Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй - Ланьлиньский насмешник

— Ну, а другую госпожу узнал? — спросили они.

— Она вроде петь к нам приходила, — отвечал слуга.

— Так это ж Ли Гуйцзе! — опять засмеялась Юйлоу.

— Но как она туда попала? — недоумевала Юэнян.

— У нас на дверях никаких зубцов нету, — сказала Ли Цзяоэр. — И бамбуковой изгороди тоже.

— Ты и сама не знаешь, — говорила Цзиньлянь. — Раньше не было, а теперь есть.

Вернулся Симэнь и тут же отправился поздравлять с днем рождения надзирателя Ся.

* * *

А пока расскажем о Пань Цзиньлянь. Держала она у себя кота. Был он весь белый, только на лбу выделялось черное пятнышко вроде малюсенькой черепашки. За это она прозвала его Угольком-в-снегу или Львенком-Снежком. Кот ловко носил в зубах платок, подымал с полу веер. Когда не было Симэня, Цзиньлянь обыкновенно с вечера клала Снежка с собой под одеяло, и он никогда не пачкал ей постель. Во время обеда кот ел, забравшись к хозяйке на плечо. Только она его поманит — кот сразу подбегает, а погрозит — отходит. Цзиньлянь больше звала его Снежком-разбойником и кормила не говяжьей печенкой, не вяленой рыбой, а давала каждый раз по полцзиня свежего мяса. И до того жирный и пушистый отъелся кот — куриное яйцо в шерсти упрячешь. А как его любила Цзиньлянь! Целыми днями у себя на коленях держала. Все его подзуживала да поддразнивала. Недоброе задумала Цзиньлянь. Зная, как боится кошек Гуаньгэ, она, оставаясь в комнате одна, завертывала в красный шелк кусок мяса и велела коту бросаться на лакомое.

И надо ж было тому случиться — занемог Гуаньгэ. Несколько дней подряд поили его снадобьями старухи Лю, а когда ему стало немного полегче, Пинъэр нарядила его в красную атласную рубашечку и положила в передней на кан. Прикрытый одеяльцем ребенок резвился как ни в чем не бывало. За ним присматривала горничная Инчунь. Кормилица Жуи сидела рядом с чашкой в руке и что-то ела.

Вдруг нежданно-негаданно из комнаты Цзиньлянь выскочил кот Снежок. Завидев на Гуаньгэ колыхавшийся красный шелк, обученный кот с яростью бросился на кан и стал рвать когтями рубашонку. Ребенок залился плачем, но тут же умолк. Только тельце его корчилось в судорогах. Испуганная кормилица отставила чашку с едой и, взяв его на руки, принялась успокаивать. Изо рта у младенца шла пена. Кот хотел было броситься на ребенка еще раз, но его прогнала Инчунь. Жуи казалось, что судороги скоро пройдут, но Гуаньгэ успокаивался на короткое время, а потом снова начинал биться. Пинъэр между тем находилась в покоях Юэнян.

— Ступай за матушкой! — наказывала горничной Жуи. — Видишь, ребенку плохо. У него судороги. Попроси матушку поскорей прийти.

Не узнай о случившемся Пинъэр, все бы шло своим чередом, а тут у нее замерло сердце, душа чуть не рассталась с телом. Вместе с Юэнян они впопыхах вбежали в комнату. Гуаньгэ бился в судорогах. Глаза у него закатились, даже не видно было зрачков. Изо рта шла белая пена. Едва слышные всхлипывания напоминали писк цыпленка. Муки сына будто ножом по сердцу резали Пинъэр. Она взяла Гуаньгэ на руки и целовала его, прижимая к груди.

— Мой мальчик! — с рыданьями причитала она. — Как хорошо ты резвился, когда я уходила! Отчего тебя так сводит?

Инчунь и Жуи рассказали ей, как испугал ребенка кот Цзиньлянь.

— Сынок мой дорогой! — еще сильнее зарыдала Пинъэр. — Раз не по душе старшим пришелся, значит терпи. Такая, выходит, твоя доля.

Юэнян промолчала и велела позвать Цзиньлянь.

— Говорят, твой кот испугал ребенка? — спросила она вошедшую Цзиньлянь.

— Кто это вам сказал? — удивилась та.

— Они, — Юэнян указала на кормилицу Жуи и горничную Инчунь.

— Да мало ли чего нагородит баба! — говорила Цзиньлянь, имея в виду Жуи. — Кот все время спал себе преспокойно у меня в комнате. Как он мог напугать ребенка?! Какую ерунду городят! Если сами напугали, нечего на людей сваливать. Вам бы только прицепиться, чтоб на слабого наброситься, а на меня в первую очередь!

— А как же кот тут очутился? — спрашивала Юэнян.

— Да он сюда то и дело забегает, — отвечала Инчунь.

— Ишь ты, то и дело! — подхватила Цзиньлянь. — Что-то раньше не бросался, а нынче ни с того ни с сего вдруг испугал! И ты, девка, вижу, глаза-то свои выпятила бесстыжие и несешь всякую чепуху. Но не очень-то расходись! Лук-то побереги, а то смотри, тетива оборвется. Ох, и все-то беды на мою несчастную головушку!

Цзиньлянь в сердцах повернулась и удалилась к себе.

Послушай, дорогой читатель! Не зря говорят:

Иная ветка вся в цвету,но больно колются шипы-то!..И в человеческой душепорою сколько зла сокрыто!

С появлением Гуаньгэ хозяин стал во всем потакать Пинъэр. Она попросит одно, он готов ей сделать десять. Видя все это, Цзиньлянь завидовала Пинъэр и злилась. Из ревности и зародился у нее коварный план: обучить кота, чтобы тот до смерти напугал ребенка. Тогда, по ее расчетам, Пинъэр лишится благосклонности, а она, Цзиньлянь, вновь станет любимицей Симэня. Словом, действовала она точно так же, как в старину Туань Гу, который нарочно завел пса Шэньао, чтобы погубить первого министра Чжао Дуня.[914]

Да,

Справедливое Небо никто не сумеетобмануть, провести, в заблужденье ввести,Все провидит оно, потому не надейся,если грешен, возмездье его отвести.

Гуаньгэ все бился в судорогах. Юэнян велела напоить его имбирным отваром и тут же послала Лайаня за старухой Лю. Пришла знахарка.

— Как он у вас напуган! — нащупывая пульс, воскликнула старуха. — А ведь испуг выгонять труднее всего.

Она велела готовить отвар из ситника с мятой, потом достала пилюлю в золотой фольге, опустила ее в плотно закрытую чарку с отваром и растерла. Гуаньгэ крепко сжимал зубы, и Юэнян пришлось золотой шпилькой из прически открыть ему рот и влить лекарство.

— Хорошо, если выгоним, — говорила старая Лю, — а то вам, почтенная хозяйка, без прижиганий не обойтись.

— Но кто на это решится? — отвечала Юэнян. — Надо будет подождать хозяина. У него спросить. А то ругани не оберешься.

— Спаси его, матушка! — взмолилась Пинъэр, обращаясь к Юэнян. — Прождем — поздно будет. А взбранится, я приму вину на себя.

— Ребенок твой! — отвечала хозяйка. — Если ты согласна, пусть прижигает. Я не настаиваю.

Старуха Лю сделала Гуаньгэ пять прижиганий: между бровями, на шее, обеих руках, где прощупывается пульс, и на груди. Потом ребенка уложили спать. Гуаньгэ был в забытьи вплоть до самых сумерек. Не проснулся он и когда вернулся Симэнь. С приходом хозяина Юэнян наградила старуху пятью цянами серебра, и та боковой тропкой, крадучись, вышла из дому и улетучилась, как дым.

Симэнь направился прямо в дальние покои хозяйки. Юэнян рассказала о Гуаньгэ, и он опрометью бросился в передние покои. Глаза у Пинъэр были красными от слез.

— Отчего у ребенка судороги? — спросил Симэнь.

Глаза Пинъэр наполнились слезами. Она молчала. Он хотел было разузнать у горничной и кормилицы, но и те как воды в рот набрали.

Заметив на ручонках младенца ожоги, а кругом пепел от сгоревшей полыни, Симэнь опять бросился к Юэнян. Она не могла больше скрывать происшедшего и рассказала, как напугал ребенка кот Цзиньлянь.

— Его только что осматривала матушка Лю, — объясняла Юэнян. — Сильный испуг, говорит, без иглоукалываний и прижиганий младенец не выживет. Ждать тебя было некогда, и мать ребенка решилась сделать прижигания. Потом младенца уложили. До сих пор не просыпался.

Не услышь об этом Симэнь, все бы шло своим чередом, а тут у него все нутро затрясло от злости, гневом закипело сердце и желчью наполнилась печень. Он ворвался к Цзиньлянь, ни слова не говоря, схватил за ноги Снежка, выбежал в коридор и хватил его со всего размаху о каменное крыльцо. Только слышно было, как раскололся череп. Мозги разлетелись тысячей персиковых лепестков, среди которых, как осколки нефрита, поблескивали белизною зубы.

Да,

При жизни не водил ушами,Не стал гоняться за мышами,Поэтому на свете томИзвечно быть ему котом.

Цзиньлянь сидела на кане. Когда Симэнь схватил Снежка, у нее не дрогнул ни один мускул. Однако стоило ему выйти, как она начала ворчать и ругаться:

— Чтоб тебе сдохнуть, разбойник проклятый! Убить беззащитное созданье — на это ты молодец. Кот тебе помешал? Ишь, разошелся! Влетел как бешеный. Да он жизнь твою на том свете потребует, изменник ты проклятый! Чтобы тебе не было ни дна ни покрышки, насильник!

Симэнь вернулся к Пинъэр.

— Я же наказывал хорошенько смотреть за сыном! — набросился он на Инчунь и Жуи. — Как вы допустили кота? Напугал да и все руки поцарапал. Еще верят Лю — этой старой потаскухе! Всего ребенка обожгла. Хорошо, если все обойдется, а то я ее приволоку в управу, зажму пальцы тисками. Узнает у меня, старая блудница!