Кассиопея - Ханна Ким

открывает подъездную дверь и выходит на улицу.

Они идут к другой станции метро – не той, мимо которой проходили вчера, – и Чонхо покупает карту T-money[8], на которую зачем-то кладет сразу десять тысяч вон в ближайшем автомате. Мингю за его действиями наблюдает с непониманием откровенным, ибо зачем? Зачем карта, зачем класть на нее столько денег, сколько хватит прокатиться на транспорте раз восемь, если приспичит?

Они проезжают две станции, когда Мингю наконец-то формулирует про себя до банальности простой вопрос:

– Мы куда едем?

– В университет же, – Чонхо смотрит на него через отражение на стекле напротив.

– Я понял. В какой? Вы в одном учитесь?

– Да, вместе, но на разных факультетах. В Ёнсе.

Мингю резко поворачивается к нему, слегка задевая чужое плечо своим.

– Не в Сеульском?

Чонхо круглит глаза немного, а потом возводит взгляд к потолку, явно что-то припоминая. Мингю не ждет его, просто продолжает:

– Я видел фото на стене.

– А… – тянет Чонхо понимающе, – он хотел поступить в Сеульский. Мечта была. Но не вышло.

Мингю по-прежнему смотрит на него – долго так, пронзительно, – а после отворачивается, тоже упираясь взглядом в окно вагона напротив. Мечта была, значит. Не вышло, значит. Даже в идеальной на первый взгляд чужой жизни есть свои сорняки.

– Ёнсе ничем не хуже. Может, даже лучше.

– Я ему это постоянно говорю, – усмехается Чонхо.

Мингю в отражении замечает, как он чуть опускает голову и косит взгляд вбок, на его руки, которыми он не переставал елозить друг о друга всю дорогу, стараясь спрятать за рукавом рубашки не только тыльную сторону ладони, но и все пальцы. Ему кажется на секунду, что его вот-вот все-таки спросят про татуировку: что она означает, почему сделал, зачем прячет. Но Чонхо так и не спрашивает – наверное, решает, что Мингю заранее на автомате пытается скрыть от чужих глаз такое явное различие между ним и Мином. Если изменившие цвет волосы и проколотые уши еще можно объяснить другим, то вот наличие уже далеко не новой на вид татуировки – едва ли.

Они едут оставшиеся несколько остановок молча и выходят на станции Синчхон. Мингю смотрит на эскалатор одного из выходов и теряется как-то, вдруг чувствует себя загнанным в угол, но виду не хочет подавать, нельзя это, не надо. Однако Чонхо все равно замечает, что он замедлил шаг и засунул руки поглубже в карманы штанов.

– Я здесь жил, – предвосхищает Мингю его вопрос и с рвением психопата разглядывает чужие мятные кеды на своих ногах. Не «живу». Жил. Что за чертовщина, Мингю? Что за. – Не то чтобы прямо жил, но… какое-то время, в общем. Несколько дней, прежде чем… все случилось.

Чонхо внимательно смотрит на табличку с номером выхода и кивает.

– Хочешь, сходим туда потом?

– Не знаю, – Мингю заносит ногу и ставит ее на одну из ступенек, – может быть.

Они выходят на улицу и идут прямо. Мингю в какой-то момент сжимает лямку рюкзака покрепче и вспоминает, как вчера нашел в нем лекции по литературе. Не спрашивает у Чонхо, как так, потому что узнает свое же бывшее рвение успеть везде и вся: будучи на первом курсе он посещал лекции и других факультетов. Кажется, у них с Мином из общего не только лицо.

– Странно вышло, – говорит Чонхо, когда они заходят на территорию университета через главный вход.

– Что именно?

– То, что вы изучаете одни и те же вещи. Может, разные отделения, но… – Он бросает взгляд на Мингю и слегка улыбается. – Это все упрощает на самом деле.

Почему-то Чонхо не говорит «изучали» – как будто Мингю все еще. Словно он не только мыслями в прошлом живет. Словно он и есть это самое прошлое, которое не умерло вовсе, а стало настоящим.

– Если сегодня будет какой-нибудь дурацкий тест и я его завалю, чтоб ни слова мне не сказал потом, – ворчит Мингю.

– Начало семестра, какие тесты вообще? – Чонхо смеется в голос; проходящая мимо девушка с удивлением смотрит в его сторону.

Ёнсе такой красочный. Мингю ни разу не бывал здесь. Они идут по идеально ровной аллее, и он смотрит вперед, на просвет, где вдалеке склон годы разрезает сиреневое небо. Красиво. Яркий университетский городок под чертовым сиреневым небом – это красиво.

Мингю начинает нервничать. Он идет чуть позади Чонхо, просто слепо следуя за ним, и проклинает себя за все принятые решения. Он ведь никому ничего не должен. Не обязан сидеть вместо Мина на занятиях. Не обязан спасать чужую жизнь от краха.

Нет. Обязан.

«Это все в качестве благодарности», – Мингю думает. Прокручивает в голове эти слова снова и снова и каждый долбаный раз спотыкается. Благодарность. Не его тема. Ему даже Санхёну было тяжело сказать «спасибо» за то, что не позволил остаться на улице.

Чонхо тоже. Он не выгнал его – разрешил остаться. Разрешения как такового ведь не было даже – просто факт, который не нужно озвучивать. «Остаешься».

Быть может, они просто используют друг друга. Мингю – чтобы вернуться в свой мир, Чонхо – чтобы вернуть близкого человека. Они нужны друг другу – и признавать это как-то тяжело и не хочется совсем.

– Так, – выдыхает Чонхо, когда они останавливаются перед одним из зданий; смотрит напряженно на вход и поворачивается к Мингю. – У меня первой пары нет, поэтому я посижу с тобой.

– А? – моргает тот. Не то чтобы он такому раскладу не рад – удивляется скорее.

– Прослежу, чтобы ты не выкинул чего-нибудь.

– Разве что тебя в окно.

– Смешно, да, – усмехается Чонхо. – В твоем рюкзаке лекции с прошлого семестра, полистай их на перерыве потом, – продолжает он как ни в чем ни бывало, – и по возможности не говори ни с кем, хорошо? У Мингю сегодня лишь три лекции, никаких практических занятий, поэтому тебе главное просто отметиться. И улыбайся, бога ради, – просит Чонхо в конце.

Мингю смотрит на него исподлобья, начинает закипать про себя. Буквально слышит, как булькает вода в котле, почти переливаясь через край. Снять бы этот котел с огня, пока он правда не «выкинул чего-нибудь».

От него хотят слишком многого.

Чонхо хочет, чтобы он стал Мином.

Мингю вздыхает глубоко, запрокидывает голову и глядит на сиреневое небо сквозь ветви деревьев. Щурится немного, потому что ярко слишком и не его глаза должны сейчас смотреть туда.

Мингю свои глаза закрывает, чувствует, как внутри звенит что-то. Закрывает, чтобы открыть их снова почти сразу и, опустив голову, широко улыбнуться – так, как не делал этого уже много лет.

– Так пойдет? – спрашивает он, не убирая улыбку с лица; чувствует,