Зеркала и галактики (СИ) - Ворон Елена

– Больше не получается, – сдался я в конце концов. – Это плохо?

– Наоборот: хорошо, – отозвался мистер Эрроу. Впрочем, в его тоне я не расслышал особой радости. Он дважды ткнул кнопку связи на воротнике: – Джон Сильвер: в медотсек.

Голос первого помощника разнесся по громкой связи. Двадцать секунд тишины, и мистер Эрроу сказал, непонятно к кому обращаясь:

– Слушаю вас. Когда припрет, вас тоже вызову. Ждите.

– С кем это вы? – удивился я.

– С самым правдивым из пилотов, – ответил он язвительно. – Хэндс тревожится.

Через минуту явился Сильвер; взъерошенный поюн елозил на плече и бормотал:

– Вон отсюда. Вон отсюда. Вон отсюда.

– Цыц! – прикрикнул первый помощник, и зверь смолк. – Джим, освободи место.

Бывший навигатор уселся к столику, а мистер Эрроу надел ему на голову обруч с блестками. Картинка появилась другая: три красных квадрата и зеленый червяк. Сильвер сидел над ней, сидел – почти без пользы, как и я. Разве что червяк превратился в сытого раздувшегося ползуна, и в нем можно было разглядеть структуру полированного камня.

– Нет, сэр. Не получается.

– Цыц! – встрял поюн и получил щелчок по лбу. – Вон отсюда. – Огреб второй щелбан, крепче первого. – Извращенцы, самоубийцы, Чистильщики!

Я забрал зверя, пока Сильвер не пробил ему башку.

Мистер Эрроу покачал головой.

– Н-да… Результаты не впечатляют. В таком случае, кто вчера порадовал нас галлюцинацией краккена? Вы-то не могли, согласитесь.

Сильвер молчал. Мне тоже сказать было нечего.

– Джим, возьми себе кресло и сядь-ка снова к столу, – сказал мистер Эрроу. – Попробуем еще раз.

Новая картинка, одна на двоих: косые зеленые капли, белый кружок и несколько ломаных линий. Сильвер вгляделся.

– Это снег. Ранний снег в лесу. Джим, давай.

Сосредоточились…

Внезапно кругом полыхнуло: белое пламя охватило стены и потолок, высветлило смуглое лицо бывшего навигатора, отразилось в его изумленных глазах. И погасло. Глухая, едва разбавленная светом ламп чернота физически навалилась, сдавила грудь и горло. Поюн взвизгнул и вырвался из моих рук, первый помощник выругался.

– Алекс, это у меня, – сообщил он капитану и связался со вторым помощником: – Крис, ответь мне. Как мы – в порядке? Из памяти можешь стереть? Новых сюрпризов не обещаю. – Мистер Эрроу стянул с нас обручи. – Ну, парни, такого еще не случалось.

– Что это было? – спросил я.

– RF, – ответил мне Сильвер. – Мы с тобой запустили второй режим…

– Ошибаетесь, – перебил мистер Эрроу. – Первый.

– Мы с тобой могли бы командовать «Испаньолой», – медленно проговорил бывший навигатор – видимо, на ходу осознавая эту мысль.

– Могли бы, – подтвердил первый помощник. – Но лишь один миг.

У Сильвера заблестели глаза. Можно подумать, он и впрямь возмечтал захватить власть на корабле.

– Тут я вам не товарищ, – сказал я. – Бунтовщиков выбрасывают за борт.

– Вздор. Мистер Эрроу, вы слышали про такое?

– Слышал, – отозвался первый помощник, включая какой-то прибор с небольшим экраном, который налился темно-зеленым светом. – На «Ангелине» отправили за борт техника.

– За что? – спросили мы с Сильвером в один голос.

– Этого никто не расскажет. «Ангелина» вернулась на Станцию без экипажа.

– Всех забрали? – Сильвера передернуло.

– Подчистую. Так что не замышляйте бунт, господа. И вот что, Джон: если не хотите нажить неприятностей, пусть ваш поюн держит пасть на замке.

Бывший навигатор подобрался.

– Еще какой совет вы дадите?

Мистер Эрроу притворился, будто не замечает его враждебности.

– Держитесь подальше от Джима. Вы легко умножаетесь друг на друга; ваши совместные галлюцинации могут выйти боком.

– Еще что?

– Постарайтесь как можно реже попадаться на глаза капитану.

– Вон отсюда, – приказал поюн, сидя на ящике с большим вогнутым экраном. – Не замышляйте бунт, господа.

Вскочив на ноги, Сильвер пересадил его себе на плечо.

– С вашего позволения, сэр, я пойду.

– Подождите. Сейчас посмотрим… – начал мистер Эрроу, оборачиваясь к тому самому ящику.

– Нет уж. Я не подопытный кролик. – Сильвер сбежал, как будто ему собирались отпиливать голову.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Мистер Эрроу посмеялся, но как-то не очень весело.

– Свободен, – сказал он мне.

– Сэр, можно вопрос? Мистер Смоллет назначил старшим пилотом Хэндса; но ведь он ни за что обидел Рейнборо. Как же так?

Первый помощник уселся в кресло, в котором недавно сидел бывший навигатор, и серьезно посмотрел на меня. Провел рукой по своим густым, с седыми прядями, волосам.

– Джим, я восемнадцать лет в RF. Одиннадцать из них я летаю с Алексом. И не позволю, чтобы этот рейс стал для него последним. Рей волен обижаться, но назначить старшим Хэндса посоветовал я.

– Зачем?

– Его вчера обидели еще сильнее – с этой чертовой маской и лисовином. Я не могу допустить, чтобы Алекс чувствовал себя виноватым.

– А перед смещенным Рейнборо?

– Если что, Алекс поговорит с ним по душам и успокоится. Рей ему все простит. А договорится ли Алекс с чужаком – большой вопрос.

– Мистер Эрроу… – я замялся под его строгим взглядом, с трудом заставил себя докончить: – Это на самом деле так опасно?

И с таким же трудом он заставил себя ответить:

– Это еще опасней, чем кажется. Иди. У меня полно других дел.

В задумчивости, я отправился в рубку. Одно хорошо: можно не бояться, что вызову у пилотов галлюцинации. Черт знает, каким образом мы с Сильвером «умножаемся друг на друга», но ничего подобного я впредь не допущу. По крайней мере, постараюсь.

Рубка находилась на самой верхней палубе. Черный коридор закручивался спиралью, и шагать по нему пришлось далеко-далеко. Три раза попадались узкие щели-трапы – короткий путь с витка на виток – но я не рискнул в них соваться.

На жилой палубе у входов в каюты белели таблички с именами. Удивительно: я не нашел каюты мистера Смоллета. Неужели наш капитан – бездомный? Неприкаянно бродит по кораблю, ночует по разным углам?

Дальше начались отсеки с какими-то символами, нарисованными прямо на шторках. Я подумал, что капитанская каюта может быть обозначена такой вот странной закорюкой, и успокоился.

Было тихо; я не слышал даже собственных шагов – в мягком студне тонул и свет, и звук.

– Юнга лисовин: в медотсек, – громыхнуло над головой.

Ага. Сейчас и Тома проверят на сопротивляемость RF. Потом спрошу, что получилось… Принесло ж его в мою каюту! Я стиснул зубы, вспомнив, как хохотали над нами космолетчики. Спасибо, не поиздевались как следует. И Хэндсу спасибо, что увел разговор в сторону. А ведь мог бы на лисовине отыграться за вчерашнее…

Откуда-то долетел взрыв смеха. Коридор впереди был пуст, одни кругляши ламп на стенах. Я прибавил шагу и за плавным поворотом наконец увидел то, что здесь называлось рубкой. Коридор слегка расширялся и оканчивался небольшим залом, где стены были – удивительное дело – не черные, а зеленоватые. Четыре серых экрана слепо глядели на меня, перед ними стояли в ряд четыре кресла. В одном сидел Хэндс – я узнал его широкие плечи и светлый затылок, рядом – навигатор Энтони Тон. Народ звал его Тон-Тоном; был он худой, молчаливый, с отрешенным взглядом. Тихий сумасшедший навигатор; всякий раз, как я его видел, вспоминал слова покойного Билли Бонса. Бывший старший пилот Питер Рейнборо устроился, развернув кресло от экрана и усевшись на спинке, поставив ноги в ботинках на подлокотники. Невысокого роста, ладный, ловкий; добродушный и обаятельный симпатяга. Он сидел, сверкая зубами в жизнерадостной улыбке, и длинные раскосые глаза тоже смеялись. Не скажешь, что Рейнборо сильно обижен.

– …как в том анекдоте про крысу, – услышал я голос Хэндса.

– В каком? – без выражения спросил навигатор Тон-Тон.

– Ну, где капитан крысу поймал.

– Расскажи-ка, – попросил Рейнборо.

– Заходит капитан в рубку, а там крыса. Он изловчился – хвать ее! «Ну, – говорит, – сейчас я тебя раздавлю». Крыса в ответ: «Не губи, я добром за добро отплачу». «А что ты можешь?» «А что скажешь». Тогда капитан говорит: «Сделай так, чтоб твоего племени со мной рядом не было, а появилась бы моя невеста». Крыса ему: «Нет проблем». Капитан отпустил ее и ждет, что будет. И вдруг видит: вокруг не корабль, а Станция. И невеста рядом – вся в черном, глаза светятся. Зеркальце ему подносит: «Взгляни, дорогой, во что ты превратился». Глянул он на свой черный мундир, на глаза горящие – да и помер.