Тропа тайкера - Павел Искра

— Ах, как это романтично, — пролепетали в ответ женские губы, Сколько себя помню, я без ума была влюблена в таких мужественных охотников. Только вот до сих пор не знаю, что они с этими педерастами делают?

— Как что? Сначала охотники выбивают им зубы и трахают в рот. Затем заставляют подмыть свою грязную задницу и…

— Трахают их анально?

— Да, только делают это уже своим охотничьим ножом.

— А зачем заставляют подмываться?

— Как зачем? Чтобы не осквернить свой нож!

— Какая прелесть! И это все?

— Конечно, нет. Потом они этим же самым ножом отрезают их мерзкий, смердящий член, и бросают на съедение своей охотничьей собаке.

— Но у этого юноши нет собаки!

— Хм… Ты права, упущение. О, Великий охотник, где Вы оставили свою собаку?

Данг отмахнулся от этих губ, как от назойливых мух, и они разом улетели куда-то за деревья. Ему уже стала надоедать эта однообразная дорога, которой, казалось, не будет конца. Концерт, правда, был хорош, но сколько же можно слушать эту музыку? Не затем он сюда пришел.

Внезапно появились новые звуки, Дангу послышался свист бича и громкие рыдания, он всмотрелся вперед и увидел бегущую прямо на него обнаженную девушку. На вид ей было не больше семнадцати, длинные белокурые волосы развевались за спиной, на нежной коже по всему телу вздувались багровые рубцы. Было видно, что она кричала уже из последних сил, скоро она, лишившись всех сил, споткнется и останется лежать, не в силах вымолвить звука.

За девушкой мчался огромный, обтянутый черной кожей мужик — шкаф «два на три», не меньше. В руках его был длинный треххвостный кнут, сделанный из сыромятной кожи, на концах которого поблескивали свинцовые шарики.

Данг внутренне подобрался. Шансов одолеть такую махину у него было ноль, но схватка была неизбежна. Уклониться от этого «шкафа» не было возможности. К тому же, девушка уже упала у ног Данга. Он на мгновение наклонился, погладил ее шелковые волосы и, перешагнув через нее, встал в боевую стойку.

«На что же его взять», — Данг уже мысленно прокачивал своего противника, — «Хуки по корпусу здесь явно бесполезны. Ударить ступней под колено? Нет, они защищены стальными пластинами, да и пах тоже. И техника ног у меня неважная. Может, упасть ему в ноги, чтобы башку расшиб? Нет, он вполне при этом ногой зашибет. И тогда — все. Хоть бы камень какой на тропе лежал, или дубина. Интересно, ударит ли он кнутом? Конечно, ударит, по роже видно. Надо постараться уйти от кнута, потом обманное движение в пах, и основанием правой ладони снизу вверх, в нос, до болевого шока. Потом уже не важно, можно и расслабленными пальцами вхлест по глазам, или же порвать ему рот, неплохо также дотянуться зубами до его носа или ушей…»

Гигант уже был совсем рядом, он уже занес правую руку с кнутом назад, как Данга вдруг осенило:

— «Огонь!» — дьявольским напряжением мысли он собрал всю свою волю в этом приказе. Дико закричав, споткнувшись и пролетев несколько метров по инерции, гигант с искаженным от страха лицом упал навзничь, почти у самых ног Данга, чуть не задев девушку. Затем он моментально вскочил и со всех ног бросился наутек, напрочь забыв про свой кнут.

Данг наклонился к девушке и осторожно поднял ее на руки. Она казалась совсем легкой, ее израненные плечи все время вздрагивали, но она явно уже успокаивалась. Данг целовал ее залитое слезами лицо и осторожно гладил по волосам, стараясь не причинить боли.

— Чем ты его так напугал? — тихо прошептала девушка.

— Кажется, огнем.

— А откуда ты его взял?

Данг и сам толком не мог ответить на этот вопрос. Вспоминалось, что когда-то давно он забрел в совершенно дикий лес, где совершенно не было людей. Зато случайно он познакомился там с гладкими большеголовыми подрощенными щенками — что-то около семи месяцев от роду. И он долго играл с этими собачками, уж больно они оказались смышленными — даже разговаривать умели. И еще умели внезапно прятаться и снова появляться перед глазами. Умели играть в «лесные шахматы», страшно интересную игру с использованием самых разнообразных листьев, веток, шишек, и всего леса как шахматной доски. Игра оказалась настолько интересной, что Данг приходил вновь и вновь к этим разумным, смешным и ласковым собачкам, от которых пахло почему-то не псиной, а жженой канифолью. Данг любил этот запах, он вообще обожал ковыряться в электронных схемах…

Но собаки оказались не такими уж безобидными как казалось вначале. И они обучили его ментальным приемам боя, совершенно неизвестным всем остальным людям. Они умели мысленно атаковать врага настолько мощной волной депрессивного излучения, что все самые дикие страхи, таившиеся в подсознании, вдруг материализовывались и дыбом вставали перед глазами моментально теряющего всякую способность к сопротивлению противника. Помнится еще, что овладев этой техникой, Данг испытал некоторый страх — уж очень мощным было это оружие, и уж больно не вязалось оно с внешним oбликом веселых щенков.

Мне подарили его говорящие псы, — немного подумав, сказал Данг. Вряд ли он мог напугать девушку этим признанием. Она уже пережила шок от гораздо более серьезных причин.

— Голованы? — обрадовалась та.

— Не помню, чтобы их так называли. Сами они представлялись как-то иначе.

— Конечно, это они, — девушка доверчиво прижалась лицом к плечу Данга, — У нас тоже был свой голован, он защищал нас от этого маньяка. Но потом он заболел и умер, и маньяк снова появился в наших лесах. Мой друг с ним дрался, но победить не смог.

— Он погиб?

— Не знаю, может и нет. Все произошло так быстро, я и понять не смогла. Маньяк сорвал с меня всю одежду и стал избивать кнутом, потом почему-то дал убежать и долго гнался за мной. А затем появился вдруг ты.

Обняв шею Данга руками, девушка вновь замолчала. Некоторое время он молча шел по тропе, неся ее на руках. Все вокруг было безмолвно, деревья уже не играли свои мелодии.

Как тебя зовут? — нарушил молчание Данг.

— Мэрилин.

— Редкое имя.

— Так называл меня мой друг чаще всего.

— Он называл тебя и по-другому?

— Да, в зависимости от настроения, обстановки и какого-нибудь случая.

— Интересный друг. А чем же он занимался?

— Он пел песни.

Он был настоящим певцом?

— Да, и все его слушали. Хочешь спою? У меня, правда, так хорошо не получится, но…

Девушка вдруг ритмично запела:

— Мне бы поесть, покурить и лечь спать одному,Чтоб никуда не бежать, ни звонить никому.

И ни о чем не жалеть, ничего не желать,И никому не отвешивать свой исполать!

Ночью под окнами рубят осиновый лес,Сыплются души на землю из рваных небес,

Я бы себя отпустил, да хоть лбом колоти,Даже за ад большинству из нас нечем платить.

А мне бы хотелось куда-нибудь наискосок,Дуло в упор — и слегка оцарапать висок,

Кинуться в омут и выйти сухим из воды,И все на краю, и всё недалеко до беды.

А если б я звался Лука, я б писал на водеО том, как у смерти был отнят еще один день,

О том, как они день за днем уходили туда,Где вечный покой ожидания в зале суда.Аве, до встречи Нигде, по пути в Никуда[5]!

— пропев последнюю строчку два раза, девушка вновь замолчала.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});