Джон Леннон - Алан Клейсон

Он был ребячливым и вдобавок довольно стервозным, но ни Астрид, ни ее мать не могли скрыть своего восхищения Ленноном, которого считали самым последовательным бунтарем на земле. Во время визитов в дом девушки, расположенный в чопорном Пригороде Гамбурга, он просматривал книжные полки и коллекцию пластинок Астрид, отпуская иронические комментарии в адрес почти всех писателей — Кокто, Сартра, По, Уайльда, Ницше, де Сада — и композиторов, даже Вагнера и Стравинского, произведений которых он, возможно, никогда не слышал.

Как бы то ни было, однажды буря утихла, и Джон прекратил борьбу. Его отношение к Астрид стало не то чтобы доброжелательным, но относительно вежливым. Нередко обмен стандартными приветствиями заканчивался фразой, которую вполне можно было посчитать комплиментом. Несмотря на то, что уголки губ Леннона никогда не приподнимались в улыбке, его глаза стали отвечать ей почти нежным взглядом. Она принадлежала Стюарту, и, если так случилось, он будет относиться к ней так же, как к другу. Внезапно он почувствовал, что рад за Стюарта. У него все хорошо.

Разумеется, он не был бы Джоном Ленноном, если бы перестал отпускать язвительные замечания, однако в отношении Астрид за ними стояли те же теплые чувства, которые он испытывал и к Стюарту. Постепенно Астрид свыклась с той смесью грубости и дружелюбия, которую являли собой манеры Леннона. Эта парадоксальность характера Джона проявилась в его первой встрече в Гамбурге с Фрэнком Алленом, одним из музыкантов группы из Мидлсекса Cliff Bennet And The Rebel Rousers. «Привет. Ты Фрэнк? — произнес Джон, когда их представили друг другу. — Я говорил с ребятами в клубе, и, похоже, ты самый известный музыкант в группе после Клиффа. Не знаю, почему. У тебя такие забавные аккорды».

Примирение между Стюартом, Джоном и Астрид не ослабило растущей антипатии к Сатклиффу со стороны остальных членов группы, которые с самого начала были недовольны его неумелой игрой на бас-гитаре. Пол сделал следующий вывод: «Он безумно влюбился в нее [Астрид], а остальных жутко раздражало, что она не влюбилась в кого-то из нас — эта великолепная блондинка, с какими мы раньше не встречались. Стюарт был просто без ума от нее. Нам всем она немного нравилась, но мы чувствовали его настроение: „Руки прочь, у меня это серьезно“».

Проходили недели, и Пол, Джон, Стюарт и Джордж по-прежнему исполняли около 15 композиций, которые они разучили вместе с новичком Питером, пока монотонность их бесконечного повторения не заставила группу вытащить на свет самые смутные музыкальные образы, гнездившиеся в их общем подсознании. Они вспомнили о нескольких совместных сочинениях Леннона и Маккартни. По воспоминаниям официантов, во время перерыва эти двое уединялись в задней комнате и сочиняли, в то время как остальные шли в бар.

Однако происходящее в гардеробной «Кайзеркеллер» или в комнатах в кинотеатре не всегда совпадало с тем, что рисовали в своем воображении поклонники группы — Джон и Пол играют свой последний опус, Пит отбивает ритм на столе, Джордж настраивает гитару, а Стюарт в углу делает зарисовки. Не знаю, многие ли понимают это, но связь между поп-музыкой и сексом гораздо очевиднее, чем между поп-музыкой и высоким искусством. И действительно, главным мотивом большинства горячих парней, стремившихся играть в бит-группах, были широкие возможности общения с девушками.

В европейских эротических развлечениях слово «общение» значило нечто большее, чем смущенное бормотание в присутствии застенчивых девиц, с которыми Леннон встречался в провинциальных клубах при церкви. Вскоре вся эта скованность осталась в далеком прошлом.

Более молодые музыканты Beatles могли предполагать, что Джону многое известно, но посещение бара «Hippo», где устраивались поединки женщин в грязи, а также шокирующая «улица окон» в конце Герберштрассе и вид проституток, выставленных на продажу, как на ярмарке скота, вскоре заставили его признать, что провинциальный секс в Мерсисайде пребывал в зачаточном состоянии. «Невозможно увидеть, что происходит внутри, — говорил Рики Ричарде об одном из таких заведений, — потому что массивные железные двери напоминали ворота в концентрационный лагерь».

Другими словами, обычного разврата — уличных проституток, варьете со стриптизом, борделей — на улице Рипербан было не больше, чем в Шеффилде, но по мере более глубокого проникновения в бездну распущенности открывался настоящий ящик Пандоры, содержащий всевозможные извращения, которые открыто рекламировались, а не являлись тайными утехами боящихся разоблачения усталых бизнесменов, которые удовлетворяли свои фантазии в тайных борделях Сохо.

До того как британские исполнители поп-музыки стали своими на улице Рипербан, у них не возникало никаких вопросов о любви за деньги — это был удел одиноких стариков, покупающих мимолетное удовольствие. Теперь, без присмотра тети Мими или неотступной и преданной Синтии, Джон Леннон привык без всякого труда удовлетворять сексуальные потребности практически с любой девушкой, пританцовывающей на авансцене и готовой с недевической откровенностью доставить наслаждение любому из них. Ему стоило всего лишь адресовать одну из своих редких улыбок какой-нибудь девушке в первом ряду — возможно, миниатюрной Венере, как Астрид — и задержать на ней свой взгляд на крошечную долю секунды, казавшуюся вечностью.

Леннон поддался всеобщей атмосфере, когда ром пополам с колой был всегда под рукой, а вокруг вились «сестры во грехе», до дрожи в коленях жаждавшие уединиться с ним в любом более или менее подходящем месте и испытать оргазм, который мог закончиться через несколько секунд или тянуться долго, как ириска, — в зависимости от того, когда Джон мог заставить себя уйти или сколько времени у него имелось в запасе. Иногда группе приходилось заполнять паузу инструментальной композицией, пока ее возбужденный вокалист — ставший специалистом по одеванию на бегу — тяжело дышал, приводя себя в порядок.

Однако любовные приключения в конечном итоге приводили к посещению соответствующих лечебных учреждений для сдачи анализов, например, на сифилис, поскольку большинство женщин были не особенно разборчивыми и спали подряд со всяким, кто был англичанином и играл в бит-группе. «Было забавно наблюдать за трогательными прощаниями, — с усмешкой вспоминал Колин Мэнли из „The Remo Four“, — а потом стать свидетелем, как чья-то девушка держится за руки с музыкантом из следующей группы, только что прибывшей из Англии». Зная ситуацию, легче нарушить правила мужского поведения, принятые в Ливерпуле. Молодые парни научились не тратить время на то, чтобы обижаться на женщин, которым нужен был такой же беспечный партнер, как и они сами. И действительно, многие уезжающие музыканты уже предлагали свою подружку, с которой делили постель несколько недель, тем, кто приехал им на смену, — подобно тому, как эскимос может предложить гостю «развлечься» с его женой.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});