Новый порядок 2 (СИ) - Dьюк Александр Александрович

— Жизнь пиздец какая сложная, ведь так? — сказал сигиец.

— Тха, — усмехнулся оборотень несколько добродушнее, — а ты быстро учишься.

Сигиец остановился.

— Пришли, — сказал он.

Эндерн посмотрел на фасад «Спящей сельди», стоявшей через дорогу на Т-образом перекрестке. Обычное двухэтажное здание с чердаком старой застройки, каких в Анрии много. Вся улица была примерно одинаковой, местами некоторые дома сохранились даже получше. Если бы не вывеска над дверью, легко спутать с обычными жилыми, первые этажи которых занимают бакалейные лавки, мелкие пекарни или мастерские надомников. В Лявилле хватало портных, ткачей, столяров, плотников и прочих рукоделов, которые не могли составить конкуренцию фабрикам, но пользовались определенным спросом у анрийцев. В этом районе была даже гедская община и вроде бы пара артефакторов, о которых вскользь упоминал Геллер. Через несколько улиц городские виды сильно менялись — там Лявилль граничил с Модером и начинались прифабричные кварталы, примыкающие к заводу «Гутенберг-Фишер», чьи дымящие трубы были видны уже отсюда.

Эндерн сунул руки в карманы куртки, сплюнул на дорогу.

— Значит, тута твои корешки засели, — хмыкнул он.

— Нет, — сказал сигиец, уставившись на гостиницу.

— Чего?

— Их там нет.

— Откуда… — раздраженно начал Эндерн и прикусил язык, заметив блеск серебряных бельм сигийца. — Куда ж они делись?

— Не знаю. Там чужие.

— Тха, это ж общественное заведение, — нравоучительно проговорил полиморф, — конечно, блядь, там чужие!

— Их пятеро, — сказал сигиец, проигнорировав кривляния Эндерна. — Двое внизу. Трое наверху. Там, — он указал на окна на втором этаже в правом крыле гостиницы.

— И че?

— Это наши комнаты. Кроме нас, хозяина и служанки в них никого не пускают. Чужаки что-то ищут. Возможно. Отсюда не определить точно.

Эндерн потер небритый подбородок. В том, что этот черт видит в темноте и сквозь стены, Эндерн уже убедился лично. Как и в том, что он почти безошибочно определяет чей-то настрой.

— Может, твои кореша сдристнули? — предположил он. — А комнаты уже сдали?

Сигиец немного помолчал, всматриваясь серебряными бельмами в гостиницу.

— Хозяин и служанка тоже в общем зале, — сказал он наконец. — Держатся вместе. Напуганы. Сильно. Один из чужаков ведет себя агрессивно. Вероятнее всего, пьян.

— Все понятно, — Эндерн подбоченился, — пьяный дебош, эка невидаль.

— Здесь не бывает пьяных дебошей. Клиенты у хозяина постоянные, но ни одной сули не знакомо.

Сигиец оборотню не нравился. Он не доверял ему и не собирался доверять. Но внезапное чувство заставило заколебаться.

— Ну и чего ты себе думаешь? — спросил Эндерн.

— Ничего.

Сигиец шагнул. Оборотень среагировал мгновенно, выставив руку.

— Так, стоять! — скомандовал он. — Куда собрался?

— Выяснить, что происходит.

— А если то самое?

— Что самое?

Эндерн утробно хрипнул от охватывающего его раздражения.

— Шухер конкретный да шпана с перьями, — пояснил полиморф сквозь зубы. Сигиец, вернув глазам обычное состояние, посмотрел на него с обычным своим видом барана перед новыми воротами. Постоянно смотрел так, когда что-то было выше его понимания. — Под ребра тебе напихают. Не думал об этом?

— Нет.

— Да я, сука, заметил: думать — вообще не по твоей части! — зло бросил Эндерн. — Забыл, что твоя кочерга у нас?

— И кинжал.

— И кинжал, ага. А ты собрался лезть туда, где засели пятеро и роются в твоих шмотках?

— Да.

— А если они тебя ждут?

— Не исключено.

— И ты лезешь туда без оружия?

— Моя кочерга осталась в вашем доме, — сказал сигиец. — Возвращаться за ней слишком долго.

Эндерн схватил его за рукав и толкнул в закоулок между домами. Сигиец не сопротивлялся.

— Ну-ка пойдем-ка пошушукаемся, — прошипел оборотень. — И горе тебе, блаженный, если ты меня все-таки наебать удумал.

Глава 38

В вечернее небо поднялся большой филин и пролетел над крышами до «Спящей сельди». Он был очень недоволен и упрекал себя за то, что делает. Но делал, сам толком не понимая, почему.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Филин опустился на подоконник одного из указанных сигийцем окон и заглянул в комнату, лупая желтыми глазищами. За стеклом действительно находились люди, только их было двое, а не трое. Они сидели за столом и о чем-то переговаривались. Речь было разобрать сложно из-за уличного шума и легкого ветра. Голову одного из них покрывала старомодная треугольная шляпа, сдвинутая набекрень. Филин с жадностью уставился на нее, словно на долгожданную добычу, но быстро отвлекся. В комнате и вправду царил настоящий бардак, все было перевернуто и вывернуто. На полу валялся кожаный плащ, рубашка, простынь, чьи-то подштанники, подушка, одеяло. Матрас был вспорот и сброшен с кровати. Старый шкаф распахнут настежь. На столе стояли объедки то ли обеда, то ли ужина.

Филин приоткрыл клюв, вновь разглядывая людей, в которых хорошо разбирался, по крайней мере, так он сам считал. Судя по физиономиям, вряд ли эти относились к добропорядочным горожанам, которые заселились в гостиничную комнату и просто оказались очень недовольны обслуживанием и несвежими простынями. Однако и шпаной их назвать было нельзя. У одного из них, того, что в шляпе, на груди под расстегнутой из-за жары рубашкой филин заметил наколки, свидетельствующие минимум о паре отсидок. Второй, развалившись на стуле нога на ногу, барабанил пальцами по столу. На основных фалангах правой руки были набиты буквы «K. P. F. N.», что означало «Kein Platz für Nichtmenschen!» — модный среди радикально настроенных менншинских патриотов девиз.

Филин не любил патриотов.

Его заметили. Тип с пальцами-лозунгом даже вздрогнул от неожиданности, увидев здоровенную птицу, нахально вылупившуюся на людей. Второй заржал. Первый начал кривляться, размахивать руками и грозить кулаком. Видимо, был суеверным и считал, что птица в окне — к несчастью. Даже вскочил с явным намерением открыть окно. Филин высокомерно глянул на него и сделал одолжение, спорхнув с подоконника. Но не улетел, а переместился на окно первого этажа, заглянул в зал гостиницы.

В зале находились еще двое. Один сидел за столом в центре и пил с горла винной бутылки, запрокинув голову. Филин голодно пощелкал клювом, внимательно следя за движущимся кадыком забулдыги. Второй расхаживал между столами, заложив руки за спину. За трактирной стойкой прятались старик и жавшаяся к нему чернявая девчонка. Где еще один и был ли он вообще — филин выяснить не успел. Забулдыга поставил опустевшую бутылку на стол, заметил птицу краем глаза и схватился за пистолет. Филин вспорхнул от греха подальше — мало ли что может взбрести в башку человеку.

Сигиец стоял на углу дома и по-прежнему неотрывно смотрел на «Спящую сельдь». Он не шелохнулся, когда Эндерн спустился на землю в закоулке, еще в воздухе сменив форму.

— Ты был прав, — по-птичьи встрепенулся оборотень. — Только хрен знает, где пятый.

— В кладовой, — сказал сигиец. — Направляется в общий зал.

— Они в натуре перевернули все в нумерах, — подойдя ближе, добавил Эндерн. — Есть идей, чего им надо от твоих приятелей?

Сигиец отвлекся от «Сельди», задумался.

— Письма и документы Вальдера Ратшафта, — сказал он. — Возможно, кто-то неверно проинформировал, что они до сих пор у нас.

Эндерн потянул хищным носом воздух.

— Валим-ка отсюда.

— Нет.

— Да, — настойчиво возразил оборотень. — Твоих корешей здесь нет. Делать тут нечего.

— Если бы ты что-то искал и не нашел, что бы ты сделал? — спросил сигиец, повернув голову. Эти серебряные бельма откровенно бесили Эндерна, но ничего пугающего в них он не находил.

— Слинял бы на хер, — нахально осклабился Эндерн.

— Но они по-прежнему здесь. Значит…

— Ну, милости прошу, сука, давай, — перебил оборотень, сделав характерный жест. — Сам сказал: их там пятеро, с ножами, самопалами. Иди, сука, убейся, мне-то че?