Наследник имения Редклиф. Том второй - Шарлотта Йондж

— Да, я видѣлъ, какъ его Робинзоны уложили въ востель. Капитана приняли Брауны — отвѣчалъ Ашфордъ.

— Который-то теперь часъ? спросилъ Гэй.

— Половина девятаго. Да вотъ и звонъ начался. Я было ужъ собирался напомнить мистеру Рэю, что намъ не слѣдовало забывать утренней службы, мы съ нимъ вѣдь не много трудились, да благо онъ самъ догадался, только 10 минутами опоздалъ. Прощайте! мнѣ пора въ церковь.

— А можно мнѣ придти туда же? спросилъ Гэй — Или у меня туалетъ ужъ слишкомъ неприличенъ, — прибавилъ онъ смѣясь, оглядывая свой сюртукъ, весь съежившійся отъ морской воды.

— И вы спрашиваете, можно ли? съ улыбкой возразилъ Ашфордъ. — Развѣ благоразумно такъ долго оставаться въ мокромъ платьѣ?

— Я не подверженъ простудамъ, — отвѣчалъ Гэй и, пройдя скорыми шагами часть дороги съ викаріемъ, онъ робко спросилъ его:- а вы не забудете помянуть насъ въ благодарственной молитвѣ?

— Еще бы! возразилъ тронутый Ашфордъ. — Жизнь всѣхъ васъ была, повидимому, въ большой опасности.

— Правда! сказалъ Гэй, и голосъ его задрожалъ: — велика была милость Божія надъ нами. Наша лодочка погибла бы, какъ орѣховая скорлупа среди бурнаго моря, если бы насъ не спасъ невидимый кормчій.

Онъ говорилъ очень просто, съ благоговѣніемъ смотря на чистое небо. Мистера Ашфорда поразило спокойное выраженіе его лица.

— Неужели буря казалась вамъ опаснѣе, чѣмъ переходъ черезъ бродъ между каменной грядою? спросилъ онъ.

— Когда тутъ было разсуждать — отвѣчалъ Гэй. — Рыбаки привыкли къ бурямъ съ дѣтства. они и не замѣтили опасности во времи переѣзда по морю, Меня собственно поразила величественность картины и сознаніе, какъ слабъ и безпомощенъ человѣкъ предъ Божьимъ могуществомъ. Что касается брода, тутъ надо было держать ухо остро — думать рѣшительно не было возможности.

— Намъ и издали было страшно за васъ! замѣтилъ викарій.

— Вблизи, дѣло не такъ казалось страшнымъ. Нужно было только рѣшиться сдѣлать первый шагъ, а ужъ тамъ и пошло. Но, однако, за молодецъ Бенъ Робинзонъ! Вотъ настоящій-то герой, онъ съ наслажденіемъ идетъ прямо въ опасность. У него много хорошаго въ натурѣ, нужно только умѣть управлять имъ, — сказалъ Гэй.

— Посмотрите-ка! произнесъ Ашфордъ, указывая ему пальцемъ на мощную фигуру, показавшуюся недалеко отъ нихъ, по дорогѣ въ церковь. — Бенъ шелъ рядомъ со старикомъ отцомъ, который сіялъ гордостью и счастіемъ. Сынъ его уже нѣсколько лѣтъ сряду не ходилъ въ церковь.

— Видите, я правду сказалъ, — весело замѣтилъ Гэй:- тихая ночь, какъ сегодняшняя, заставитъ образумиться всякаго, тѣмъ болѣе Бена, у котораго добрый отецъ.

— Да, — подумалъ Ашфордъ. — Такая ночь и такой примѣръ храбрости, съ вашей стороны, сэръ Гэй, подѣйствовали бы и на каменное сердце!

Тотчасъ послѣ церковной службы Гэй исчезъ. Викарій отправился къ себѣ домой, гдѣ его ждали завтракъ и семья съ разспросами. Онъ насилу вырвался отъ дѣтей и пошелъ снова въ слободу, гдѣ нашелъ капитана совершенно уже оправившагося. Къ нимъ вскорѣ присоединился и Мэркгамъ. О сэръ Гэѣ не было ни слуху, ни духу. Джемъ Лэдбери сказалъ только, что послѣ службы молодой баронетъ заглянулъ къ нему въ хижину, чтобы справиться о больномъ мальчикѣ, а потомъ онъ ушелъ неизвѣстно куда. Капитанъ, узнавъ, что сэръ Гэй былъ предводителемъ спасительныхъ лодокъ, очень желалъ лично поблагодарить его и отправился въ замокъ, вмѣстѣ съ Мэркгамомъ и мистеромъ Ашфордъ. Мэркгамъ провелъ ихъ прямо въ библіотеку, дверь которой была отперта. Старикъ прошелъ черезъ всю комнату и, обернувшись, сдѣлалъ знакъ викарію, который, въ свою очередь, улыбнулся и остановился въ изумленіи. Комната дотого была велика, что Гэй устроилъ себѣ удобный уголокъ только около камина, но и тутъ было пропасть мебели; огромный столъ, мягкій, кожаный диванъ и покойныя кресла были разставлены чрезвычайно заманчиво.

Внукъ никогда не садится въ вольтеровское кресло покойнаго дѣда. Мэркгамъ пользовался правомъ возсѣдать на немъ, когда сэръ Гэй приглашалъ его къ себѣ на вечеръ. Подчасъ и Буянъ осмѣливался вскарабкаться на него, чтобы понѣжиться передъ огнемъ. Самъ же Гэй постоянно сидѣлъ на одномъ изъ самыхъ незатѣйливыхъ, жесткихъ стульевъ, которыхъ было очень много въ комнатѣ. Когда гости вошли въ библіотеку, хозяина не было на обычномъ стулѣ; на стодѣ противъ него стояли: пустая тарелка и кофейная чашка, рядомъ съ ней лежало полхлѣба. Огонь въ каминѣ едва теплился. Но, подойдя ближе, вошедшіе увидѣли слѣдующую картину: на диванѣ, гдѣ были разбросаны книги и тетради, лежалъ скорчившись Гэй, голова его покоилась на толстомъ лексиконѣ, онъ спалъ мертвымъ сномъ. Густыя, черныя его рѣсницы темной тѣнью лежали на румяныхъ щекахъ, а кроткое выраженіе всего лица придавало спящему видъ ребенка.

Гэй спалъ дотого крѣпко, что Мэркгаму нужно было тронуть его, чтобы разбудить его. — Стыдъ какой! вскричалъ онъ, вскочивъ съ дивана. — Я, кажется, заснулъ. Извините меня, пожалуйста!

— Въ чемъ васъ извинить? спросилъ Мэркгамъ: — я радь, что вы хоть бѣлье и платье перемѣнили, да позавтракали немного.

— Я было хотѣлъ поработать, — возразилъ Гэй: — да видно морской воздухъ сонъ нагоняетъ.

Замѣтивъ капитана, онъ подошелъ къ нему и спросилъ о здоровьѣ. Тотъ обомлѣлъ отъ удивленія. Онъ не вѣрилъ своимъ глазамъ, чтобы этотъ худенькій, высокій юноша былъ сэръ Гэй, о которомъ онъ такъ много слышалъ. Поблагодаривъ его за вниманіе, онъ началъ такъ:

— Если бы я имѣлъ счастіе видѣть самого сэръ Гэя.

— Что-жъ бы тогда? спросилъ очень просто Гэй. Всѣ захохотали.

— Извините, сэръ, — продолжалъ капитанъ. — Я никакъ не воображалъ, чтобы вы могли быть такимъ молодымъ джентльмономъ! Увѣряю васъ, сэръ, что каждый изъ насъ могъ бы гордиться вчерашнимъ вашимъ подвигомъ, въ жизнь свою не видалъ я ничего подобнаго, и — прибавилъ онъ съ одушевленіемъ:- этотъ подвигъ прославитъ ваше имя всюду. Мы всѣ обязаны вамъ жизнью, сэръ!

Гэй не прерывалъ капитана, хотя ему было очень неловко отъ его восторженныхъ похвалъ, за то на глазахъ старика Мэркгама такъ и сверкали слезы. Онъ въ первый разъ въ жизни могъ съ гордостью произнести имя Морвиля, въ первый разъ объявить, что этотъ подвигъ совершенъ Гэемъ, котораго онъ такъ любилъ, и которому былъ такъ преданъ.

ГЛАВА IX

Въ числѣ лицъ, которымъ въ этотъ годъ выпало на долю провести грустную осень, былъ также мистеръ Россъ. Дочь его Мэри дотого загостилась у брата, что въ домѣ отца ея все пошло вверхъ дномъ. Въ школѣ дѣвочки такъ избаловались, что ни Лора Эдмонстонъ, ни школьная учительница, сладить съ ними не могли. Ежедневно производились слѣдствія надъ совершенными шалостями, но преступницы ловко увертывались отъ наказанія. Всѣ ученицы кричали, спорили, доказывали другъ на друга и дѣло кончалось утомленіемъ съ обѣихъ сторонъ. Кухарка не умѣла готовить ничего порядочнаго, кромѣ бульона. Книги въ шкафахъ и кабинетѣ валялись въ такомъ безпорядкѣ, что мистеръ Россъ съ трудомъ могъ отыскать тѣ, которыя ему были нужны. Нa всѣхъ почти рубашкахъ бѣднаго старика недоставало пуговицъ, а пришить и починить ихъ некому было. На долю же Мэри выпало много хлопотъ у брата: то дѣти лежали въ кори, то невѣстка родила сына и ее пригласила крестить ребенка; то то, то другое обстоятельство задерживали молодую дѣвушку, и она никакъ не могла вырваться къ отцу, но мысленно она рѣшила, что къ Рождеству вернется домой, и сдержала свое слово. Мистеръ Россъ выѣхалъ дочери на встрѣчу, наканунѣ сочельника, и для бѣднаго старика насталъ истинный праздникъ. Въ домѣ было тепло, за круглымъ столомъ, тутъ же рядомъ съ нимъ сидѣла Мэри съ работой; яркій огонь пылалъ въ каминѣ; комната освѣщалась лампой; все хозяйство пришло въ порядокъ, чай подавался вовремя, обѣдъ готовился вкусный, бѣлье было зачинено. Словомъ, всѣ пошло по старому. Къ счастію, и рождественскія-то проповѣди почтеннаго мистера Росса были писаны заранѣе, такъ что отецъ и дочь могли проводить цѣлые вечера вдвоемъ и могли наговориться досыта.

— Отчего это, папа, мнѣ такъ рѣдко писали изъ Гольуэля? спросила Мэри, въ одинъ изъ такихъ вечеровъ, у отца. — Чарльзъ что ли былъ опасно болѣнъ? Вы ничего не слыхали, лучше ему?

— Гораздо лучше, — отвѣчалъ отецъ. — Я и забылъ тебѣ сказать, вѣдь Эдмонстоны приглашаютъ тебя завтра на вечеръ.

— Неужели! Значитъ, больному гораздо лучше. Онъ встаетъ съ постели?

— Нѣтъ еще, онъ до сихъ поръ лежитъ какъ пластъ. Бѣдняга страшно исхудалъ. Болѣзнь-то была не шуточная. Чарльзъ, по моему, никогда еще такъ не страдалъ; за то, по милости этихъ страданій, его характеръ совершенно измѣнился. Онъ сдѣлался кротокъ, терпѣливъ и въ высшей степени внимателенъ къ другимъ. Меня, признаюсь, поразила такая внезапная перемѣна; въ началѣ болѣзни онъ дотого былъ раздражителенъ и капризенъ, что бѣдная мистриссъ Эдмонстонъ выбилась изъ силъ, ухаживая за нимъ. Но впослѣдствіи больнаго узнать нельзя было: совсѣмъ сталъ другой.