Троецарствие - Ло Гуаньчжун

— Зачем же вы привели войско?

Тогда Цао Чжан отпустил свою охрану и один вошел во дворец. Он поклонился Цао Пэю; братья обнялись и заплакали.

Цао Чжан передал все свое войско в распоряжение Цао Пэя, а тот попросил его по-прежнему охранять Яньлин,

Так Цао Пэй утвердился в правах преемника покойного отца и заменил прежнее название правления, Цзянь-ань — Установление спокойствия — новым названием Янь-кан — Продолжительное благополучие. Советнику Цзя Кую он пожаловал звание тай-вэй, Хуа Синю — звание сян-го; все прочие чиновники получили повышения и награды. Цао Цао посмертно был присвоен титул У-вана. Похоронили его в высоком кургане вблизи города Ецзюнь.

Когда военачальник Юй Цзинь получил повеление принять на себя устройство погребальной церемонии, он прибыл на кладбище и увидел на белой стене дома кладбищенского смотрителя картину, где была изображена сцена позорного покорения Юй Цзиня победителю Гуань Юю. На возвышении величественно восседал Гуань Юй, перед ним стоял гневный и гордый Пан Дэ, а Юй Цзинь, поверженный, лежал на земле, умоляя даровать ему жизнь.

Это Цао Пэй, узнав о разгроме войск Юй Цзиня и о том, что сам военачальник, попав в плен, склонился перед врагом, не найдя в себе мужества достойно умереть, преисполнился презрением к трусу и приказал нарисовать эту картину, чтобы устыдить Юй Цзиня.

От стыда и обиды Юй Цзинь заболел и вскоре умер. Потомки сложили о нем такие стихи:

Тридцать лет дружбы — вот это старинная дружба.Жаль, напоследок, а все ж опозорился Юй.Знать человека — не есть еще знать его душу.Тигра рисуешь — сначала скелет нарисуй.

В то время Хуа Синь сказал Цао Пэю:

— Ваш брат, правитель Яньлина Цао Чжан, передал вам свое войско и вернулся обратно, а вот два других ваших брата — правитель Линьцзы Цао Чжи и правитель Сяохуая Цао Сюн — даже не явились на похороны великого вана. По закону они подлежат наказанию.

По его совету, Цао Пэй послал гонцов в Линьцзы и в Сяохуай. Вскоре возвратился гонец из Сяохуая с донесением, что Цао Сюн из страха перед наказанием повесился. Цао Пэй распорядился торжественно похоронить его и посмертно присвоил ему титул Сяохуайского вана.

Через день вернулся гонец из Линьцзы и сообщил, что Цао Чжи все дни пьянствует со своими любимцами братьями Дин И и не соблюдает этикета. Он даже не встретил гонца, а Дин И старший ко всему еще болтал лишнее: «Когда-то, мол, покойный ван хотел назначить наследником господина Цао Чжи, но сановники его оклеветали. Великого вана только что похоронили, а Цао Пэй уже хочет наказывать брата! На что это похоже?» Дин И младший добавил: «Таланты нашего господина известны всей Поднебесной! Наш господин сам достоин быть преемником вана».

Гонец пожаловался еще и на то, что его, по распоряжению Цао Чжи, выгнали палками.

Узнав об этом, Цао Пэй пришел в ярость и приказал военачальнику Сюй Чу с отрядом Тигров немедленно привезти Цао Чжи и его людей.

Сюй Чу с войском отправился в Линьцзы. У городских ворот стража пыталась остановить его, но он перебил всех, кто ему мешал, и прорвался в город. Войдя во дворец, Сюй Чу увидел, что Цао Чжи и братья Дин И лежат пьяные. Он велел их связать и положить на повозку, а потом захватил всех дворцовых чиновников и слуг и отвез их в Ецзюнь.

Прежде всего Цао Пэй приказал обезглавить братьев Дин И. Братья эти, уроженцы княжества Пэй, были известные ученые, и когда их казнили, многие очень сожалели об этом.

Когда мать Цао Пэя, госпожа Бянь, узнала о смерти Цао Сюна, она сильно опечалилась. А весть о том, что схвачен Цао Чжи и казнены братья Дин И, привела ее в смятение. Она поспешила во дворец к Цао Пэю. Сын тотчас же вышел навстречу и почтительно поклонился.

— Твой младший брат Цао Чжи всегда питал пристрастие к вину и был сумасбродом, — со слезами сказала она. — Но не забывай, что вы с ним единоутробные братья. Не убивай его и дай мне спокойно дожить до моей кончины.

— Успокойтесь, матушка, я пощажу его, — отвечал Цао Пэй. — Ведь я сам люблю брата за его таланты, я только хотел предостеречь его от излишней болтовни.

Госпожа Бянь, заливаясь слезами, удалилась к себе в покои, а Цао Пэй прошел в боковой зал дворца и велел привести Цао Чжи.

— Видно, матушка уговорила вас оставить Цао Чжи в живых? — спросил Хуа Синь.

— Именно так, — отвечал Цао Пэй.

— Помните, что если вы пощадите его, вас ждут беды, — возразил Хуа Синь. — Цао Чжи умен и талантлив, это не какая-нибудь безобидная тварь, живущая в пруду.

— Повеление матушки я не нарушу! — оборвал его Цао Пэй.

— Говорят, что Цао Чжи лишь рот откроет, как уже готово стихотворение, — продолжал Хуа Синь. — Я не очень-то этому верю, но испытайте сами его способности. Если он не оправдает того, что о нем говорят, казните его. А если он действительно так талантлив, тогда пристыдите его, понизьте в звании. Этим вы заткнете рты всем писакам в Поднебесной.

Цао Пэй принял этот совет. Вскоре к нему привели Цао Чжи, который поклонился брату до земли и попросил прощения.

— В семье мы братья по крови, — обратился к нему Цао Пэй, — но в обществе — государь и подданный. Как же ты посмел кичиться своими способностями и нарушать этикет? Ты еще при жизни отца любил перед людьми хвастаться своими сочинениями. А я вот сомневаюсь в твоих талантах! Мне кажется, что за тебя сочиняет кто-то другой. Докажи, что я неправ, сделай семь шагов и сочини стихи! Сочинишь — оставлю тебя в живых; нет — накажу вдвойне!

— Дайте мне тему, — сказал Цао Чжи.

— Смотри сюда! — ответил Цао Пэй, указывая на рисунок, где были изображены два дерущихся быка. — Но у тебя не должно быть слов: «Два быка дрались у стены; один из них упал в колодец и погиб». Понятно?

Цао Чжи отмерил семь шагов, и стихотворение было готово:

Два грозных существа брели одной дорогой,У каждого два рога согнутые на лбу.И вскоре под горой друг с другом повстречались,К земле склонили лбы и ринулись в борьбу.Противники в борьбе равно упорны были,Но вот один из них споткнулся и упал.Совсем не потому, что был слабей другого,А просто потому, что духом был он мал.

Цао Пэй и его сановники были поражены. Но Цао Пэй тут же сказал:

— Стихотворение можно сочинить быстрей, чем сделать семь шагов. Попробуй сочини сразу.

— На какую тему?

— Мы с тобой братья, — бросил Цао Пэй. — Это и будет темой, только не произноси слово «братья».

На одно лишь мгновенье задумался Цао Чжи и потом прочитал:

Чтобы сварить бобы, ботву зажгли бобовую.И начали бобы тут горько слезы лить:«Ведь с вами мы родня — одни родили корни нас,Так почему ж вы нас торопитесь варить?»

Цао Пэй понял намек и не мог сдержать слез. Тут госпожа Бянь вышла из глубины зала и сказала Цао Пэю:

— За что ты преследуешь своего брата?

— За то, что он нарушает государственные законы! — вскричал Цао Пэй, вскакивая с места. И он приказал понизить Цао Чжи в звании и отныне именовать его Аньсянским хоу.

Этим Цао Чжи был лишен права на владение городом Линьцзы и уехал по приказу Цао Пэя в деревню Аньсян.

Став преемником Вэйского вана, старший сын его Цао Пэй обновил все законы и стал ограничивать волю императора Сянь-ди еще больше, чем это было при Цао Цао.

Обо всем, что происходило в Ецзюне, шпионы доносили в Чэнду, и Ханьчжунский ван Лю Бэй, взволнованный этими известиями, решил посоветоваться со всеми гражданскими и военными чинами.

— Цао Цао умер, и его преемником стал Цао Пэй, — сказал он. — Цао Пэй притесняет Сына неба еще больше, чем это делал его отец. Даже правитель Восточного У, Сунь Цюань, покорился Цао Пэю и назвал себя его подданным! Я думаю сначала выступить против Сунь Цюаня и отомстить за смерть Гуань Юя, а потом покарать Цао Пэя и истребить всех мятежников!

Не успел он произнести эти слова, как вперед вышел военачальник Ляо Хуа и, низко поклонившись, промолвил:

— Гуань Юй и его сын погибли по вине Лю Фына и Мын Да. Накажите прежде всего этих злодеев!

Но Чжугэ Лян удержал Лю Бэя.

— Не торопитесь, это было бы неразумно! — воскликнул он. — Ваша поспешность может толкнуть этих людей на измену. Прежде следовало бы повысить их в звании и отдалить друг от друга, а потом уж схватить обоих.

И Лю Бэй решил назначить Лю Фына военачальником в Мяньчжу.

Но случилось так, что об этом узнал Пэн Ян, близкий друг Мын Да. Он тотчас же написал ему письмо и со своим доверенным отправил в Шанъюн. Как только посланец выехал за южные ворота Чэнду, его схватили дозорные Ма Чао. Выпытав у него все подробности, Ма Чао отправился к Пэн Яну. Тот встретил его и принялся угощать вином. Когда они выпили по нескольку кубков, Ма Чао, желая вызвать Пэн Яна на откровенность, сказал:

— Что это Ханьчжунский ван все хуже и хуже обращается с вами? Ведь когда-то он был очень милостив!

— Этот старый хрыч совсем с ума спятил! — раскипятился Пэн Ян. — Я ему за все отплачу!