Рабы культуры, или Почему наше Я лишь иллюзия - Павел Соболев

беда.

Немецкий философ XVIII века Георг Кристоф Лихтенберг говорил: "Заурядный человек всегда приспособляется к господствующему мнению и господствующей моде, он считает современное состояние вещей единственно возможным и относится ко всему пассивно. Ему не приходит в голову, что всё — от формы мебели до тончайшей гипотезы — решается в великом совете человечества, членом которого он является. Он носит обувь с тонкими подошвами, хотя острые камни мостовой и режут ему ноги; пряжки у него сдвинуты к самым пальцам и поэтому часто за всё зацепляются. Он не думает о том, что форма обуви так же зависит от него, как и от того дурака, который первым начал носить тонкие подошвы на плохой мостовой. Великий же гений всегда задаёт вопрос: а может быть, это неправильно?.. Поблагодарим же этих людей за то, что они порой хоть однажды встряхивают то, что стремится осесть" (Лихтенберг, 1964, с. 84).

"Наличие собственного взгляда — это очень серьёзное завоевание", говорит антрополог Светлана Адоньева. "Потому что, на самом деле, мы смотрим на мир не своими глазами, в этом проблема. Мы смотрим теми глазами, которые нам "вставили" по мере нашего воспитания, образования и взращивания. Эти глаза вставлены, мы ими смотрим, мы ими оцениваем, мы дальше воспроизводим ту реальность, в которую нас поместили". Таким образом сложившаяся культура снабжает нас сильно ограниченным перечнем сценариев жизни. Причём с развитием технологий в XX веке культура эта потерпела сокрушительный удар, по сути, была разрушена. Старые нормы и культурные сценарии больше неактуальны и не работают. Их воспроизведение в новых условиях не даёт былых результатов. И чтобы возникли новые сценарии, надо создать новую культуру. "Её нужно именно создать каким-то образом, её пока нет. Сейчас интересное время. Время для создания реальностей" (Адоньева, 2014).

"Теряя в кризисе мир, человеку надлежит, исходя из имеющихся у него предпосылок, вновь создать свой мир из первоначала… Он должен подойти к границе, чтобы ощутить свою трансцендентность" (Ясперс, 2008, с. 158).

Наша социальная реальность полностью нами же сконструирована, все эти "нации, общества, идеологии, замкнутые системы — ничто из этого в реальности не существует. Действительность всегда невообразимо более беспорядочна, даже если вера в их существование основана на неоспоримой общественной силе" (Грэбер, 2014, с. 37). Даже современный человек, его эмоции и психология, в значительной степени был создан глобальными культурными сдвигами XIX века. Не зря философ заметил: "человек — всего лишь недавнее изобретение, образование, которому нет и двух веков, малый холмик в поле нашего знания, и что он исчезнет, как только оно примет новую форму" (Фуко, 1994, с. 36).

Мир существенно меняется каждое столетие или даже десятилетие, нам просто сложно это признать. Человеку страшно без опоры, без веры во что-то незыблемое, он не может существовать без ориентиров, а если ориентир был утверждён совсем недавно, и человек об этом знает, у него автоматически возникает право усомниться в его действенности. Потому в условиях современных глобальных перемен люди с таким усердием и держатся за "традиционные" роли мужчины и женщины, за "традиционный" институт семьи и брака — им просто страшно, и не даёт покоя мысль: а как тогда жить, если всё это условность? Для человека нет задачи сложнее, чем генерировать собственные смыслы. Куда проще заимствовать смыслы уже существующие, созданные совсем не им и до него, и жить по их канонам, веря в их "традиционность" и даже в "естественность". "Таков порядок вещей", любит сказать человек, лишь бы избавить себя от мук рождения собственных смыслов. И его ничто не страшит больше мысли, что в действительности никакого "порядка вещей" нет вообще, а это лишь наш способ описания хаотической реальности, которую так проще воспринимать. Как говорил философ, сам себя провозглашающий порядок является только прикрытием хаоса. Потому человек готов в припадке паники держаться за любой иллюзорный порядок, даже самый жестокий и несправедливый. Ему так спокойнее.

Чтобы прожить иную жизнь, отличную от жизни других, её придётся строить. Старые ориентиры больше не работают. Их надо создавать самим, своими руками.

В наше время стало много молодёжи с волосами самых невообразимых цветов — синие, зелёные, розовые, платиновые. Настоящая радуга вокруг. Это очень радостно видеть, ведь это говорит о свободе, всё больше проникающей в головы людей. Если задуматься, ещё в не такие далёкие советские времена человека, решившего окрасить волосы в некий необщепринятый цвет, мало того что осмеяли бы, так и непременно поместили бы в некоторую условную категорию типа "панк" или "хиппи". Да даже лет десять назад, если твои волосы были глубоко чёрными и на тебе была определённая одежда, то тебя автоматически относили к категории либо "гот", либо "эмо". Сейчас же такого нет. Сейчас красить волосы в любой цвет — это норма, а потому не придумывают никаких отдельных словарных категорий для людей с самым невообразимым цветом волос. Теперь это просто человек с синими волосами. Или с зелёными. Это наводит на мысль, что особые "отличительные" термины придумываются лишь тогда, когда требуется подчеркнуть их "ненормальность", необщепринятость. Когда какая-либо социальная характеристика получает широкое распространение, отдельное название для неё исчезает.

Отношение людей к браку во второй половине XX века сильно изменилось: если в 1957 году более половины американцев назвали неженатых или незамужних людей "больными", "аморальными" или "невротиками", и только треть опрошенных воспринимала таких людей нейтрально, то уже в 1976 г. выяснилось, что негативно к одиноким людям относится только треть американцев, а половина нейтрально. Каждый седьмой опрошенный даже поддерживал тех, кто не связан узами брака. "В наши дни, когда одиноких взрослых людей стало больше, чем состоящих в браке, вопроса о том, одобряют американцы одинокий образ жизни или нет, вообще никто не задает", пишет социолог Эрик Кляйненберг (2014).

Суть в том, что образцов должно быть много, чтобы ни один не стал обязательным. Иначе будет калечащий диктат "нормы".

"С появлением альтернативного символического универсума возникает угроза, так как одним своим существованием он наглядно демонстрирует, что наш собственный универсум не столь уж неизбежен; что можно жить в этом мире без института двоюродного родства; что можно отвергать и даже насмехаться над божествами двоюродного родства — и небеса не обрушатся на нас" (Бергер, Лукман, с. 177). Именно поэтому "поведение девианта бросает вызов социальной реальности как таковой" (там же, с. 185). В знаменитых исследованиях Стэнли Милгрэма, где испытуемых вынуждали подвергать неповинных людей ударам тока, грозящих им даже смертью, 2/3 подчинялись требованиям руководителя и нажимали кнопку. Но если испытуемым доводилось увидеть, как кто-то из участников отказывался это