Испытание веры - Василий Щепетнев

— Вы верно изложили суть дела, пер Иеро. На самом деле все сложнее, эти способности и сами будут активно встраиваться в вас, но я не хочу надоедать длинными объяснениями.

— И вы, полагаю, решили помочь мне, искренне и бескорыстно?

— Увы, пер Иеро, увы… Принцип невмешательства доводит порой до помешательства, а нарушить сей принцип не смею. Мне и говорить с вами воспрещено, а уж оказывать физическую помощь…

— Кем воспрещено?

— Мне бы не хотелось этого касаться, пер Иеро. Я и так допустил вольность, вторгшись в ваш сон. Хотя что есть сон, пер Иеро? Мудрец Древности, Лао Цзы говорил: спал я, и снилось мне, что я бабочка, и не знал я, кто я есть — Лао Цзы, которому снится, что он бабочка, или бабочка, которой снится, что она — Лао Цзы?

— Позволю в ответ привести слова Лек-Сия: «Кто говорит, не знает ничего. Кто знает — молчит. Так говорит Лао Цзы. Но как тогда случилось, что Лао-Цзы написал книгу в пять тысяч слов?»

— Туше, пер Иеро, туше. Оправдывает меня одно — вы проснетесь, и забудете этот сон, меня, наш разговор.

— Жаль, — непритворно вздохнул Иеро. С ним это случалось — увидишь во сне что-то очень важное, а проснешься, и важное оказывается чепухой. Или ничем не оказывается. С этим сном, наверное, будет так же. А рассуждения Сола Нафферта про личинку сайрена показались не лишенными логики.

— Извините, что не провожаю вас, пер Иеро. Дорогу вы знаете, потому милости просим, заходите запросто, без церемоний…

Иеро повернулся назад. Путь опять преградило зеркало, большое, овальное. Но в зеркале — не убеленный сединами человек, а он сам, Иеро Дистин. Эка невидаль.

Вбок вел новый ход. Он хотел пройти по нему, но отражение окликнуло:

— Постой! Сюда не так просто проникнуть, а ты хочешь побыстрее уйти?

— Я не тороплюсь. Но, стоя здесь, разве узнать, где я, как я сюда попал — и зачем?

— А ты не стой на пороге. Проходи дальше, может быть, что-нибудь и узнаешь. Со временем.

— Вот я дальше и иду.

— Не туда, — отражение покачало головой. — Туда ты еще не готов.

— А куда — готов?

— Сюда, — отражение сделало приглашающий жест — Давай-давай, не бойся.

— Я и не боюсь, — Иеро действительно не боялся. Сон, он и есть сон, а что окружающее ему снится, в том он был уверен совершенно. Возможно, это вещий сон, но вести уж больно странные.

— Тогда иди.

Иеро подошел к зеркалу вплотную. Да, по виду это было сколько зеркало, столько и дверь со всем, чем полагается у двери быть — порожком, косяком, замком. Только замок невидимый. Но сейчас, похоже, дверь раскрылась.

Отражение приблизилось настолько, что — исчезло. Лицом к лицу лица не разглядеть, пришла на ум строка величайшего Лек-Сия.

Он решился и сделал шажок, готовясь почувствовать холодную гладкую поверхность. А вышло — словно прошел сквозь паучьи тенета, неодолимые для мух но едва заметные человеку: едва слышимый треск, да и то не скажешь — слышал, или помстилось.

Но этот маленький шаг стоил тысячи больших, или дюжины дюжин тысяч. Потому что Иеро оказался не в другом зале, как ожидал, а посреди поляны.

Обычной поляны, которых в Тайге не меряно. Вокруг травка, кусты, чуть дальше — лес.

Он оглянулся.

Ни двери, ни зеркала. Теперь, поди, и не проснешься!

Иеро усмехнулся. Разбудят, придет время.

Приглядевшись внимательно, он понял, что поспешил объявить поляну обыкновенной. И поляна непростая, и Тайг на себя не похож. Деревья стоят не сплошь, не кое-как, не дико — а рядами, словно посаженые гигантским садовником.

Или садовник был самым обыкновенным, но сажал деревья пятьдесят лет назад, или сто, или двести — когда они, деревья, были обыкновенными прутиками-саженцами.

И трава на полянке не простая — вся одного росточка. Он наклонился. Так и есть — стриженая трава. Значит, он не в Тайге — в искусственном парке.

Около Аббатства тоже был парк, но деревья в нем росли привольней, да и траву не стригли. Косить косили изредка, чтобы не было совершенной, непроходимой дикости.

Он прошелся по полянке. Вот и дорожка, выложенная плоским камнем, еще одно подтверждение искусственности.

Посмотрим, куда ведет эта дорожка.

Деревья частью знакомы, но встречались и совершенно неизвестные. Сорвать листок? Сорвать и послать в Совет Заклинателей, мол, вот что мне приснилось, не распознают ли они, что да откуда.

Вокруг поредело. Сквозь просветы дерев он заметил строение. Дом, хороший, даже роскошный дом. Не дом — дворец! Посреди — восемь колонн, два крыла, и в высоту два этажа да еще надстроечка.

Дорожка влилась в дорогу, широкую, вымощенную желтым булыжником. Но видно было, что местами булыжник истерся. Это сколько же ног прошло по нему? А место-то пустынное…

По обе стороны от дороги под сенью дерев стояли скамейки, и видно было — на них отдыхали тысячи и тысячи людей, так истерлись дубовые сидения и спинки.

Широкая лестница с невысокими ступенями вела внутрь, но он подошел к фонтану, что бил перед входом. Круглый прудик, а посреди цветок Красного камня, из которого ввысь устремлялись струи воды и разлетались, окружая причудливые изгибы цветка водяною завесой.

Вдруг из прудика показалась голова снапера — но сапера совсем крохотного едва ли в локоть. Показалась, посмотрела на Иеро круглыми безвекими глазами и ушла на дно.

Веселая картинка.

Он отошел подальше. Где маленький, там и большой.

— Иеро? Ты, мой мальчик?

На верхней ступени лестницы стоял Аббат Демеро!

Иеро вздохнул облегченно. Пусть и сон, а спокойнее, когда рядом Аббат.

— Признаюсь, ты меня поразил, — продолжал Аббат, спускаясь к нему по ступенькам. — Меньше всего я ожидал увидеть здесь — тебя.

— Я и сам не знал, что мне сегодня приснится, — ответил он.

— Приснится? О нет, Иеро, это не сон. Это Навь.

— Простите, Аббат?

Аббат Демеро пристально посмотрел на него.

— Вижу, ты только вступил на Путь. Конечно, иначе и быть не могло. В Аббатстве у тебя, честно сказать, сил не было, чтобы перейти за порог комнаты, но сейчас… Удивительно.

Аббат подошел к скамейке, сел и показал Иеро место рядом.

— Как ты думаешь, где мы?

— Не знаю, Аббат Демеро. Первый раз вижу это место — Иеро хотел добавить «во сне», но удержался.

— О месте потом. Сейчас я о Мире. О стороне Мира.

— Ну, на севере, Аббат Демеро. У Мира четыре стороны — Восток, Юг, Запад и Север. Но-Ом Лежит на севере.

— Стороны, о которых ты говоришь, Иеро, есть стороны зримые, хотя и здесь все непросто — идя на Север, можно оказаться на Юге. Но есть и незримые стороны Мира. Явь и Навь. Явь — привычная нам сторона, место, где мы пребываем душою и телом от рождения до смерти. Но есть и Навь, место, доступное лишь душе. Не всякой душе, а душе, наделенной Даром. Да, чаще всего попадают сюда во сне, но сон — это лишь способ существования души. А Навь — это место существования.

Все, что ты видишь вокруг — Аббат рукою показал на дворец, фонтан, парк, — не более призрачно, чем Аббатство или Но-Ом. сюда можно придти, отсюда можно уйти. Если сломать ветку дерева, она останется сломанной. Если посадить семечко — вырастет цветок. А если ты встретишь здесь врага, он убьет тебя. Или ты его.

Иеро невольно оглянулся — враги, о которых сказал Аббат, словно обрели плоть и кровь.

— Но здесь и сражаются, и ходят, и дышат не физическим усилием, а силой души. Сразу понять подобное трудно, нужна привычка, — Аббат умолк. Давал время привыкнуть?

— Получается, что здесь встретились не мы, а наши души?

— Мы и есть наши души, Иеро.

Теперь пришла пора Иеро замолчать, обдумывая услышанное.

— Выходит, вещие сны…

— Совершенно верно, мой мальчик. Вещие сны есть то, что нам удается вспомнить о Нави.

— Но почему здесь так мало людей? Спят-то ведь все!

— Еще раз повторяю, Навь — не сон. И в Яви многие живут на одном месте всю жизнь, не странствуя Ни на Север, ни на Восток. Лишь один на дюжину могут вступить в Навь, лишь один из дюжины могущих действительно сюда вступает, и лишь один из дюжины вступивших обладают достаточной силой души, чтобы существовать в Нави дольше, чем длится время между двумя биениями сердца. В Аббатстве мы внимательно присматриваемся ко всем ученикам, и потому-то я так и удивился, увидев себя здесь. Возможно, с тобою что-то случилось по дороге в Но-Ом или в самом Но-Оме?

Иеро начал подробный рассказ, но Аббат прервал его.

— Потом, Иеро, позже. Мое время в Нави течет иначе, чем твое. Я ждал пера Кельвина.

— Пер Кельвин умер.

Аббат словно и не удивился.

— Вот об этом поподробнее.

Иеро рассказал, что знал и рассказывая, понял, что знал-то он очень, очень мало.

— Я тоже не верю в самоубийство, Иеро. Но случившееся не есть вопрос веры или неверия. Смотри, запоминай, размышляй. Используй данные Богом разум. Постарайся продержаться три луны. Я пришлю тебе смену — или… — он задумался на несколько мгновений, — или подкрепление. Хотя тебя и возвели в сан — и возвели совершенно законно, тебе еще многое нужно узнать. Правда, лучший учитель — опыт, а его ты черпаешь в Но-Оме полными пригоршнями.