Дети войны. Народная книга памяти - Коллектив авторов

Детей в лагере содержали в детском блоке, воспитательницами были немки. Матерей пускали раз в неделю на десять минут. У детей постоянно брали кровь, меня спасла моя третья группа.

Война шла к концу, и ночью пленные видели, как вокруг лагеря немцы спешно устанавливали бочки с бензином. Мама вспоминала, что в два часа ночи в женский блок забежал старенький немец-истопник и стал кричать, чтобы женщины срочно забирали детей. Через лаз в заборе он вывел всех в лес. Минут через 30 на завод началась массированная бомбардировка. Лес был ухоженным, спрятаться негде.

Детей в лагере содержали в детском блоке, воспитательницами были немки. Матерей пускали раз в неделю на десять минут. У детей постоянно брали кровь, меня спасла моя третья группа.

По лесу мечутся женщины в полосатых робах с детьми на руках. Одной оторвало ногу, другой руку, третьей повредило лицо. Мама бежала и падала, прикрывая меня своим телом. Уже около 5 часов утра бомбежка закончилась. Женщины сбились в кучку. Куда идти? Снова в свой лагерь. А там ходят мужчины в пятнистой форме. Американцы стали бросать женщинам с детьми шоколад и все съедобное, что у них было.

Лагерь ликовал. Самого лютого немца бывшие заключенные буквально растерзали.

Через неделю самых крепких мужчин направили на вокзал. Мама бежала за колонной и плакала: «Володя, куда вас ведут?» Он крикнул только: «Береги дочку». В лагерь на восьмой день вошли советские войска.

После шести месяцев изнурительных проверок мы вернулись домой. Во время войны в деревне сожгли 180 жителей. Встретили нас в деревне враждебно. Меня звали немкой, ребята бросали камни, палки, однажды за пазуху запихали змей. Ютились мы сначала у знакомых, потом в разрушенном доме. Мы бедствовали, голодали. Спас переезд в Крым. В селе Цветочном Белогорского района я пошла в первый класс. За партой часто теряла сознание, была желтой как воск. Меня жалела и помогала учительница Ольга Домбрэ, ленинградка.

Я вступила в комсомол, была активисткой, патриоткой.

В Симферополе закончила строительное училище. Там встретила своего будущего мужа Ивана Ильича Федотова. Вышла замуж в 18 лет. У нас двое замечательных детей Александр и Оксана, трое взрослых внуков, а с Иваном Ильичом мы отпраздновали золотую свадьбу.

Нас били за малейшую провинность

Лобанова Вера Венедиктовна, 1926 г. р

«Вороний мост» – «Raven Brucke» – именно так назывался центральный, и самый большой женский концлагерь фашистской Германии, узницей которого я была.

Я родилась в 1926 году в поселке Саки. 22 июня 1941 года я была в пионерском лагере в Бельбеке. После «костра» старшие девочки пошли встречать рассвет, но встретили войну.

30 октября в Саки ворвались фашисты, мы оказались в оккупации. Начались репрессии: повесили Тертышного, расстреляли евреев, комсомольцев химзавода и врачей местной больницы. Началась вербовка на работу в Германию. Первый эшелон ушел 25 июля 1942 года.

22 июня 1941 года я была в пионерском лагере в Бельбеке. После «костра» старшие девочки пошли встречать рассвет, но встретили войну.

Юноши и девушки стали получать повестки и прятаться по деревням – ехать добровольно никто не хотел. Тогда начались облавы. 10 августа я попала в телячий вагон и 1 сентября 1942 года оказалась в Австрии; попала в небольшой городок Краубат Нижней Австрии

к хозяину Георгу Гопфу. У него была небольшая гостиница. Там я познакомилась с Иосифом Чарным, который организовывал отряды из бежавших военнопленных и остарбайтеров. Однажды хозяйка отправила меня с обедом туда, где отец с сыном пилили деревья; я их быстро нашла по звуку пилы и увидела с ними наших военнопленных. Хозяин сказал солдату, что я русская, Вера, тогда солдат попросил меня достать гражданскую одежду и спрятать возле камня, на котором обедал хозяин. Я это сделала.

Назавтра принесли красные треугольники с буквами той страны, откуда родом, и номера на белой полоске (она была пять на пятнадцать сантиметров). Мой номер был 19760. Теперь у нас не было ни имени, ни фамилии, мы «гефтлинги».

В декабре меня арестовали, избили и посадили в подвал, но скоро выпустили под подписку хозяина. Им нужна была работница, так как старший сын воевал под Сталинградом, а невестка училась в другой стране. Их ребенку было всего несколько месяцев. Так я прожила под домашним арестом некоторое время, но в Страстную пятницу (13 марта) меня арестовали, надели наручники и повезли поездом в Грац, посадили в Шлоссбергскую крепость. Там я пробыла до 2 мая 1943 года. Оттуда – в Вену, затем в Брно, Дрезден, Берлин и в Равенсбрюк. Там нас раздели догола, сняли все украшения, вынули золотые зубы, остригли наголо, отправили в душ, оттуда – на осмотр коменданта. Голыми построили в шеренгу по одному, и началась экзекуция. Вопрос: «Откуда и за что попала в концлагерь?» – и удар плеткой, рядом стояла переводчица и записывала имя и фамилию. Некоторые называли не свои и получали тоже удар плеткой.

Потом выдали белье, платья синего цвета, фартук, косынку и маленькое полотенце, как носовой платок, и повели в 17-й блок с двухэтажными кроватями. Назавтра принесли красные треугольники с буквами той страны, откуда родом, и номера на белой полоске (она была пять на пятнадцать сантиметров). Мой номер был 19760. Теперь у нас не было ни имени, ни фамилии, мы «гефтлинги» [17].

Через неделю нас перевели в 26-й блок и послали на работу.

Я была на строительстве главной улицы Гауптштрассе. Военнопленные русские подавали нам вагонетки с песком наверх, а мы их подхватывали и везли на строительство, высыпали песок, возвращали вагонетки в карьер – так до обеда. Баланду проглотили – и опять до темна. Так каждый день: подъем, аппель (проверка) и работа. Мне пришлось и каток таскать на этой же дороге, огромными молотками рубить камни в карьере.

Страшными были собаки.

У меня на правом предплечье отметка, у моей подруги Нины были раны на животе. А скольких загрызали до смерти собаки и забивали до смерти розгами…

Работа – это не самое страшное, страшное – это дисциплина: за малейшую провинность плетки, бункер, где стоишь по колено в воде и не можешь даже на край ванны присесть, надсмотрщик уже кричит: «Ауфштейн!»[18]. В бункере моя сокамерница Галина Мироненко не выдержала эту казнь. За малейшую провинность зимой разденут до рубашки и обольют холодной водой. Стоишь, пока не упадешь.

Страшными были собаки. У меня на правом предплечье отметка, у моей подруги Нины были раны на животе. А скольких загрызали до смерти собаки и забивали до смерти розгами…

27 апреля нас вывели из лагеря, построили по пятеркам и повели на север. На вторые сутки я убежала в лес, там и встретила наши советские войска 2-го Белорусского фронта, в/ч 28822, с которой и приехала в Белоруссию, а потом домой на перекладных 30 октября 1945 года.