Я - Джек Потрошитель? - Александр Чернов

Остальные собрали то, что осталось. Вчетвером мы поднялись в столовую, где стояли квадратные столики и железные, с дерматиновыми сиденьями и спинками стулья. Нас приветствовал мерный гул пчелиного роя. Сизый сигаретный дым окутывал хмельные лица, поднимался к потолку и выплывал через открытые двери в ночь. На всю ораву мужиков приходилось три женщины. Одна торговала в буфете закусками, другая убирала со столов, третья — мощная баба с широким лицом — сидела в углу, закинув ногу на ногу. Ее обнимал усатый южанин.

— Люба, вытри со стола, — попросил Рустам уборщицу.

Кудрявая Люба с высохшей левой половиной туловища, прихрамывая, подошла, сгребла со стола рыбью чешую и протерла его тряпкой.

— Походка называется "потанцуй со мной", — прокомментировал Марат причудливые телодвижения Любы, которая скрылась в подсобке.

Рустам дал ему подзатыльник.

— Нехорошо смеяться над убогими. Поди-ка лучше купи еще пива и принеси стаканы на всех. Сейчас полно свободных.

Я полез в карман за деньгами.

— Тебя это не касается, — категорично заявил Рустам. — Пиво и закуска с нас.

Мы сели за стол у окна с загаженными занавесками. Марат выполнил просьбу, принес стаканы и пиво. Рустам купил две тарелки салата из огурцов и помидоров. Застолье продолжилось.

— Пора познакомиться, — предложил Рустам и разлил по стаканам водку. На этот раз перепало и Марату.

Я улыбнулся:

— Я уже знаю ваши имена из разговора. А меня зовут Дима.

— Очень рад… Я вот что хочу сказать, — начал Рустам задушевный тост. — Ты, Дима, свой парень. Я это понял сразу, когда ты подсел к нам. Марат — мой двоюродный брат. Хулиган, правда, — Рустам потрепал брата по шее. — Но хороший малый. Борис давний приятель. У него сегодня тяжелый день. По этому поводу мы и собрались. Хотели как-то растормошить Бориса отвлечь… — Рустам поймал неодобрительный взгляд Николаева, стушевался. — Ну да ладно… Я хочу выпить за крепкую мужскую дружбу и товарищей, на которых всегда можно положиться в роковую минуту. А это в наше время большая редкость.

Звон четырех граненых стаканов на миг перекрыл гвалт в зале. Мы выпили. Затеялся нетрезвый разговор сотрудников научно-исследовательского института, который сводился к взаимному выражению симпатии и заверениям в искренней преданности и вечной дружбе. Как я не пытался навести присутствующих на разговор о Тане, у меня ничего не получалось. Борис и Рустам упорно обходили эту тему. Я замкнулся, хмелея от воздуха столовой, настоянном парами алкоголя и сигаретного дыма. Хотелось поскорее выбраться на улицу. К счастью, вторая бутылка кончилась гораздо быстрее первой, и Рустам, не переставая зевать, сказал:

— Собираемся, мужики. Время позднее, завтра на работу.

Основательно нагруженные, мы шумно поднялись, вышли из столовой. Пивной бар сворачивал работу, разбегались последние посетители, но в столовой жизнь еще теплилась. Мы дошли до ворот, стали прощаться.

— Ну пока, ребята! — сытым котом проурчал Рустам. — Я к своей подружке заскочу, у нее заночую. — Он хлопнул меня по плечу: — А с тобой, Дима, как-нибудь встретимся, посидим. Заходи в бар, мы там часто бываем. Пошли, Марат, нам в другую сторону, я тебя на автобус посажу.

Братья ушли. Мы с Борисом остались одни. Наискосок перешли дорогу и остановились у киоска — закурить. Николаев достал из кармана пачку, вогнал в угол рта сигарету. Прикрывая от ветра пламя, я поднес ему зажигалку. Прикурил сам.

— У тебя деньги есть? — тоном, каким грабитель требует у прохожего вывернуть карманы, спросил Борис.

— Есть, а что?

— Там, в буфете, я видел, вино продавали. Может, еще возьмем?

Рассчитывая напоить Бориса до такой степени, когда он начнет говорить все, что придет в голову, я согласился.

Мы вернулись в столовую. Толстая буфетчица встретила нас недовольным взглядом, но Борис пошептался с ней, и женщина выставила на прилавок большую бутылку красного вина с блеклой этикеткой. Мы взяли салат, два стакана и сели за тот же столик, что и в прошлый раз. Борис казался трезв, как стеклышко, чего я не мог сказать о себе. Я до краев наполнил стакан Бориса, себе — на два пальца. Наметанным глазом Николаев сравнил объем двух порций жидкости.

— Чего так скромно?

— Норма.

— Как знаешь, — равнодушно сказал Борис и осушил стакан с жадностью странника, перешедшего знойные пески.

Все раздражало меня в Николаеве: как он пьет, с шумом заглатывая воздух; как ест салат, постанывая и шлепая толстыми губами; как мусолит фильтр сигареты, обсыпая себя пеплом. Я с трудом выносил его общество. Николаев уперся в меня глазами:

— Ты считаешь меня алкоголиком?

— Нет, конечно.

— Врешь. Я вижу, как ты на меня все время посматриваешь.

— Как?

— Презрительно.

— Тебе показалось. Я на всех так смотрю. Извини, если что не так.

— Смотри. Мне какая разница… — Второй стакан Борис выпил с меньшей алчностью. Глаза его постепенно мутнели. — Рустам врет, будто работает в научно-исследовательском институте, — объявил он вдруг. — Грузчик он на базе. Это я работал в НИИ.

— Верю.

Еще одна компания мужчин покинула столовую. После нее хромая Люба закрыла на крючок двери и принялась за уборку. Посетителей осталось человек шесть. Буфетчица бросала на всех зловещие взгляды и время от времени кричала: "Мальчики! Заканчивайте, закрываем!" Борис пьянел на глазах. Он разговорился, болтал обо всем подряд, но не о том, что мне было нужно. Я уже потерял надежду услышать что-нибудь интересное, загрустил и начал подумывать о том, как избавиться от собеседника.

Борис разлил остатки вина и стаканы и вдруг хмуро сказал:

— Сегодня ночью погибла моя бывшая жена. Давай помянем.

Я мигом протрезвел:

— Да ты что?! Как это случилось?

— Ее убили.

— Кто?

Сигарета потухла, он прикурил новую. Когда Борис поднял голову, в его глазах поселился дикий зверь. Внезапно он схватил меня за ворот рубашки, притянул к себе.

— Ты тоже думаешь, что Таню убил я? — сипло сказал он мне в ухо.

На секунду я потерял дар речи.

— Пусти, дурак! — не без усилия я отодрал цепкую руку Николаева и с возмущением подул на пепел, который он стряхнул на мои брюки.

Борис сделал непроизвольный жест, сбил стакан. Он завертелся волчком и покатился к краю стола. Я подхватил его, поставил на место. На нас оглядывались.

Николаев совсем сломался. Он заговорил, как испорченное радио, у которого время от времени пропадает звук.

— Милиция думает, что Таню убил я… — выговорил он с трудом и пьяно ухмыльнулся. — Но они ни черта не докажут… Я ночью приходил к ней. Соседи видели… Таня, кажется, завела себе нового хахаля… Он был вчера у нее дома… Мне не открыли…

Напрасно я напрягал слух. Дальнейшую речь Николаева разобрать было невозможно. Мне ужасно хотелось стукнуть Бориса по голове, чтобы добиться более качественного звучания, но я сдержался. Борис переключился на меня.

— А, ты, подлец!.. — рука Николаева опять потянулась к моему горлу. Я отвел его руку и нежно похлопал по сжатому кулаку.

"Неужели все же Борис убил Таню? — подумал я. — Увидел, как я выхожу от нее, приревновал, а потом ворвался к ней в квартиру".

Конечно, было бы слишком просто одним вопросом узнать имя убийцы и раскрыть преступление, однако я спросил:

— Таню убил ты?

У Николаева еще оставались проблески сознания.

— Ты слишком много задаешь глупых вопросов. Ты кто — прокурор?

Я промолчал.

Буфетчица не выдержала, хлопнула в ладоши и взмахнула руками точно так же, как кур сгоняют с насеста.

— Мальчики! Заканчивайте, закрываем! — в который уже раз крикнула она и, давая понять, что не шутит, стала подкрадываться к нашему столику.

Я встал, положил руку на плечо Николаева.

— Идем, Боря.

Николаев поднял тяжелую голову, явно не понимая, чего от него хотят. Однако встал, опрокинул в рот вино из моего стакана. Красная струйка растеклась по подбородку. Он провел по нему ладонью, размазал вино по щеке. Вместе с остальными бражниками мы выползли на улицу. Нас поглотила ночь. Свежий воздух подействовал на Бориса благоприятно, он пришел в себя. Миновали безлюдный "бар".

— Облегчиться надо, — пробурчал Борис и, пошатываясь, поплелся за столовую. Я, прикурив сигарету, отправился следом.

Николаев стоял опираясь одной рукой о стену. Между его широко расставленными ногами бежал по земле ручеек. Все суставы вращались, как хорошо смазанные шарниры. Я докурил сигарету, а Борис все не иссякал. Наконец он повернулся. Я отбросил окурок, посмотрел по сторонам — никого. Подошел к Николаеву, схватил за грудь, придавил к стене.

— Ты убил Таню? — спросил я раздельно.

Николаев был ниже меня, но широкоплеч и жилист. Физической силой он обладал незаурядной. Я это понял сразу, едва ощутил под своими пальцами его тугие мышцы. С трезвым Николаевым справиться было бы нелегко, но сейчас у него не хватило сил даже для того, чтобы удивиться. С кашей во рту он сказал: