Ультранормальность. Гештальт-роман - Натан Дубовицкий

Домой он пришел уставший и совершенно выбившийся из сил. Но это не помешало ему плюхнуться в свое любимое кресло, включить компьютер и начать искать человека в светлом свитере по ключевым словам «август», «ультранормальность» и «лекция». Общий поиск ничего путного не показал, но в разделе поиска по новостям выпало несколько сообщений, относящихся к теме.

Как следовало из новостей, размещенных на непопулярных и сомнительных Интернет-газетах, о которых Федор даже не слышал, лекция «Ультранормальность и бесконечное множество» действительно проводилась. Ее читали в нескольких вузах с интервалом в один день, и посвящена она была ныне покойному европейскому философу Улафу Кенигу, о котором Стрельцов тоже раньше не слышал. Вел лекции Аркадий Горчаков, но он ли является человеком в светлом свитере, Федор не мог определить точно, так как на фотографиях, приложенных к новостям, изображался только переполненный зал, который, возможно, тоже взят из клипарта и не имеет никакого отношения к реальным лекциям.

Дальнейший поиск в Интернете по словам «Аркадий Горчаков» вывел его на серию фотографий, на которых отображался тот самый человек, с которым он мельком общался в префектуре, но выглядел он намного моложе и свежее. Тут же ссылки на биографию, из которой Федор почерпнул только то, что он известен в определенных политологических и философских кругах и имеет некоторое отношение к тому, что строится в стране последние тридцать три года. Что-то вроде гуманитарной инженерии, дизайна человека. Настолько далеки были планеты, с которых они пришли – он, московский студент в отставке из средней ныне неполной семьи хронически безработных, и Горчаков, человек, который разбирается в том, как утроена машина человеческого сознания, появившийся словно какой-нибудь масон из далекого Нового времени, затерянного в глубинах истории. Достаточно темного, чтобы не раскрывать свои тайны.

В тот момент, когда он сохранял картинки в отдельную папку на рабочем столе, в комнату без стука вошел брат-близнец. Он плюхнулся на кровать, и Федор боковым зрением увидел, что тот прижимает к правому виску компресс из мокрого кухонного полотенца, а левой потирает ушибленные ребра с левой стороны. Почему-то ему не хотелось знать, откуда у Ивана новые ушибы.

– Короче, когда менты берут, ты главное пасть не полощи. Вообще! – Брат попытался учить Федора тому, что ему вряд ли пригодилось бы, явно продолжая внутренний прерванный диалог с самим собой. – У них там телеги есть как личность в мусарнях устанавливать! А если преступление шишовое, а личность с ходу не установить, то они помурыжат и отвалят, разбираться по понятиям не будут. Ширата запашут и – в гноево.

– Мне последнее время кажется, что мы находимся в одной большой западне, сплетенной из слов. – произнес отвлеченно Федор.

Иван повернул голову и уставился на брата, но тот все еще смотрел в монитор, продолжая постить картинки из сообщества в социальных сетях к себе на стену, словно ничего в этом мире его не касается.

– Я пытался подумать о том, для чего нет слов, но не смог. Мои мысли ползут по нейронам только там, где есть дорога из слов. Это как поехать в другую страну, о которой ты никогда не слышал, куда нет дороги, куда не ведут указатели, о которой не напечатаны брошюры туроператорами, и вообще не знаешь, есть она или нет. Я пытался представить себе абстрактное дерево, но вспоминал какое угодно, только не абстрактное. Сперва я вспомнил дерево с дачи, потом из книжки по биологии за пятый класс, потом логотип «Ecosystems». Может мы и правда живем в какой-то сети, из которой нельзя выбраться, так как ее невозможно даже осознать. Ловушка таких масштабов, что ее немыслимо охватить разумом. И делаем, соответственно, только то, что можно сделать, хотя нам и кажется, что есть выбор. Если бы пришельцы посмотрели на нас из космоса, они наверняка решили бы, что мы – неживая материя, а не живые существа – просто потому что мы действуем по программе, подчиняясь законам природы так же как камни или ветер.

Брат-близнец отнял от головы компресс и приподнялся на локтях над кроватью.

– Что за дурь ты сегодня курил?

– Да ничего я не курил, – печально ответил Федор, – просто мы говорим с тобой на конкретном языке. Мы называем его русским или даже национальным. Но что такое русский национальный язык? Я тут зашел в Интернет и собрал кое-какую информацию. Русский язык – это то, что считает русским языком Национальный комитет по русскому языку. По большому счету, это один из русских диалектов, который описали, расписали правила, внесли в кодекс языка, отбросили все лишние смыслы у разных слов. И вот, не что-то живое, а вполне себе мертвый механизм, с помощью которого мы вполне конкретно выражаем точные мысли. Но кто решает, что подразумевать под каждым словом? Отнимая у нас дополнительные значения слов, эти люди крадут у нас возможность мыслить в других направлениях.

– Ты спятил что ли? Русский язык развивался тысячелетиями! Это великое наследие нашей нации!

– Если бы он «развивался», – Федор согнул пальцы «кавычками», – то почему он так изменился? Ты пробовал читать что-то на древнерусском? Я попробовал сегодня. Ничего не получилось! Во-первых, раньше каждая буква была как иероглиф: «аз», «буки», «веди». Не буква, а слово и образ! Сейчас весь алфавит стандартизирован до простых знаков, не означающих ничего, кроме самих себя. Многозначность утрачена в пользу точности передачи сообщения. Во-вторых, в языке появилось много того, чего никогда не было. Например, глаголы! Это руины языка. Мне говорили, но только сейчас я понимаю значения этих слов. То, что означает только само себя – мертво.

Иван поднялся с кровати и зашел за спину Федору, глянул, что такое он рассматривает в мониторе, и остался нависать над ним, упершись руками в бока.

– Походу это какая-то западная пропаганда.

– Пропаганда? – уточнил Федор.

– Чтобы развалить русскую нацию и испортить наш великий язык. Ты себя-то слышишь? Как вообще тебе в голову эта чушь могла прийти? Тебе мозги что ли где-то промыли? Когда национальное сознание русских пробудилось перед революцией, жиды то же самое говорили, чтобы уничтожить и споить русских!

– Ничего мне не промывали. Сам подумай! – продолжил Федор. – Когда я говорю какое-нибудь диалектическое слово, мне ставят двойку в школе. Это санкция. За что? За то, что я говорю на другом русском языке? Да. Нации не нужно, чтобы я вносил разносмыслицу в сказанное, и она меня наказывает. Но я ведь говорю по-русски! Можно ли вообще говорить неправильно? Если я что-то говорю, и если меня понимают, значит, коммуникация работает, я все сделал правильно, говорил правильно. А если так, то имеет ли кто-то право учить меня как говорить?

– Коверкая русский язык, ты предаешь свой народ!

– Можно ли предать народ? Допускает ли русский язык такую конструкцию? «Предать» это однокоренное слово слову «дать», «продать» и «отдать». А совершить эти действия можно только с вещественно-конкретным предметом. А народ предать нельзя. Это воображаемый объект.

Федор не видел Ивана, но спиной чувствовал, что у того нет никаких весомых аргументов, и он очень злится. Даже участилось дыхание, и стало весьма шумным, как перед нападением.

– Нация – не воображаемый объект!

Федор открыл одну из закладок в браузере. На странице Интернет-магазина висела книга Бенедикта Андерсена «Воображаемые сообщества».

– Я думал об этом, искал, и нашел эту книгу. Вот автор считает, что нация как воображаемый объект. И национальный язык – воображаемый объект. И национальная культура. И национальная история. И что до восемнадцатого века вообще не было никаких наций! Но было придумано слово, и нация появилась, и все вокруг как с ума посходили. Они убедили себя, что нации были всегда, чуть ли не с каменного века, что нация определяется по крови, что очередность углерода и кислорода в молекуле уже само по себе определяет какой ты нации. И все вокруг уверены, что так будет вечно. Ты хоть представляешь себе, какую власть получает человек, который может создавать и разрушать такие вещи? Он может щелчком пальцев отменить и нацию, и язык, и историю, и культуру. И ничего не будет!

– Да пошел ты нахер! – брякнул Иван.

Он не сильно толкнул Федора в затылок, развернулся и вышел из комнаты, оставив своего близнеца один на один с компьютером и невыносимой болью, симптомом того, что он не может поделиться этим ни с кем другим.

Выждав некоторое время, Федор вынул из стола старый сотовый телефон, настолько древний, что еще с кнопками, вставил туда свою sim-карту из смартфона и поставил на зарядку. Несколько минут хватило, чтобы трубка отображала готовый к набору номера интерфейс. Открыв другую закладку браузера – с нелегальной адресной базой – он быстро нашел адрес и телефон Аркадия Горчакова.