руками за маску, то ли пытаясь её снять, то ли не позволяя себе этого сделать. Он боролся сам с собой и при этом дышал так быстро и хрипло, что Эри действительно испугалась.

– Что с вами?! – Она опустилась рядом и хотела коснуться его руки, но Юкио неожиданно отполз к стене, напоминая раненого зверя.

– Уходи! – сказал он, и из-под маски послышалось глухое шипение: кицунэ начал задыхаться. – Ты не должна… Не должна это видеть!

– Перестаньте нести чушь и просто скажите, чем помочь!

Эри откинула альбом и чемодан в сторону и беспомощно огляделась: комната являла собой прекрасный пример традиционного японского жилища – ничего лишнего, а под рукой лишь самое необходимое. Очаг в полу с висевшим над ним чайником, ширма, за которую убирался футон50, низкий стол для работы и старый сундук, но среди всех этих вещей не нашлось ничего, что могло бы хоть как-то помочь.

Вместо ответа Юкио застонал и снова повалился на пол, хватаясь за горло.

– Вы же дышать не можете! – Эри подползла к хозяину святилища и дотронулась пальцами до лисьей маски. – Нужно снять.

– Нет, нет! – Господин Призрак накрыл её руку своей ладонью и крепко сжал, не позволяя ничего сделать.

От неожиданного прикосновения глаза Эри на мгновение закатились, а внутри всё перевернулось, будто кто-то поднял её над землёй и подвесил вверх ногами. Когда к ней вернулось зрение, она тут же отпрянула, но всё же не отпустила руку господина Призрака: что-то мрачное и тяжёлое окутывало Юкио, растекаясь по татами, подобно смоле.

– Я снова вижу это, – прошептала она, когда аура расширилась ещё больше, напоминая чёрное сердце, с каждым ударом увеличивающееся в размерах.

– Цубаки…

– Да, я здесь.

Кицунэ откинулся на спину и направил взгляд куда-то в пустоту. Казалось, он смотрел на Эри, но она чувствовала, что Юкио не видел её.

– Я ждал ужасно долго, так долго, что начал забывать, как ты выглядишь.

– Господин Призрак, о чём вы говорите? – спросила она, затаив дыхание, но хозяин святилища словно ничего не слышал и после очередного приступа хриплого кашля продолжил:

– Однажды мне показалось, что твои черты окончательно стёрлись из памяти. Много лет я не притрагивался к нашему сундуку, но в тот день я достал оттуда все картины, написанные твоей рукой, и знаешь, они всё так же прекрасны. Ты редко изображала себя: больше любила завораживающие пейзажи и портреты красивых людей… – Его когти впились в тростниковые циновки, он тяжело дышал, но продолжал говорить: – Но я нашёл одну картину, где сохранилось твоё лицо, и не смог перестать смотреть на неё. Мне тебя не хватает. Все эти годы я так скучал…

Он прижал руку Эри к своей часто вздымающейся груди и замолчал.

– Кого бы вы ни любили в прошлом, это точно не я, вы ошиблись, – прошептала художница и вытерла стекающие по щекам слёзы. – Но почему тогда мне так больно?

Больше не в силах смотреть на лисью маску Юкио, наполовину расписанную языками пламени, Эри отвернулась и отпустила его ладонь, освобождая свою руку. Она плакала из-за слов кицунэ, пронизанных печалью, и из-за пустоты внутри, которая рождалась от этого надломленного голоса, доносящегося как будто издалека. И лишь одна мысль не давала ей покоя: что-то очень важное до сих пор было скрыто от неё.

– Господин Призрак, – спустя несколько мгновений всё же позвала она, но ответа не последовало. – Господин Призрак!

Эри наклонилась к груди Юкио и услышала размеренное биение сердца – хозяин святилища заснул. Что бы с ним ни происходило, это точно было связано с миром богов и ёкаев, и человеческие лекарства тут вряд ли помогут.

Зайдя за ширму, стоящую в углу комнаты, она взяла подушку дзабутон и подложила под голову Юкио: наверняка даже у ками затекала шея, если приходилось долго лежать на жёстком полу.

Сначала она хотела выйти и подышать воздухом, пока не проснётся хозяин или не вернётся его слуга, но стоило Эри встать, как ноги сами понесли её к тому сундуку, о котором в бреду говорил Юкио.

Тёмно-красное дерево блестело в лучах пробивающегося через бумажную створку утреннего солнца, и Эри даже подумала, что тансу51 не казался таким уж старым, но на крышке лежал толстый слой пыли, а клеймо мастера говорило о том, что сундук изготовили ещё в восемнадцатом веке.

Взявшись за резную железную ручку, Эри приоткрыла средний ящичек, и оттуда сразу повеяло пылью и затхлостью. Внутри лежали стопки васи52: края у бумаги загнулись и пожелтели, а некоторые листы пошли волнами, вероятно, оттого, что на внутренней стороне, скрытой от глаз, находились рисунки, нанесённые тушью.

Эри обернулась к господину Призраку, но тот всё ещё лежал тихо и не двигался. Тогда она достала несколько верхних работ и скользнула взглядом по их обратной стороне – от увиденного у неё перехватило дыхание. Нетрудно было узнать кисть того же художника, который написал картину, найденную Хару в старом семейном архиве. На рисунках сменяли друг друга виды святилища Яматомори: колодец с водой для омовения, в котором плавали цветы камелии, дорожка, устланная опавшими листьями, жрица мико, подметающая каменную лестницу…

– Невероятно! – прошептала Эри и потянулась за оставшимися в сундуке картинами, но их оказалось так много, что пришлось опуститься на пол и разложить стопки старинной бумаги рядом с собой.

Стиль, выбор образов, даже особая манера накладывать тушь – всё напоминало Эри о её собственных работах, и потому она не могла оторваться от творений художника из прошлого, который, к её удивлению, даже не умел красиво писать своё