Большая игра - Гуляшки

малая часть, верхушка айсберга.

Понятное дело, кроме меня, в эскадроне насчитывалось еще четыре офицера, да и унтеры оказались людьми опытными. Вот только пока я основательно вник в различные мелочи, пока заставил каждого ответственно выполнять свою службу, с меня семь потов сошло.

Уже зная, что будет увольняться, ротмистр Самохин в последние месяцы к своим обязанностям относился, мягко говоря, наплевательски. А расхлебывать пришлось мне. Я поздно приходил на квартиру и рано уходил, осунулся и похудел.

— Вот поэтому я и не тороплюсь получать ротмистра, — заметил Некрасов, видя мои мучения. Он был старше, я обогнал его в чине, но зависти это не вызвало. Наоборот, Андрей выказывал сочувствие и готовность помочь. А чем он поможет, будучи в другом эскадроне? Друг подал рапорт, чтоб его перевели ко мне, но барон Оффенберг отказался его подписывать. Да и ротмистру Костенко совершенно не хотелось отпускать от себя толкового и проверенного помощника.

Любопытно, но должность командира эскадрона, как и заведующего полковым хозяйством, давала ряд неоспоримых преимуществ. В частности, доступ к казенным деньгам подразумевал возможность жить обеспеченной и сытой жизнью. Нет, разговор не шел о банальном и низком казнокрадстве, тебя бы не поняли свои же товарищи. Да, кое-какие «шероховатости» имелись и у нас, но честь мундира и мораль старались поддерживать всеми доступными способами.

Возможно, я и идеализировал родной полк, но у нас неприятных историй не случалось уже лет десять. Но дело тут в ином. В месяц нижним чинам полагалось определенное, строго выверенное количество продуктов, формы, одеял и всего прочего. Да и на каждую лошадь велся счет овса, сена, подков и деталей упряжи, включая попоны, стремена, уздечки… Амуницию, оружие и патроны выдавали интенданты. Все прочее покупать полагалось командиру эскадрона по закупочным ценам, установленным в данной местности. Вот только цены часто «плавали», в зависимости от сезона, неурожая и прочих факторов. Осенью все было дешевле, а зимой и в начале весны — дороже.

Нюанс заключался в том, что предприимчивый и энергичный командир может так наладить дело, что и эскадрон его катается, как сыр в масле, и сам он всегда при деньгах. Для этого лишь следовало меньше тратить время на себя, а больше перемещаться по округе и находить нужных людей, готовых дать скидку на свой товар.

Эх, раньше я о таком мог только мечтать! Когда у меня в Чугуеве не хватало денег на самые необходимые вещи, когда я постоянно перезанимал, подобное выглядело чуть ли не как манна небесная. А сейчас, учитывая, как успешно продвигались дела «Державы» и солидную долю в железной дороге, поиск денег на хлеб насущный потеря всю свою актуальность. Теперь я просто старался честно выполнять свои обязанности, не тратя лишнее время на различные интересные возможности.

Получив эскадрон, я стал командиром тактической единицы. Таких в Российской армии без счета. В чем-то он был лучше, в чем-то хуже других подобных подразделений. Учитывая статус Александрийских гусар, он мог считаться элитным кавалерийским эскадроном, хотя настоящей элитой называли себя гвардейские полки.

Но мне хотелось большего, хотелось сделать эскадрон эталонным, таким, на кого ровняются и берут пример. И сразу же стало ясно, что начинать стоило с двух аспектов: фехтования и стрелкового дела. В седле гусары и так сидели хорошо, да и выправка у них блестящая, так что на эти детали можно было не отвлекаться.

Четвертый эскадрон стоял в Ташкенте. Мы с Некрасовым продолжали снимать общую квартиру и виделись ежедневно. Правда, через неделю Андрей взял длительный отпуск и укатил в Москву, а я начал прикидывать различные варианты, как можно поднять боеспособность эскадрона.

* * *

Практически всю неделю, за исключением воскресенья, студентки Мариинского женского институту вставали в шесть утра. Нынешняя суббота не стала исключением.

Наступил очередной сентябрь. За окнами угасали последние солнечные деньки. Полина Соколова с грустью вспоминала прошедшее лето, родителей и родную усадьбу, откуда приехала четыре дня назад.

В спальнях еще не топили. Полина проснулась, оглядела длинные ряды кроватей под одинаковыми одеялами, уютно посапывающих подруг, зевнула и задумалась. Начался очередной учебный год. Что он принесет? Какие изменения могут произойти в ее жизни, или все будет так же благопристойно и скучно, как и раньше? Два прекрасных месяца летних каникул пролетели незаметно, она встретилась с отцом, маменькой и Митькой, но теперь вновь настала пора учебы. Каникулы начнутся не скоро, на Рождественские праздники, а до них еще нужно дожить. Было бы здорово зимой увидеться с Михаилом, если он, конечно, возьмет отпуск и приедет в Петербург.

Особо раздумывать девушке не дали. В спальню вошла горничная и строгим голосом объявила подъем. Сразу же поднялась суета, шум, вызванные нахождением в одном помещении трех десятков молодых и веселых девушек.

В баню институтки ходили по субботам, а каждое утро умывались прохладной водой, раздевшись по пояс. В умывальных комнатах смех и громкие голоса лишь усилились. Девушки разбились на небольшие группы, обмениваясь последними слухами, словно не виделись целую вечность и пересказывая недавние сны.

Студентки всех классов в институте делились на парфеток и мовешек. Оба слова происходили из французского языка. Первое обозначало «совершенная», а второе «дурная».

Строгая иерархия класса складывалась в зависимости от красоты, социального статуса и успехов в учебе. Девушки часто обсуждали друг друга, выстраивая отношения и отводя каждой положенное ей место.

В классе Соколовой блистала Ирина Арбенева. Из дворянского рода, богатая и эффектная, с живым умом и насмешливым характером, она с первых дней заняла лидирующие позиции, и уступать их никому не собиралась. Как и каждую парфетку, ее окружала свита из верных мовешек, готовых выполнить практически любую просьбу.

— Сегодня ко мне приезжает маман, — заметила Арбенева. Слово «маман» она произнесла с французским проносом. — Мы отправимся в город. Кому что прикупить?

— Мне ленты, Ирина. Синие и красные.

— А мне, если можно, конфет, — тут же откликнулись ее мовешки.

У дальней стены расположилась еще одна компания во главе с Софи Буссе. Чувственная кареглазая брюнетка пользовалась общим уважением, но не симпатией или любовью. Про нее насмешливо говорили, что Софи в совершенстве освоила умение падать в обморок в самый нужный момент.

Полина в чужие разговоры не вмешивалась. Класс официально утвердил наличие четырех парфеток. Она, хоть и относилась к их числу, имела более низкий статус, чем у Арбеневой и Буссе.

Завтрак был скудным, впрочем, как и всегда: сладкий чай и булки с маслом. Старшие девушки одевались в строгие темно-синие платья и передники. Они сидели за столами ровными рядами, по которым можно было ровнять линейку. Те, кто учился на первых двух курсах, носили платья коричневого цвета. Это как бы символизировало, что им еще многому