Эдгар Аллан По и Лондонский Монстр - Карен Стрит

Пока Дюпен вел меня через Хеймаркет и по Ковентри-стрит, я пытался в точности вспомнить прочитанное, но без особого успеха. Мы проследовали по Лестер-сквер мимо величественной конной статуи Георга I и свернули на Лестер-стрит, застроенную одноэтажными лавками. Здесь Дюпен вновь остановился и принялся молча изучать окрестности.

– Это место нападения? – спросил я.

Дюпен едва кивнул, не отвлекаясь от раздумий. Чтобы прогнать досаду, я какое-то время смотрел на двух юных акробатов, которые расхаживали на руках и, ассистируя друг другу, крутили сальто. Скорее всего, эти оборванные дети никогда не видели, как выглядит школа изнутри, но выучились зарабатывать себе ужин с помощью уличных трюков. Дюпен не обратил внимания на их ужимки, и мы пошли в сторону Чаринг-Кросс, двигаясь на север гораздо медленнее прежнего.

Когда мы снова остановились, он достал часы, проверил время и спрятал их обратно в жилетный карман.

– Могу я спросить, что вы пытаетесь измерить?

– Расстояние, которое леди может пройти вечером одна, – загадочно ответил он.

Дюпен повернулся ко мне. Стекла его зеленых очков зловеще блеснули.

– Мы еще не обсудили то, что случилось прошлым вечером, – добавил он.

– Не обсудили, – признал я, от всей души желая вовсе не возвращаться к этой теме.

– Но мы должны сделать это. Зачем вы погнались за тем стариком? Вы встречали его раньше? Или вы выпили перед нашей встречей в кофейне?

Я почувствовал необходимость решительного отпора, но понимал, сколь странно выглядели со стороны мои вчерашние действия.

– Я был совершенно трезв. Старик напомнил мне кого-то, вот и все, что я могу сказать.

– Кого-то, на кого вы злы? Может быть, вашего деда?

– Я никогда не видел своего деда, – возразил я, чувствуя, что Дюпен изучает меня из-за зеленых стекол, ожидая продолжения. – Он не поехал в Америку с бабушкой. Если он еще жив, возможно, он все еще в Лондоне.

Дюпен быстро обдумал это.

– Из объявления о побеге мы знаем, что сейчас ему должно быть семьдесят девять. Тот бродяга, которого вы преследовали, выглядит примерно на эти годы, но двигался он гораздо быстрее, чем возможно в столь почтенном возрасте.

– Верно.

Внезапно Дюпен отвернулся от меня и без единого слова пошел по Чаринг-Кросс-роуд. Когда она перешла в Тоттенхэм-Корт-роуд, уличное движение стало значительно оживленнее, а мостовая – гораздо грязнее, но это не нарушило задумчивости Дюпена. Он повернул налево на Перси-стрит, потом направо на Шарлот-стрит. Он замедлял шаг, пока не оказался возле узкого здания. Здесь он опять достал из кармана часы, проверил время, и – в который уж раз – принялся тщательно набивать трубку и изучать здание. В конце концов он обратился ко мне:

– Очень хорошо. Не вернуться ли нам в гостиницу выпить кофе?

На самом деле это не был вопрос. Разочарованный и не на шутку обиженный, я невольно кивнул. Мы развернулись и направились обратно к «Аристократической гостинице Брауна».

* * *

Горничная оставила поднос с кофе на восьмиугольном мраморном столике и поспешила выйти из номера. Вид Дюпена явно пугал ее, как это часто бывало с противоположным полом. Он разлил кофе, потом снял зеленые очки, дающие ему возможность незаметно изучать оппонента. Я удивился своим мыслям. Оппонента? На самом деле я имел в виду компаньона! Пока я пил кофе, Дюпен аккуратно развернул лист бумаги и прижал его к столешнице четырьмя маленькими пресс-папье. Это была карта Лондона, тщательно вычерченная его умелой рукой.

– Вот здесь гостиница, – Дюпен указал на маленький квадратик, заштрихованный черным, располагавшийся на Довер-стрит. – А вот три места, где Арнольды жили в Лондоне, – он показал на маленькие черные квадратики на Бери-стрит, двадцать семь, Джермин-стрит, двадцать два и Джермин-стрит, девяносто три. – А эти буквы означают места, где были совершены нападения, описанные Элизабет и Генри Арнольдами, – указал он на крохотные синие «Э.» и «Г.» на Кэннон-стрит, Боу-лейн, Джонсон-корт, Сент-Джеймс-плейс и Джермин-стрит.

– Нападения, описанные в письмах из шкатулки?

– Да. А зелеными буквами отмечены нападения, описанные в письмах, присланных вам в гостиницу, некоторые из которых вам еще предстоит прочесть.

Он показал на Шарлот-стрит, Беннет-стрит, Нью-Босуэлл-корт и Сент-Джеймс-стрит. Маленький черный квадратик был помечен как театр «Ковент-Гарден». Я провел пальцем по маршруту нашей недавней прогулки.

– И сегодня мы посетили места пяти нападений.

– Да. Все они совсем недалеко от тех мест, где жили ваши бабушка с дедом, так что они вполне могли совершить их.

Теперь я понял, зачем Дюпен смотрел на часы и так тщательно осматривал места, которые мы посетили.

– Что интересно, они также достаточно близко от «Аристократической гостиницы Брауна», – добавил он.

– Просто совпадение?

Дюпен слегка поднял брови, но проигнорировал мое замечание.

– Также я отметил на карте место, где вы жили в детстве, место попытки похищения и место вчерашнего нападения. Думаю, это имеет значение, учитывая места нападений, таинственную бутоньерку и недавно полученные письма.

Он указал на красные «Р.» на Саутгемптон-роу и Рассел-сквер, потом уселся в кресло, набил трубку и раскурил ее.

– Теперь давайте проанализируем ситуацию, начиная с первых двух писем. Мы знаем, что Арнольды были актерами, игравшими в театре «Роялти», как сказано в письме от пятого марта тысяча семьсот восемьдесят восьмого года. Генри Арнольд частенько изволил не являться домой по вечерам, что не радовало Элизабет Арнольд. Как мы заключили по ее почерку, она была женщиной страстной – властной, но женственной, одухотворенной и решительной. Она решила отомстить любовнице мужа, но довольно странным образом. Миссис Арнольд позаимствовала в театре костюм, переоделась мужчиной и раскромсала платье и ягодицы своей соперницы. Действительно, весьма наглядный урок. Потом она известила о своем преступлении мужа, хоть и иносказательно. То же самое она повторила двадцатого марта того же года, разрезав платье и зад миссис Райт.

– Или некий мистификатор хочет, чтобы мы поверили, что все это сделала Элизабет Арнольд, – вставил я.

– Согласен. Возможность мистификации с целью оклеветать Элизабет и Генри Арнольдов мы также должны рассмотреть.

– Возможно, у них были враги?

Дюпен нетерпеливо фыркнул, и дым заклубился вокруг него, как если бы он был сам дьявол.

– Возможно. В любом случае, вполне очевидно, что у вас они есть.

Его слова выбили меня из колеи, мне не хотелось им верить, несмотря на неотразимые доказательства.

– Мы все наживаем врагов, когда наши амбиции сталкиваются с чужими, но я не в силах вообразить, как мои враги могут быть связаны с этими письмами.

– Выяснить это и есть наша главная задача, и это будет не очень просто, – задумчиво проговорил Дюпен, попыхивая трубкой. – Мы согласились отвергнуть идею, что письма отправила вам жена вашего приемного отца – записка от нее была лишь уловкой, чтобы заставить вас серьезно заинтересоваться содержимым шкатулки красного дерева. И хотя записка, якобы от миссис Аллан, фальшивая, само сообщение содержит правдивую информацию и, следовательно, является важной уликой.

Он извлек из ларца записку и прочел ее вслух.

– «Дорогой мистер По, посылаю вам некоторые вещи, ваши по праву рождения. Искренне ваша, миссис Джон Аллан»… Письма и шкатулка ваши, поскольку вы внук Элизабет и Генри Арнольдов. Я думаю, мы можем предположить, что это та самая шкатулка, упоминающаяся в валентинке с довольно скверным акростихом, которая написана рукой вашей бабушки и получена нами с последней порцией писем.

Приговор стиху, хотя он и вправду был скверен, раздосадовал меня, но я пожал плечами, признавая вероятность, что Дюпен прав, и кивнул, ожидая продолжения.

– Я бы предположил, что, используя слова «по праву рождения», фальсификатор намекает об унаследовании вами ответственности за действия ваших предков.

– Как? Конечно же, нет. В этом нет никакой логики.

– Нам нет нужды считать что-то логичным, чтобы обнаружить, что это правда, особенно в случаях нарушения закона или правил чести.

Мне вновь пришлось признать его правоту.

– Вернемся к нашим письмам и описанным в них отношениям между вашими бабушкой и дедом. Письма прибыли в «Аристократическую гостиницу Брауна» анонимно, и три из них, датированные апрелем тысяча семьсот восемьдесят четвертого года, относятся к побегу Элизабет Смит и Генри Арнольда. Ясно, что великолепный мистер Генри Арнольд вскружил голову впечатлительной шестнадцатилетней мисс Элизабет Смит и соблазнил ее. Убегая с ним, она рисковала наследством.

– Возможно, стиль его излишне вычурен, но мне кажется, что он действительно вручил свое сердце Элизабет.

– Как вам больше нравится, – сказал Дюпен, снова прервавшись, чтобы раскурить трубку и порыться в стопке писем. – Но из писем, присланных вам в шкатулке красного дерева, мы знаем, что его верность была недолгой, или, по крайней мере, так полагала его жена, причем ревность довела ее до крайних мер. Потом переписка прекращается вовсе, вплоть до появления этого неуклюжего акростиха на Валентинов день, датированного четырнадцатым февраля тысяча семьсот восемьдесят девятого года, и еще десяти писем с мая по сентябрь того же года. Из этих писем мы можем видеть, что сложные отношения Элизабет и Генри Арнольды сильно улучшились весной тысяча семьсот восемьдесят девятого года.