Эдгар Аллан По и Лондонский Монстр - Карен Стрит

Дорогая Сисси, драгоценная моя!

…на борту корабля, направляющегося прямиком в ад…

…невозможно утвердить себя в земном мире…

…я солгал тебе…

…ужасную тайну – тайну, пятнающую мой род…

…если мое наследие действительно столь постыдно и омерзительно…

…потеряю эту чистейшую истинную любовь…

…прошлого, унаследованные мною по крови, хотя и не по делам…

…твой пропащий мальчишка…

Эти слова, сказанные вдалеке, отдавались эхом в моем мозгу и ранили, как осколки ночного кошмара. Я держал в руках бумагу, а слышал шорох самого времени, сыплющегося вниз в песочных часах, потом – тихий шелест, издаваемый крохотными рачками, копошащимися в песке, потом – ощутил влажной, вялой ладонью касание их панцирей. Я чувствовал, как зловредные создания выбираются из конверта, ползут по запястьям вверх, к плечам, вонзая клешни в плоть, яростно устремляясь под кожу многими тысячами…

Постоялый двор «Старая Корона», Бирмингем

18 сентября 1789 г.

Моя сладкая отважная распутница!

Наша случайная встреча на Сент-Джеймс-стрит и последовавший за ней ваш выход в мужской роли сделали вчерашний вечер просто незабываемым. Я мог бы многое еще сказать о нем. Как жаль, что дела требуют провести две недели в Бирмингеме.

Если в мое отсутствие вам вздумается повторить вчерашний рискованный ход и вновь искать убежище в этой «девичьей обители», непременно посетите заранее одну лавку в Ковент-Гарден, которую следует знать всем добропорядочным мужчинам (а также и тем, кто претендует на принадлежность к мужскому полу). Как весьма рассудительно советует владелица этой лавки:

Чтоб уберечь себя от страха и стыда,

Ты, жрец Венеры, поспеши сюда!

Прибегни к нашим средствам без сомненья.

Закон природы – самосохраненье![27]

Приобрети одно из ее непревзойденных приспособлений и помни, что доспех – прекрасная маскировка для нас, джентльменов интриги.

С неизменным уважением,

Ваш преданный партнер.

Джермин-стрит, 93, Лондон

20 сентября 1789 г.

Брат мой, многогрешный плутище!

Позвольте высказать вам мою глубочайшую признательность за полезный дар после нашего временного «семейного воссоединения» у того заведения на Сент-Джеймс-стрит. Доспех и в самом деле лучшая защита для странствующего рыцаря (а также и его близких), намеревающегося скрестить копье с сестрами из сего нечестивого ордена. Хотелось бы надеяться, что все добропорядочные мужчины пользуются этими «непревзойденными приспособлениями» во время отдыха.

Несмотря на то, что «монастырь» на Сент-Джеймс-стрит так вовремя предоставил мне возможность скрыться от желающих отомстить за мисс Форстер, я не собираюсь общаться с его обитательницами снова. Честно говоря, их общество оказалось крайне утомительным, а представление их, раз уж мне довелось побывать в роли критика, дурно отрепетировано. Их мать-настоятельница явно недооценивает способности публики к критическому мышлению. Чтобы привести зрителей в доброе расположение духа, она должна была обильно угощать их винами сомнительного качества. Через некоторое время вино оказало на собравшихся необходимое действие, и те отнеслись к матушке и ее подопечным снисходительно.

Говоря прямо, на незашоренный взгляд, выглядело все это просто жалко. Наряды бедные и изношенные. Конечно, можно сказать, что эти наряды со всей готовностью сбрасывают, и потому их качество не играет никакой роли, однако медленное и обдуманное избавление от роскошных одежд могло бы иметь гораздо больший успех. Главное ведь – не в простой демонстрации сокровенного, а в предвкушении его появления. И еще нельзя забывать о том, что разумным человеком движет не скучная животная похоть, но идеалы высшего порядка – истинное искусство, справедливость и, не побоюсь этого слова, остро отточенный клинок добродетели.

С братским приветом,

Э.

Гостиница «Старая корона», Бирмингем

23 сентября 1789 г.

Мой строгий собрат!

Позвольте напомнить, что роль критика намного проще роли артиста. «Матушка-настоятельница» и ее преданные подопечные имеют здесь, в Лондоне, отменную репутацию и известны так широко, что сам Джек Гаррис, критик весьма объективный и разбирающийся в представлениях этого рода намного лучше вашего, отзывался о матушке и ее труппе весьма благосклонно.

Более того – жаль, но ваша собственная игра оказалась далека от совершенства. Немногие могут сравниться с вами на сцене в роли Полли Пичем, миссис Кендер или Кейт Хардкасл[28], но роль моего дорогого брата – молодого актера в поисках развлечений – вы сыграли намного менее убедительно. «Матушка» – дама весьма проницательная и, если бы я не отвлек ее, наверняка разоблачила бы ваш маскарад.

Позвольте преподать вам несколько уроков, как следует сделать образ достовернее. Иначе в один прекрасный день ваша маска упадет с лица, и, учитывая специфику постановки, последствия будут намного серьезнее, чем град гнилых овощей из зала. Для начала – походка. Она явно слишком грациозна для мужчины в поисках приключений – шаги слишком мелки, руки на ходу неподвижны. Молодой человек должен ступать уверенно, развязно, голова высоко поднята, мощные взмахи рук как будто движут его вперед. Руки при этом движутся от бедра, как при известном жесте, выражающем похоть – не нужно размахивать ими из стороны в сторону, точно доильщица. Когда девица избавится от одежды, нужно смотреть на нее, не отвлекаясь, и выказывать одобрение. Вы же совершили непростительную ошибку, отведя взгляд от девиц во всей их красе и воззрившись на меня. На «матушку» это произвело совершенно неверное впечатление. Брат мой, если уж вы намерены свободно рыскать по вечернему Лондону, вам необходимо тщательно изучить повадки представителей сильного пола и перенять их в совершенстве.

С заботой и преданностью,

Ваш родич.

Джермин-стрит, 93, Лондон

25 сентября 1789 г.

Брат мой, многогрешный плутище!

С готовностью прошу прощения за сомнительное исполнение роли. Признаю: меня втянули – в буквальном смысле слова – в совершенно неожиданную ситуацию, и это не могло не сказаться на моей игре. Но не могу сказать, будто сожалею о неверном впечатлении от наших отношений, возникшем у «матушки-настоятельницы». Особенно если по этой причине вы в будущем трижды подумаете перед тем, как снова навестить ее обитель. Мне совершенно не доставила удовольствия очевидность вашего весьма близкого знакомства с ней и ее обитательницами.

Не будем забывать и о том, что цель наша – не в том, чтобы убедительно сыграть роль перед проститутками, а в том, чтобы преподать жестокий урок спесивым лондонским леди, уверенным, будто деньги и изящные наряды делают их лучше всех прочих людей. Вспомните эту гнусную миссис Форстер. Разве я ей не ровня? Кто мы – «люди театра» или «лица со сниженным доходом», стоящие много ниже женщины, пусть не отличающейся особым умом или ярким характером, зато упакованной в роскошное платье? Я по рождению принадлежу к тому же классу, что и наши жертвы, и кровь моя не стала жиже в стесненных обстоятельствах!

Однако наша популярность возросла настолько, что следует соблюдать сугубую осторожность. «Транспортация» или смерть нам совершенно ни к чему. Нам предстоит сыграть наше поучительное представление еще для многих.

С уважением,

Ваш искренний помощник.

Лондон, 5 июля 1840 г., воскресенье

Блики света проникли сквозь мои веки, и я обнаружил, что лежу одетым поперек небольшой софы. Рукава рубашки были расстегнуты, и на руках обнаружились длинные синюшные полосы. Пахло в комнате как-то странно. Я вдохнул глубже – водоросли, плавник, рыба, пойманная в призрачные сети… Ноги держали плохо, но объяснялось это, скорее, пустым желудком, чем излишком спиртного. Я посмотрел на часы – было пять. Я разделся и попробовал уснуть в своей постели, но провел беспокойные два часа, то уплывая в сон, то выныривая из него. Мне снилось, что я в море – на проклятом корабле, который никогда не причалит к берегу.

В семь я умылся и оделся в чистое, но духовная опустошенность – не апатия, скорее, чувство острой тревоги – не проходила. Что-то преследовало меня ежедневно и ежечасно, его дыхание щекотало мне спину, пока оно дожидалось удобного случая. Неразумно было оставаться одному в таком состоянии, поэтому я прихватил покоробившееся от морской воды письмо и отправился прямиком к Дюпену. Я стукнул всего один раз, и он пригласил меня войти. Дюпен сидел за столом, перед ним стоял сытный завтрак. По ноздрям хлестнул сильный запах рыбы.