Война мага. Том 4: Конец игры - Ник Перумов

Фесс чувствует, как напрягаются мышцы, натягиваются связки, как, превозмогая рвущую боль, тело пытается дать отпор. Напрасно; Эвенгар легко отталкивает страшные на вид когти, наклоняется…

Некроманту кажется, что из него вырвали сердце.

Салладорец выпрямляется, что-то неразборчиво шипит. Сейчас он почти ничем не напоминает человека; покрытые зелёным пальцы одним движением соединяют обе половинки ключа.

Лопается великая струна, режет слух высокий звон, пронёсшийся от края до края Эвиала.

— Всё, всё, всё, — истерично шепчет Салладорец.

Всё, всё, всё, — повторяет за ним погибающий мир.

Пересекшая Эвиал из конца в конец чёрная полоса Западной Тьмы оживает. Фесс чувствует Её движение — с него словно сдирают кожу. Каждая лига там, на поверхности — сколько-то с него самого.

«Встань и иди, некромант!»

Знакомый голос почти умоляет.

Под чёрным покрывалом исчезает океан, в ужасе разлетаются кто куда альбатросы, на пустых, необитаемых островках мечется мелкая живность, даже пышные пальмы дрожат, словно чувствуя надвижение неминуемого. Дневной свет меркнет, наползает серый туман, оттуда, где кипят незримые подводные костры, разожжённые силой Спасителя.

Чёрная блистающая стена поглощает всё на своём пути — облака и ветры, птиц и китов, всё. Человеческому глазу не проникнуть сквозь эту завесу, не узреть, что происходит за мерным колыханием, словно по Эвиалу неспешно движется исполин, закутанный с ног до головы в плотный плащ.

— Всё, — выдохнул Салладорец, с блаженной улыбкой опускаясь наземь. — Теперь последнее, самое последнее…

Фесс хотел было зажмуриться. Не смог.

«ВСТАНЬ И ИДИ, НЕКРОМАНТ!»

Не могу, беззвучно ответил Фесс. Не могу.

* * *

Спаситель вздрогнул, по всему его телу прошла судорога, лицо жутко скривилось. И все остальные, Клара, Райна, Этлау, Эйтери, орки — все замерли, потому что над миром пронёсся страшный предсмертный стон, словно в ужасной агонии расставалось с жизнью неведомое существо.

Лопнувшая струна. Рухнувшая стена. Покатившаяся лавина.

Спаситель выпрямился. И быстро зашагал вниз, увлекая за собой затянувший полнеба водоворот багряных облаков.

Сдерживавшая Его преграда рухнула.

* * *

Пришёл твой час, Сильвия.

Хозяйка Смертного Ливня тоже, как и все, слышала пронёсшийся над Эвиалом погребальный звон.

Всё, ожидание кончилось.

Прятавшееся в обломках скал существо гордо выпрямилось, взглянуло, не опуская глаз, прямо в лицо Спасителю и запело. Древнюю песнь без слов, пришедшую из тайника души, того же, где хранился облик отца. Песню зла и ненависти, ко всем и ко всему.

Сквозь багряный занавес продёрнулась первая чёрная нить.

Но никто, и даже Спаситель, не обратил на это внимания.

* * *

Две белые латные перчатки, намертво вцепившиеся друг в друга. Облака лёгкого пламени вокруг, небесный свод — и открытая рана Разлома внизу. Она исходит гноем — козлоногими тварями, растекающимися всё дальше и дальше по Мельину. Их уже не сдержат никакие жертвоприношения.

Схватившаяся с Императором тварь тоже здесь, им уже не разжать смертельных объятий. Земля и тварный мир далеко внизу, возврата нет ни для кого; но за спиной козлоногой бестии — только пустота, а Император слышит миллионы голосов. Миллионы сердец бьются сейчас в унисон с его собственным, превратившимся в сгусток чистого пламени.

Там осталась Сеамни и их ещё не рождённый сын. Сын, чей голос он, Император, тем не менее, слышит. Там — верный Клавдий, не поддавшийся искушению. Легионеры, мужественные и упорные, сражавшиеся за своего Императора и с людьми, и с чудовищами. Гномы Баламута, не испугавшиеся пойти против сородичей.

Видишь, враг, сколько их, тех, кто за меня? А чем можешь похвастаться ты, кроме всепоглощающей бездны?

…Шумит на ветру могучий сосновый лес, приютивший под красноствольными деревьями целый сонм самых причудливых созданий. В чёрной броне, с развевающимся за плечами плащом, стоит высокий рыцарь, Ракот, Бог воинов. За его спиной — два молоденьких деревца, одно чуть повыше, из-под корней бьёт родник. В руке Ракота — горящая ярким бездымным пламенем смолистая ветка; но на лице бога нет ожидаемого торжества. Напротив, он как будто заключён в призрачную клетку, какую не сразу и разглядишь — словно серая паутина, эта завеса плавает над его головой и плечами.

— Укажи путь, — говорит Ракот. — Укажи ему путь!

Укажи путь кому?!

…Есть три способа закрыть Разлом.

Первый — завалить. Второй — заставить сойтись разодранные земные пласты Мельина. И третий — не тратя времени на засыпку, вбить в заражённую, загнившую рану раскалённый клин.

Правая рука Императора начинает гнуть вцепившуюся в неё конечность козлоногой твари.

Я знаю, почему. Я ведаю, за что.

— Папа! — Мальчишке, наверное, лет двенадцать. Возраст, когда в Империи пора брать первую жизнь, сражаясь за правое дело. — Папа, давай!

— Гвин!

— Повелитель! — последнее хором выкрикивают голоса Клавдия, Сежес, Баламута и ещё — молодого Мария, нового барона Аастера.

Тварь шипит в лицо, летят обжигающие брызги слюны. Наверное, это просто кажется — ведь он, Император, уже умер, его тело сгорело в пламени первого удара.

— Возьми ветку, — слышит он Ракота. — Это укажет путь.

Богатырь-бог протягивает руку сквозь решётку своей клетки.

Горящая ветка перекочёвывает к Императору. Просто держится рядом, ведь руки у него заняты; но правая продолжает гнуть, выламывать и крушить вцепившуюся лапу бестии — каждое движение Императора словно поддерживают тысячи рук живых и мёртвых, оставшихся в Мельине. Вот пальцы дотягиваются до запястья врага, касаются белой кости зачарованной перчатки, тянут её на себя…

Яростное шипение, но на сей раз смешанное с отчаянием.

Император начинает гнуть вражье запястье, заставляя белые перчатки разойтись. И гнёт, забыв о боли и смерти, пока кость не ломается с сухим треском и перчатка врага не оказывается у него, Императора.

Ликующий многоголосый крик — от полюса и до полюса.

Но дело не сделано — тварь вцепляется в лицо, метит в глаза, боль почти гасит сознание — но Император даже не защищается.

Зубы впиваются ему в шею, клыки рвут горло — пусть. Он шёл победить, а не выжить.

Паря на огненном облаке, терзаемый изломанной, но не утратившей ярость тварью, Император видит куда больше, чем прежде. Не только Мельин, но также и иной мир, соединённый с его собственным пылающе-кровавой нитью.

На другом конце нити — Эвиал, это Император понимает сразу, знание пробивается сквозь боль и муку. Там сошлись в неистовой схватке иномировые силы, там нависла над всем сущим раскинувшая сияющие объятия фигура Спасителя, и там же — глубоко, глубоко в иных слоях бытия — насмерть схватился со своим врагом старый знакомец — Фесс.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});