1986 - Владимир Козлов

– Сам же не идешь… – Она улыбнулась.

– А я уже отходил свое. Теперь – вам пора, молодым…

Юра взял чашку, сделал глоток кофе.

– Как-то плохо ты выглядишь, Юра, – сказала мать Ани. – Наверно, не спал в поезде?

Юра пожал плечами, встал из-за стола, подошел к окну.

Внизу, на проспекте, собирался перед демонстрацией народ. Некоторые держали связки шаров, цветы из разноцветной бумаги, лозунги «Слава КПСС», «Мир, труд, май» и «Народ и партия едины!», портреты Маркса, Энгельса, Ленина, Горбачева и Слюнькова.

* * *

Бармен в белой рубашке и черных брюках поводил турку по горячему песку, налил из нее кофе в две маленькие чашки. Юра взял их, понес к столику, за которым сидела Аня. Больше в кафе не было никого. Юра поставил чашки на стол, сел.

– Ты мне объяснишь, что происходит? – спросила Аня.

Юра молча сделал глоток кофе, достал сигареты.

– В чем дело? Ты так и будешь молчать?

Юра щелкнул зажигалкой, прикурил, выпустил дым.

– Зачем ты вообще тогда приехал?

– Сказать, что у нас с тобой – все, – тихо и медленно произнес он.

– Что? – Аня смотрела на него, не моргая, наморщив лоб.

Юра молчал. Аня взяла свою чашку, выплеснула кофе на Юру. Он увернулся. Кофе растекся по стене. Только несколько капель попали на рубашку Юры.

– Козел ты! Вот ты кто! – крикнула Аня. Она схватила пустую чашку, швырнула в стену. Чашка разбилась, осколки упали на пол. – Ты говнюк, ты это понимаешь? Я не бросила тебя, когда ты не остался в Минске… По дурости своей и упертости не остался – папа мог тебе помочь… Нет, видите ли, уехал он в свою дыру… Думаешь, у меня не было вариантов? Выше крыши, ты понял? Мне двадцать три года, ты это понимаешь?

Аня вскочила, подбежала к Юре, схватила за волосы, расцарапала лицо длинными ногтями, покрашенными розовым лаком, стала молотить кулаками. Юра не сопротивлялся.

– Э-э-э! Что там такое? – крикнул бармен. – Решайте свои вопросы на улице. Посуду бить не надо и стены портить тоже…

Аня схватила со стула сумочку, побежала к выходу.

– Я заплачу за все, не волнуйтесь, – сказал Юра бармену.

Он вынул сигареты, закурил. Из царапины на щеке сочилась кровь.

2 мая, пятница

Юра курил на остановке на Рабочем поселке. Под навесом с проломанной в нескольких местах фанерой сидели три пацана, курили и плевали под ноги. Толстая баба вела под руку пьяного мужика, сзади шел их ребенок – он снял свою кофту и волок ее по асфальту.

Из-за навеса вышла Оля, в джинсах и фиолетовой блузке. Юра стоял спиной к ней, не видел ее. Оля улыбнулась. Юра, повернувшись, заметил ее. Она посмотрела на его засохшие царапины, нахмурилась.

– Что случилось?

– Я все расскажу… Поедем в город?

– Нет, я не хочу…

– А что тогда, просто погуляем?

Оля пожала плечами. Они пошли по неширокой улице мимо книжного магазина «Маяк», киоска «Союзпечать», продовольственного магазина. У магазина стояла желтая бочка с квасом. Рядом на табуретке сидела толстая тетка-продавщица.

– Это она тебя, да? – спросила Оля.

– Кто – она?

– Твоя девушка минская. Ты же к ней ездил, да? Ты уедешь к ней? А меня бросишь, да? Тогда знаешь, что я сделаю? Я залезу на девятиэтажку, на крышу, и брошусь вниз, ты понял?

Оля ускорила шаг. На другой стороне улицы две девчонки что-то говорили друг другу, глядя на нее.

Юра догнал Олю.

– Успокойся, я тебе все расскажу…

– Что ты мне расскажешь? Что уедешь к ней? Ты ведь для этого к ней ездил… И ты это хочешь мне сейчас сказать…

– Нет, не это. – Юра взял Олю за плечи. Они остановились посреди тротуара. Мимо проехала тетка на велосипеде. На руле висел зеленый эмалированный бидон. – Я ездил к ней, чтобы сказать… что я от нее ухожу. Вот…

– И она за это тебя? – Оля кивнула на царапины. – Падла… Хотя нет, я ее понимаю. Я бы тоже, наверно, расстроилась. – Она улыбнулась. – Я не знаю, ты, наверно, со многими встречался… А я толком ни с кем. Кроме тебя, конечно… Ладно, что мы стоим? Пойдем, да?

Юра обнял Олю за плечи, они пошли дальше по тротуару, свернули в переулок. К калитке была прибита табличка с мордой овчарки и надписью «Осторожно! Злая собака».

– Я на Рабочем вообще ни с кем не хотела ходить, – говорила Оля. – Мне не нравились здесь пацаны. Кто-то там подходил, договаривался. Пару раз в школе, на дискотеках, – но я редко туда ходила вообще… Потом, в технаре уже, один назначил мне свидание. Игорь с нашего потока. В кино сходила с ним – в «Октябрь», на фильм «Веселенькое воскресенье». Мне кино понравилось, ему – нет. После в «Пингвин» пошли, ели мороженое… Потом он опять хотел меня пригласить, но я сказала: не пойду, уроков много делать… Не знаю, вроде парень он хороший, но как друг… А чтоб как парень – нет.

Оля и Юра шли вдоль забора школы. На вытоптанном, без травы, футбольном поле с заржавевшими воротами играли пацаны лет по четырнадцать – пятнадцать. Из-за угла вышел директор.

– А этот что здесь делает? – сказал Юра. – Выходной же сегодня…

– Да он постоянно в школе сидит – с утра до позднего вечера и еще в выходные…

– У него что, семьи нет?

– Да вроде есть… Дети уже взрослые…

Директор, понаблюдав за игрой, развернулся и скрылся за углом школы.

3 мая, суббота

Столы в ресторане стояли буквой «П». За коротким сидели Андрей, его невеста – невысокого роста, круглолицая, веснушчатая, в шляпке – и свидетели: Саша с белым бумажным цветком на лацкане пиджака и худенькая блондинка в голубом платье.

Юра, в синем вельветовом пиджаке, сидел между девушкой лет семнадцати, с челкой, нависающей на глаза, и крупным черноволосым усатым парнем в костюме-тройке. Парень ел куриную ногу, держа ее лоснящимися пальцами. Девушка пыталась тупым ножом разрезать кусок помидора. Нож соскальзывал.

За столом напротив поднялся рыжеволосый мужик.

– Прошу минутку внимания! Разрешите сказать…

Гости повернулись, посмотрели на него. Мужик откашлялся.

– Дорогие наши жених и невеста, уважаемые товарищи и граждане! Мы все сегодня собрались здесь по случаю исключительно радостного события. Наши дорогие Андрей и Наташа решили скрепить свои судьбы узами законного брака, и мы можем только поприветствовать и порадоваться их решению…

В углу, на сцене, музыканты распаковывали инструменты – тот же самый кабацкий ансамбль, в котором играет Саша, только вместо него был другой гитарист: высокий длинноволосый парень.

* * *

– …Инструктор обкома партии, – сказал Андрей. – Наташкин родной дядя…

Он, Саша и Юра курили у лестницы, рядом с открытой дверью зала, где шла свадьба. Ансамбль играл песню «Трава у дома». Несколько пар танцевали.

– Оно и видно – профессионально говорит… – сказал Юра. – Что, поможет тебе с карьерой?

– Не подкалывай… И вообще, он дядька неплохой. – Андрей затянулся. – Мы с Наташкой были у него в гостях. Такой принципиальный холостяк. В квартире – идеальный порядок…

– «Стремление к порядку – признак непорядочности», – сказал Саша.

– Это откуда?

– Так, где-то слышал… Ладно, все это херня. Ты, жених, ответь мне лучше на такой вопрос. – Саша глянул на Андрея, потушил сигарету о край урны, выбросил. – Водка кончилась. Сто грамм на человека, да? После «указа»… И это значит что? Безалкогольная свадьба?

– Не боись, – Андрей хлопнул Сашу по плечу, – все продумано. Водки закуплено сколько надо. Только надо под столом перелить в ресторанные бутылки – с печатями. Чтоб никто не мог придраться. Возьмешь на себя миссию?

– А почему бы и нет?

Андрей повернулся к Юре.

– Ну а ты мне так и не рассказал, кто тебя так обработал… – Он кивнул на царапины на лице.

– Аня.

– Ну, и дальше что?

– Все.

– Что значит – все? Ты ее бросаешь ради этой пэтэушницы? Я, конечно, понимаю, это дело не мое, но… Скажи мне, у тебя с мозгами все в порядке?

– Она не пэтэушница, она в техникуме учится…

– Разницы не вижу. Что техникум, что ПТУ… Нет, не укладывается в голове… Ты же переехать в Минск хотел, там устроиться в прокуратуру… У нее же вроде папа – шишка в КГБ, мог бы все устроить… А теперь что – все?

– А почему ты сегодня не с ней? – спросил Саша. – Хотелось бы взглянуть на твою новую любовь… А то ты ее от нас все прячешь…

– Я приглашал, она не захотела… Сказала, что не любит свадьбы…

– Ладно, пойдемте… А то мне как жениху надолго исчезать сегодня не положено…

Ансамбль заиграл «Миллион алых роз».

* * *

Музыканты упаковывали инструменты. Половина гостей уже разошлись. Родители молодых собирали со столов остатки жратвы, складывали в тарелки и полиэтиленовые пакеты.

Сильно шатающийся Саша подошел к сцене.

– Боря! – сказал он басисту. – Поставь какую-нибудь музычку пока, а?