Бандит по особым поручениям - Б. Седов

– А сюда вас каким ветром занесло?

– Мне сказали, что на вашем кладбище похоронена моя мать. «Клещиха». Есть у вас такое кладбище?

– Кладбище есть, – проговорил «убоповец». – Только что значит – «сказали»? Вы что, не знаете, где похоронена ваша мать? Умерла во время вашей отсидки, получается?

– Видите ли… – Мартынов склонился над зажигалкой с очередной сигаретой так, чтобы не смотреть в глаза Метлицкому. – Я детдомовский… Всю жизнь ее искал, а найти удалось лишь тогда, когда оказался в Америке. Там деньги, товарищ Метлицкий, а без денег могилы предков искать – время зря терять. Нашел деньги – нашел мать. Впрочем, вам не понять…

Милиционер откинулся бы еще дальше, если бы не мешала спинка кресла.

– Ты посмотри, какой сюжет… Да тут одни сироты собрались! Мистер Мартенсон – детдомовский, гражданин Гулько – из детдома, я – из детдома, Миша Фома – из детдома. Один лишь Вова Крот из благополучной семьи.

– Вы… детдомовский? – сделал вид, что обомлел, уже давно все понявший Мартынов.

– Детдомовский… – подтвердил милиционер. – Роман Алексеевич Метлицкий, к вашим услугам.

Далее, в течение четверти часа, Мартынову пришлось нагло врать, рассказывая о своем саратовском детском доме. Он говорил, а думал лишь о том, чтобы этому умному молодому человеку не пришло в голову выйти на минутку из кабинета, сказать там пару слов сотрудникам и вернуться. Через час ему принесли бы распечатку, которая безошибочно указывала бы на то, что папа Мартынова, трижды судимый рецидивист, проживал в Саратове до самой своей кончины вместе с мамой Мартынова, воровкой на доверии, умершей за месяц до того, как сын перелетел через океан.

Но время шло, а Метлицкий не выказывал никакого беспокойства. Трижды Андрей Петрович думал, что тот все-таки выйдет и сотрудникам шепнет. Первый раз – когда неудачно упомянул о том, что не проходило ни дня, чтобы учителя не писали ему в дневнике замечания; во второй раз – когда, увлекшись, поведал об утаивании обеденных денег, чтобы сходить на них в кинотеатр на фильмы с Аленом Делоном. В третий раз – окончательно войдя в роль, он вообще готов был отрезать себе язык. Летом, после окончания пятого класса, он, оказывается, ездил в Артек.

– С группой, что ли? – позавидовал Метлицкий, которого схожесть его судьбы с судьбой Мартынова слегка расслабила.

– Нет, один. Олимпиаду по истории выиграл, меня и решили наградить.

– Ты посмотри… – вырвалось у Метлицкого восхищенное восклицание. – И какая тема на олимпиаде была?

– «Контрасты в проведении внутренней политики династии Романовых», – не моргнув глазом, заявил Мартынов, подумав о том, что такая тема по сравнению с училищным литературным провалом Метлицкого – просто халява..

Метлицкий покашлял и потянулся к импортной пачке.

– Странно… Детдомовских по одному в международные лагеря не отпускали…

– Понимаете, меня усыновить хотели, документы уже подготовили… – Мозги Мартынова кипели, и он готов был признать, что сейчас между дракой со сворой бешеных собак и этим разговором выбрал бы первое. – А тут я олимпиаду выиграл по истории… В общем, под ответственность приемных родителей меня и отпустили. Вместе с ними.

Увидев, как милиционер покачал головой, Мартынов поклялся быть проще. И понял, что пора приступать к работе, для выполнения которой он перелетел океан.

– Вам хорошо, – бросил он, выворачивая платок так, чтобы выбрать на нем место, не запятнанное кровью. – Вы хоть родителей своих помните. А я вот… Всю жизнь один. Помни я родичей, может, и не сидел бы.

– С чего вы взяли, что я родителей помню? Я их даже не знаю. Не видел ни разу. Сколько ни силюсь детство вспомнить – все мимо.

«И у меня – мимо, – озабоченно подумал Мартынов. – Они что, сговорились?! Ну-ка, раскачай этого парня, пока сам окончательно не запутался! Тот не помнит, этот не помнит… Вы что, лишенцы, обалдели?! А кто тогда из вас мне заявит, что он – Артур Мальков?! Короче, у меня сейчас два пути. Либо я кого-то из них веду в банк, либо этот ведет меня к прокурору»…

– Да бросьте вы! – рассмеялся он. – Это я так сказал, что не помню. Помню, конечно, кое-что. Вот – мой отец, высокий, сильный… – Мартынов показал над своей головой, сколько хватило руки, уровень. – Петром его звали, Роман Алексеевич. Помню, что он на машине работал. Мама – учитель пения. Дом всегда был наполнен музыкой, а руки отца пахли бензином… Эх, детство… Вот единственное, чего не помню, это как они выглядели и куда потом делись. Знаете, меня постоянно обманывали. То я не Андрей, а Миша, то папа был летчиком, да потом разбился… То маму в командировку отослали… А я-то точно знаю, что ее в Новосибирске грузовик сбил.

Метлицкий пожевал нижнюю губу и крутнул сигарету в пепельнице – чтобы упал пепел.

– А я ничего не помню. Меня в интернат привезли, когда мне семь лет было. Ничего не помню… Иногда, правда, сны какие-то странные снятся. Дом оранжевый, кирпичный… Лавочки, собака… Я никогда в жизни не был около оранжевого кирпичного дома, неподалеку от которого была бы посажена на цепь собака. Лет пять назад ходил к одной бабке, Чувашихой ее все здесь зовут. Живет на окраине города, в поселке Вереснянск. Горожане полагают, что она колдунья, вот и меня бес попутал. Поговорил с ней, она сказала: сходи в церковь, поставь свечу Николе-угоднику, он твою память в нужном направлении запустит.

– Запустил? – незаметно для обоих разговор перешел на «ты».

– Запустил… – Метлицкий рассмеялся и посмотрел в черное окно. – Месяц дом с собакой не снился, а потом опять сначала… Ладно, Мартынов. Заговорились. Что в кабаке делал?

– Да поесть зашел! – возмутился Андрей Петрович. – Жрать-то охота. Только вошел, а там – бах! – бах! – тарарах!

– Кто в кого?

– Знаешь, я переднего края как-то не заметил. Когда идешь в ресторан и у тебя перед глазами лангет с картошкой, не до бдительности. Одно могу сказать точно – палили азиаты.

– Там были кавказцы, – заметил милиционер.

– Правда? – усмехнулся Андрей Петрович. – Пусть будут кавказцы. Помню – черные друг в друга стреляют, помню – к двери бросился, помню – дверь распахнулась… – Андрей Петрович задумался. – Больше ничего не помню.

– А русские стреляли?

Мартынов задумался и решительно покачал головой:

– Русские матерились. Они поодаль от черных сидели. Вот как сейчас вижу – я захожу, русские в одном конце зала, чеченцы – в другом. И резня началась как раз за столом черных. Ну, это у них бывает. Я – к дверям, а тут – вы.

– Почему – чеченцы? Ты же сначала сказал – азиаты? А сейчас национальность на гора выдаешь.

– Так ты же сказал – кавказцы? – опять улыбнулся Мартынов. – А о других кавказцах по Би-Би-Си ничего не рассказывают.

– Вообще-то, азербайджанцы, – поправил Метлицкий. – А русские не стреляли?

– А зачем русским стрелять? – пожал плечами Андрей Петрович. – Там кавказцы сами неплохо друг с другом справлялись. Слушай, у тебя водка есть?

Метлицкий спокойно посмотрел на собеседника, потом встал и направился к сейфу.

– Была, кажется. Если не выдохлась…

Не «выдохлась». Почти полная бутылка «Столицы Сибири» вместе со стаканом материализовалась перед Мартыновым, как при взмахе волшебной палочки.

К большому удивлению милиционера, нынешний американский гражданин и русский бывший зек перевернул бутылку, но воткнул горлышко не в стакан, а в платок. Несколько раз встряхнул и поставил на место.

– Спасибо.

И снова прижал платок ко лбу.

– Это круто, – согласился «убоповец». – Любой другой на твоем месте залпом осушил бы сейчас весь флакон. С нервишками, дядя, у тебя все в порядке.

Вернувшись за стол, пододвинул к Мартынову паспорт, портмоне, мобильный телефон, ключи от машины и остальную мелочь.

– Кажется, на этом мы и распрощаемся. Совет на будущее – ужинай в гостинице. После твоего отъезда тут многое изменилось.

Мартынов убрал платок от лица. Скорое прощание с Метлицким не входило в его планы. Исчезал повод для продолжения знакомства. Причина была налицо, а повод исчезал.

– Что-то я не понял… Ты не будешь меня допрашивать? В кабаке остались лежать девять человек, и ты отпускаешь человека, который своими глазами видел процесс превращения их в трупы?

– Это я что-то не понял, – проговорил Метлицкий. – С каких пор блатные стали записываться в свидетели? Ты что, думаешь, что я поверил хотя бы одному твоему слову? Тех, кто украшен такими тагу, не исправляет даже Америка. Или ты думаешь, что убедил меня в том, что в «Садко» тебя завел запах жареного мяса? Мне мороки с тобой будет, американец, выше крыши! А зачем она мне, морока? Консула искать, чтобы он присутствовал в тот момент, когда я буду правду из тебя вынимать? Вот уж кто мне при этом совершенно не нужен, так это американский консул. Свободен. И не забудь сигареты. Ты прав, Мартынов, они лучше.