Басманная больница - Георгий Федоров

Но вот умер Сталин. Хрущев, ставший Первым секретарем ЦК, Хрущев, хорошо знавший и любивший Корытного, Якира, их семьи, нашел Бэллу Эммануиловну в каком-то из лагерей, нашел Стеллу. Их вернули в Москву, поселили на Первой Мещанской.

В один из первых вечеров, когда мать и дочь еще даже не пришли в себя от радости после долгой разлуки,

приехал к ним в гости Хрущев. Провел у них весь вечер, пил чай, вспоминал Корытного и Якира, говорил, что разыщет вдову и сына Якира, мыкавшихся где-то по лагерям, и горько плакал, вспоминал погибших друзей. Он сказал Стелле:

- Никто не может заменить тебе отца. И я не смогу. Но если что, ты давай, обращайся ко мне.

Еще не пришедшая в себя Стелла ограничилась благодарностью. Но через несколько дней она, с трудом дозвонившись Хрущеву, сказала, что хочет его видеть по важному делу. Хрущев велел ей немедленно приехать. В просторном кабинете он усадил се в кресло и спросил в чем дело. Стелла, запинаясь, стала рассказывать ему о своей любви, о судьбе Яши, о том, что он не может приехать из ссылки, о том, что он ни в чем не виноват... Тут Хрущев побагровел от гнева, ударил кулаком по столу и закричал:

- Там не было и нет виновных, там только несчастные! Лучше скажи мне фамилию, имя и где находится.

Через несколько дней Яша, полностью реабилитированный, был с чистыми документами в Москве.

И'почти сразу же познакомил нас со Стеллой, с которой мы тут же подружились. Она попросила, чтобы мы называли ее Светой, а то Стелла слишком торжественно. Вскоре они в загсе оформили свой брак, что мы и отметили бутылкой шампанского и тортом. Потом я сказал Яше:

- Дай мне рубль.

Он вытащил из кошелька трояк, но мне нужен был именно рубль. Порывшись, Яша достал требуемую кредитку и спросил:

- Зачем тебе?

- У меня, понимаешь, есть отличный путеводитель по Парижу, изданный в Петербурге в 1913 году.

Он начинается 'с раздела "Как поехать в Париж".

И первая фраза там такая: "Если вы хотите поехать

в Париж, позовите дворника и дайте ему рубль. Он сходит в полицейскую часть и принесет паспорт для поездки за границу".

- Так ты что, хочешь отправить нас со Светкой в Париж?-усмехнулся Яша.

- Пока нет, но надо соблюдать традиции и устроить свадебное путешествие. Пошли, сядем в нашу "Победу", и я вас покатаю.

Молодые супруги обрадовались. Я действительно возил их по Москве и Подмосковью, останавливаясь в наиболее живописных местах... Света и Яша потом говорили мне, что это было замечательное свадебное путешествие.

Жизнь каждого из них оборвалась в разное время, трагически и страшно, но тогда их дом вскоре стал центром притяжения многих хороших, удивительных людей, и сами они были совершенно счастливы.

Теперь, в той самой потрепанной уже "Победе", приехали они утром в Басманную больницу и остановились возле урологического корпуса. За рулем сидел, как я и просил, наш экспедиционный фотограф Андрей Петренко, бабник и сибарит, но мастер на все руки, даже чемпион Молдавии по мотогонкам, легкий и приятный в общении человек. Он отпросился у моего заместителя на десять дней в Москву для выяснения каких-то сложных взаимоотношений с женой.

Я вышел к машине, взял одежду и подарки, вернулся в палату. Скинул больничные доспехи, переоделся. Потом роздал коробки конфет санитаркам и сестрам и пошел в ординаторскую. Профессора Дунаевского не было-его опять вызвали куда-то на консультацию. Раиса Петровна покраснела, когда я поблагодарил ее и преподнес цветы. Потом я подарил букеты Марии Николаевне и Гале, вложив в каждый записку с моим адресом и телефоном.

Попрощался с Кузьмой Ивановичем, пожелал ему

скорейшего выздоровления. Обнялся с Владимиром Федоровичем. Обнял я и Тильмана и сказал:

- Спасибо за все, Марк Соломонович!

- Тебе спасибо, Гришенька,- печально ответил старый сапожник, видимо вспомнив, что эти слова слышал недавно от другого человека.- Как только меня выпишут, я приеду к тебе. Видит бог, мы еще встретимся и услышим, как милосердие и премудрость возвысят голос свой в домах, на площадях и на улицах, в городах, селах и на дорогах. Вот только он не услышит. Это был золотой мальчик, Гриша, и он был великий мученик. Мне стало без него совсем зябко. Знаешь, какое мое еврейское счастье: в начале лета сорок первого я отправил семью на отдых в Белоруссию к родственникам. Ни один из них не вернулся, а вот теперь...

Я подошел к подоконнику. Возле него стояла койка. на которой умирал Павлик. Я положил на полоконник большой букет цветов и вышел в сад. Расцеловался с Марией Николаевной и Галей, которые пошли меня проводить, сел в машину. Мы выехали за ворота Басманной больницы "в мир, открытый настежь бешенству ветров...". Как мы ждали тогда первых порывов этого ветра, предвестника очистительной бури...

Всполохи все более частых, приближающихся зарниц в разных частях небосклона помогали верить, что это неотвратимо. Пусть не навечно, пусть с перерывами, но все равно неотвратимо...

Прошло несколько дней, и, вызванный срочной телеграммой, с еще не зажившим полностью швом, я вылетел в экспедицию.

Июль 1955-апрель 1987