Крапивник - Екатерина Концова

соревновались, кто дольше сможет продержать горячую картошку во рту и не открыть его.

Мужчина мягко засмеялся:

— Время идёт — дети всё те же. Дай угадаю, потом всей толпой идут к академии магии. Старшекурсники со светлого их ожоги подлечат, и только потом можно идти домой, чтоб от родителей не влетело.

— Такого наши никогда не делали. Как было, так и шли.

— Хе… слабоумие и отвага. А ты с пацанами играла не с девчонками?

— Когда как. Мы часто все вместе играли. Только в таких соревнованиях девочки почти не участвовали.

— Да, у девочек мозги работают значительно лучше. Но, вообще, они много теряют.

Я вопросительно посмотрела на учителя, занятого капустой. В том, что он участвовал в таких играх, не было сомнений.

— А Вы побеждали когда-нибудь?

— Да, — гордо заявил он. — Я был весьма упрямым ребёнком и мучился до победного.

— Мне родители запретили в этом участвовать.

— А ты их спрашивала? — искренне удивился учитель. — Зачем?

— А как иначе? Ведь это может быть опасно.

— Зато через много лет столько тёплых воспоминаний остаётся, — учитель завернул очередной капустник и засмеялся. — Я бы даже сказал «горячих».

Я не нашла, что ответить. В каком-то смысле он прав, но стоило ли оно того?

— Кто-то мог получить серьёзные ожоги.

— Мы потому и ходили в академию, убирать травмы. Если бы мои родители узнали хоть половину из того чем я занимался, они б мне так розгами всыпали… Отец был аптекарем, поэтому у него всегда ветки замачивались на настои. Знаешь, что такое розги?

— Знаю. У нас учителя в школе могли за серьёзные проступки так наказывать.

— А тебе попадало?

— Один раз. По ошибке. Мама тогда приходила с преподавателями ругаться. Единственный раз, когда она при мне ругалась матом.

— Матом? Пацифика? — не поверил учитель.

— Ну, да. Один единственный раз на моей памяти.

— Охренеть… — он нервно усмехнулся. — Рискну предположить, тебе тогда очень серьёзно досталось.

— Очень.

— Ясненько… Так о чём я? А! Мне время от времени и дома, и в школе доставалось. И совсе-е-ем не по ошибке. Я ни в коем случае не говорю, что поступал правильно, но молчать о своих преступлениях в те годы казалось безопаснее, чем предупреждать родителей в какой реке тебя потом искать.

— У Вас были строгие родители?

— Обычно нет, но когда мокрый и побитый семилетний сын, который в довесок не умеет плавать, возвращается под вечер и говорит: «Рыбачили с самодельным гарпуном на порожистой реке», вправить ему мозги — первоочередная задача.

Мужчина сложил капустники в кастрюльку и убрал в погреб.

— Я был не очень умным ребёнком.

Я заглянула в огонь и вдруг поймала себя на странном желании:

— Давайте пожарим картошку в углях?

— И ветчины к ней.

Учитель отрезал пару кусков мяса, сунул в камин решётку и закинул на неё ветчину. Я принесла несколько картофелин. На углях ещё был виден огонь, а значит класть в них картошку ещё нельзя — сгорит.

— Закопаешь картошку сама?

Я кивнула.

— Отлично. Тогда, пока есть время, я займусь работой.

Аптекарь направился вверх по лестнице, но вдруг остановился и глянул на меня.

— А, стоп. С тобой надо позаниматься.

От такой мысли меня словно придавило камнем. Опять магия… Ну почему?

На лестнице проросла крапива. По ней от стебля к стеблю спускались две книги, листы и карандаш.

Устроившись за столом с вещами, учитель принялся что-то считать и чертить, а передо мной возник белый сгусток энергии, похожий на медузу и соединённый с магом тонкой нитью.

Как только я зажгла собственный шарик, белая энергия начала атаковать. Несколько раз я смогла его отбить, но пропустив, отчётливо почувствовала столкновение с рукой.

— Он материален?!

— Нет, но видишь, какой он формы? Это примитивная форма. Она заставляет нервы в коже думать, что их тронули, — учитель не отрывался от бумаг. — Это не больно и не опасно. Но промах становится ощутим.

Белый сгусток снова возник и начал носиться вокруг, заставляя вращаться на месте, стараясь сбить его. Он постепенно ускорялся, уклоняться становилась труднее. Сгусток стал менять траекторию, скорость, нападать со спины.

Учитель что-то писал, время от времени поднимая на меня взгляд. Да как у него получается управлять им не глядя? Я понимаю, он видит всё периферийным зрением, но всё-таки… как?!

Аптекарь отошёл к камину, чтобы закопать картошку и перевернуть ветчину, а белая энергия, кажется, в конец обезумила. Я судорожно махала рукой, пытаясь противопоставить хоть что-то, но несколько раз подряд треснула рукой по всё никак не исчезающей энергии света.

Вдруг что-то сжало моё запястье.

Неожиданно для себя я поняла, что зажмурилась, и что учитель стоит рядом, держа мою руку. Голова кружилась, к горлу подступал ком, а от руки тянулась вбок фиолетовая нить. Шарик энергии был вдвое крупнее, чем раньше и находился от меня на расстоянии нескольких метров.

— Вдох, выдох. Успокоилась?

Я нервно кивнула.

— Чем меньше думаешь — тем лучше результат. Прикажи ему вернуться.

— Как?! — интонация получилась одновременно плаксивой и раздраженной. В душе царила растерянность. Как это вышло? Чего он хочет? Это сработал его «метод» или произошла случайность? Что вообще произошло? Он хоть что-то объяснит?!

— Как-то ж ты его откинула.

— Но я не знаю как!

— Ты сделала это один раз — сделаешь второй. Теперь будет легче.

Вопросы продолжали звучать в голове, но по спокойному, даже немного безразличному выражению лица я понимала — никаких разъяснений не будет.

На мой мысленный зов шар дёрнулся, но совсем не в ту сторону, куда мне хотелось. Голова разболелась сильнее, и, заметив это, учитель указал на диван.

— Ладно, иди отдохни. Завтра продолжим.

Он вернулся к своим расчётам.

С огромным облегчением я развеяла энергию и почти побежала к дивану.

Меня не радовал прогресс, приближающий к изучению артефакторики и плетений. Огорчала и обижала холодная реакция учителя на первый успех. Но урок кончился. Кончился. Наконец-то!

Главы 25–26. Автор, Луна

…

25. Автор.

…

Подперев лоб рукой, Эдмунд не моргая смотрел в расчёты.

Бумагу исполосовали карандашные линии: цифры, буквы, графики. Сложные формулы и тяжёлые расчёты, точные данные и схематичные рисунки. Всё это Эдмунд прекрасно понимал.

Дом был переполнен книгами, бумагами, артефактами, снадобьями, материалами для артефактов и сложными приборами. Всё это он знал почти наизусть.

Из земли под полом-решёткой пробилась крапива, поднося хозяину кофейник. Чтобы управлять ею уже не требовалось сосредотачиваться — дело привычное.

На шкафу десятый год валялась пыльная награда за разработку метода снятия печатей с источника. Эдмунду не было до неё дела — куда большей