1986 - Владимир Козлов

За столом через проход сидела компания азербайджанцев. Все они были небритые, с седеющими волосами, в пиджаках и вытертых джинсах.

Песня закончилась. Оля кивнула на азербайджанцев:

– Я этих часто вижу на Минском базаре. Продают там цветы…

– Саша говорит – они здесь каждый вечер сидят. Денег море, а тратить не на что. Вот и приходят в кабак, пируют…

– Тебе они не нравятся?

– Мне, в общем, все равно…

– А моя мама их очень не любит. Называет «нацменами» – сокращенно от «национальные меньшинства». А когда злая, говорит «черножопые»… – Оля улыбнулась. – И еще она не любит негров и вьетнамцев. Ну, тех, которые здесь учатся. Говорит, что если негр сидит в автобусе с ней рядом, то ей неприятно, потому что черный… А мне, знаешь, тоже все равно…

– Налить тебе еще?

– Немножко. Я обычно вообще не пью…

Юра налил себе до краев, Оле – до половины.

Они чокнулись.

– За что пьем? – спросила Оля.

Юра пожал плечами, сделал большой глоток. Оля слегка пригубила.

– Следующая песня исполняется для Коли, у которого сегодня день рожденья, – сказал басист.

За столом рядом с азербайджанцами компания парней захлопала в ладоши. Музыканты вступили. Басист запел:

Но снится нам не рокот космодрома,Не эта ледяная синева,А снится нам трава, трава у дома,Зеленая, зеленая трава.

Оля взяла бокал, сделала долгий глоток, поставила его на стол, стала вилкой собирать с тарелки горошек. Одна горошина выскользнула, скатилась со стола на пол.

– Знаешь, я так школу не любила, так рада была, когда все закончилось… – сказала она. – Там так все глупо. И учителя – такие идиоты просто. Им не то, что в школе, им в колхозе надо бы работать. – Она улыбнулась. – Мне из-за того обидно… Если бы училась в нормальной школе, то могла бы поступить куда-нибудь… Даже, может, в Минск…

Юра молча слушал. Оля продолжала:

– …Нет, конечно, были и нормальные, но мало… Остроумова по математике. Ну, или директор… Он хоть и придурок был, но предмет свой – физику – знал хорошо. Правда, мне ни физика, ни математика не нравились. Мне скорей гуманитарные…

– А зачем тогда пошла в строительный?

Оля пожала плечами.

– Так, по дурости. С Оксаной за компанию подали документы. Я поступила, она – нет. Пошла в училище на маляра… Сейчас практика у нее – на стройке, в Казимировке.

Песня закончилась. Один из азербайджанцев встал, подошел к сцене. Он что-то долго объяснял басисту, махая руками. Басист что-то говорил в ответ, мотал головой. Азербайджанец ударил басиста кулаком в плечо. Басист в ответ ударил его ногой. Остальные азербайджанцы вскочили. Щуплый парень в компании за соседним столом снял очки, спрятал в карман, бросился на азербайджанцев. Он ударил одного в челюсть, второго – ногой по яйцам, запрыгнул на их стол. Под его ногой треснула и лопнула тарелка с колбасой и зеленым горошком. Горошины покатились по столу.

– Что, азеры черножопые, против нас? – крикнул парень.

Кто-то попытался схватить его за ногу, он увернулся, ударил ботинком в нос самому пожилому «азеру», спрыгнул со стола. В драку включились другие парни с соседних столов. Юра привстал, Оля схватила его за руку.

– Не надо. Хватит с тебя фашистов…

Юра вырвал руку, вскочил, прыгнул в толпу дерущихся, с ходу ударил «азера» в белой рубашке, заляпанной кровью, ногой по ребрам. Другой «азер» ударил его стулом по голове. Юра упал. Оля выскочила из-за стола, подбежала к нему.

Драка охватила половину ресторана. Опрокидывались столы, звенела посуда. От стульев отламывали ножки и пускали в ход. Официанты, столпившись у входа на кухню, наблюдали за дракой. В зал вбежали четверо ментов.

– Ну-ка разошлись, быстро! Кому я говорю?

Лейтенант выхватил из кобуры пистолет.

– Счас, сука, стреляю, если не прекратите!

Дерущиеся остановились. Юра медленно приподнялся, сморщился, потрогал затылок. Оля сидела рядом с ним на корточках. Пол вокруг них был усыпан осколками тарелок, горошком, кусками вареной картошки. У ноги Юры валялся кусок колбасы на вилке.

Оля помогла Юре встать. Он оперся одной рукой о стол со сдернутой скатертью, другой еще раз потрогал затылок. На полированной столешнице было нацарапано «Игорь, 12.07.84».

– Может, в травмпункт? – спросила Оля.

– Ты мне всегда предлагаешь травмпункт…

– Ну, ты ж сам такой непутевый… Двадцать три года, следователь прокуратуры, а постоянно влезаешь в драки…

– Все в порядке… Давай лучше закажем еще бутылку…

– Ой, не знаю… Мне и так уже, кажется, много…

– Тогда я выпью большую часть, а ты – немножко, за компанию… Ладно?

Оля кивнула. Они вернулись к своему столу – драка его не затронула, тарелки и бокалы были на месте.

К столу подошел Саша, держа у носа платок в пятнах крови.

– Ну что, вы в норме?

Юра кивнул.

– Ну и я тоже, можно сказать. По шнобелю слегка досталось, зато инструменты целы… Была бы акустическая гитара – точно кому-нибудь бы сделал «испанский воротник»…

* * *

Ресторан опустел. Не было ни «азеров», ни компании, с которой они дрались. Музыканты сидели на стульях на сцене, потягивая из бутылок пиво. Вращались бобины магнитофона, играла песня «Скорпионс» – «Still Loving You». Юра и Оля, прижавшись друг другу, топтались посреди полутемного зала.

– Про что эта песня? – заплетающимся языком спросила Оля.

– Про любовь. Припев переводится «Я все еще люблю тебя».

– Все еще?

– Да.

Песня закончилась.

– Ну что, по домам? – спросил Юра. Оля кивнула, подошла к столу, взяла свою сумку.

– Дойдете сами? – спросил Саша. – Или проводить?

– Дойдем.

Машин на улице почти не было. На перекрестке моргал желтый светофор. Юра и Оля шли, обнявшись, слегка нетвердо. На большом плакате было написано «Одиннадцатая пятилетка – пятилетка эффективности и качества», под надписью – схематичные изображения шахтера в каске, сталевара в маске, задранной на лоб, и девушки с колосьями в руках.

– Давай выколем им глаза, – предложил Юра.

– Ты что? А если кто-нибудь заметит? Милиция…

– Не бойся… Уже поздно… И мы быстро. – Он поднял с тротуара камешек, содрал им красную краску на глазу у сталевара.

Оля тихонько засмеялась, наклонилась, чуть не упала, схватилась за плакат. Она тоже взяла камень, стала скрести лицо девушки. Юра закончил разбираться с шахтером.

– А теперь – все, смываемся… – сказал он и схватил Олю за плечи. Они, шатаясь, побежали по тротуару. Фонарь освещал изуродованные лица на плакате.

Отбежав на несколько шагов, Юра и Оля остановились.

– Ой, а у меня мама так всего боится… – сказала Оля. – Чтобы там не сказать такого… Ну, против партии и правительства…

– Она – в партии?

– Нет. – Оля покрутила головой. – Просто она всего боится. Она у меня такая… Я помню, я еще была классе в пятом… И Брежневу давали орден… Или медаль… И к маме заходила подруга, и говорит – вот, если еще одну дадут, то придется уже вешать на спине…

И мама так зашикала на нее… А я помню, в классе пацаны говорили, что ему специально грудь расширяли – чтоб все награды влезли… Я еще спорила – как это грудь расширяли? Как это можно? Это же физически невозможно… Ему что, операцию делали?

Они подошли к остановке. Из-за поворота выехал пустой троллейбус. Оля и Юра, спотыкаясь на ступеньках, зашли в заднюю дверь. Троллейбус отъехал.

28 апреля, понедельник

Только что прекратился дождь, и на стеклах висели капли. За окном плыли по небу серые тучи. Юра налил в чашку заварку, потом – кипяток из большого чайника, намазал масло на кусок батона. Он отрезал от куска ломтик сыра, положил его на батон, откусил от бутерброда. Негромко работало радио. Диктор говорил:

– Двадцать шестого апреля, примерно в один час тридцать минут по московскому времени произошла авария на четвертом энергоблоке Чернобыльской атомной электростанции…

* * *

– …Радиация там такая, что больше нормы в сто раз, вы представляете? – Низовцов нахмурился, покачал головой.

– А у меня пацан знакомы служыу на ядерных полигонах, у Семипалатинске, – сказал Шимчук. – Так они там говорили: «Если хочешь стать отцом, обмотай свой хер свинцом».

– Ну и что, стал он отцом?

Шимчук покрутил головой.

– Холостяк он. Так и не жэниуся. Кому он нужен – голова лысая, как колено. После Семипалатинска…

Зашел Сергеич, поздоровался со всеми за руку, сел за свой стол.

– Юра, Сергей, подойдите!

Парни подсели со стульями к столу начальника.

– Короче, еще одно убийство, – сказал Сергеич. – Тоже в том районе и похожее по почерку…

– Значит, это не Игнатович… – Юра посмотрел на Сергея.

– Похожее – это еще ничего не значит, – хмуро проговорил тот.