Общественный разлом и рождение новой социологии: двадцать лет мониторинга - Коллектив авторов

Среди голосовавших за ВР мужчин выделяется группа людей, от которых исходит уверенность в избранном пути, в самих себе. Они наибольшие оптимисты среди избирателей всех партий. Их же характеризует наивысшая степень спокойствия, уравновешенности (по этим показателям они обходят, кстати, и своих единомышленниц – женщин, голосовавших за ВР).

Мужская часть избирателей ЛДПР примечательна не только тем, что по степени пессимизма и нервного напряжения превосходит электораты всех иных партий, но еще более тем, что обгоняет по этим показателям и женщин, голосовавших за ЛДПР.

Если учесть при этом, что среди избирательниц ЛДПР много женщин в возрасте 40–55 лет, которые в наибольшей степени испытывают напряжения, страхи, то похоже, что их притягивает «чужая» агрессия. Внимая тем, кто сообщает о совершающемся где-то насилии, они получают возможность на уровне сознания оправдывать свои страхи, имеющие совсем иное происхождение. А внимая тому, кто предлагает, в свою очередь, применить к кому-то насилие, они получают не менее существенную теперь уже для их подсознания возможность «разгрузиться» от этих напряжений агрессией, осуществляемой заочно, передоверяемой лидеру, партии, армии и т. д.

В поведении мужской части электората ЛДПР немало фемининных черт, и, напротив, есть черты маскулинные в поведении женской части избирателей. Поэтому для части мужчин, испытывающих страхи и напряжения, о которых они заявили в своих ответах на вопросы ВЦИОМа, оказываются подходящими те механизмы «разгрузки», которые мы описали применительно к женщинам.

Впрочем, в образе лидера ЛДПР, каким он предстал с экранов ТВ в предызбирательные недели, были и совсем другие черты. Обращаясь к женщинам, он демонстрировал разительно контрастирующую с агрессией (а потому способную ее уравновесить) толерантность и мягкость. Сами по себе призывы к милосердию, пониманию других и пр.

70 способны привлечь часть людей, испытывающих страдание от жесткости и холодности окружающего их мира. В этом смысле они были функциональны для расширения круга сторонников ЛДПР и, видимо, сыграли важную роль в этом расширении, особенно в самые последние предвыборные дни, приведя под знамена ЛДПР изрядное число женщин, среди которых были и те, чьи взгляды можно назвать относительно «либерально-демократическими», кто ранее проявлял интерес к партии Явлинского, а может быть, и к партии Гайдара.

Но встает вопрос: совместим ли с этим «либерализмом» образ воинственного вождя в глазах «соколов» Жириновского, его электората, довольно агрессивного по своим установкам? Лидер ЛДПР апеллирует к негативным структурам массового сознания. Наиболее интересна из них та, что признает «права» на свободное поведение (что хочу, то и ворочу) за «главным», но не за каждым и не за собой. Тогда, в свою очередь, тот, кто куражится и не получает отпора, доказывает в глазах подобной публики свое право считаться «главным». От него не ждут последовательного, единообразного поведения. Он должен то казнить, то миловать, быть нынче суровым, завтра ласковым. Произвольно выбирая какую-либо из своих масок, лидер ЛДПР, таким образом, все более становится «единственной свободной личностью» в глазах своих поклонников. Это один из атрибутов особых, не людьми дарованных способностей и прав, признаваемых за такими лидерами.

Подтверждением тому, что Жириновский не потерял своих «классических» сторонников, могут служить данные опроса городского населения России, полученные нами в январе 1994 года. Потенциальный электорат ЛДПР уменьшается, готовы снова голосовать за ЛДПР лишь 65 % из тех, кто отдал Жириновскому свои голоса в декабре. В этом отношении потери «либерал-демократов» наибольшие, по сравнению с другими партиями и блоками. «Отпадают» те, кто присоединился к Жириновскому в последний момент голосования. Социально-демографические черты гипотетического электората вновь схожи с теми, что характерны для «убежденных» жириновцев. Происходит «похудение» электората ЛДПР.

В случае с ЛДПР можно не ожидать пришествия фашизма в Россию или иных апокалиптических катастроф. Вероятнее, ее присутствие на политической арене России на правах партии с массовой поддержкой сыграет роль сильного замедлителя реформаторских действий, если таковые вообще будут предприниматься. В гротескной форме ЛДПР будет предлагать ту политику по сохранению status quo, которую правительство или иные власти будут реализовывать в более респектабельной форме.

Наталия Зоркая

Интерес к политике как форма политического участия

В современной отечественной ситуации участие в выборах – при общей неразвитости партийной системы, отсутствии механизмов ее формирования, «зачаточной» форме развития демократических и гражданских институтов – единственная реальная и активная форма политического участия населения в происходящих в стране событиях[23]. Вместе с тем преимущественно мобилизационный характер электорального поведения россиян оборачивается тем, что в периоды между выборами наступает все более сильный спад политического интереса, размывание политических позиций, так или иначе проявленных на выборах, и все это – на фоне нарастающего негативизма в отношении деятельности как избранных представительных институтов власти, так и других ее ветвей.

При этом по сей день сохраняется достаточно высокий уровень готовности к участию в выборах, но не столько местных органов власти, сколько основных федеральных – Государственной думы и президента. Об этом свидетельствуют как данные опросов о намерениях участвовать в выборах, так и показатели реального голосования. По данным майского мониторинга, только одна пятая опрошенных заявляла о своем твердом намерении не участвовать в будущих президентских выборах, тогда как половина опрошенных, напротив, была уверена, что будет голосовать (при этом четверть из них еще не знала за кого). Сходная картина складывается и в отношении выборов в Государственную думу, хотя здесь готовность участия в них несколько ниже – 24 % опрошенных, по данным этого же опроса, не намерены участвовать в выборах, а 45 % уже в мае выразили уверенную готовность. Но в данном случае еще выше доля намеревающихся голосовать, но не знающих за кого: она составляет 36 % от этой группы.

Среди причин, объясняющих нежелание участвовать в парламентских выборах, лидирует общее недоверие: 39 % среди не намеренных голосовать на парламентских выборах выбрали высказывание «не верю никому из действующих политиков», примерно равные по величине группы выбрали объяснения «не вижу ни одной партии, отражающей мои интересы» (20 %), «парламент ничего не решает, выборы в него бесполезны» (20 %) и «выборы будут нечестными, результаты все равно подтасуют» (21 %). Но при этом более одной пятой не намеренных голосовать (27 %) затрудняются ответить на вопрос о причинах своего решения, что может указывать, с одной стороны, на индифферентность по отношению к событиям политического ряда, невключенность в них, а с другой – на неумение или нежелание обсуждать эту проблему на существующем языке политиков и политических комментаторов. Эти данные подтверждают выводы, к которым мы пришли исходя из предыдущего опыта изучения электорального поведения как в моменты самих выборов, так и в периоды между ними. Электоральное поведение носит весьма противоречивый, слабо дифференцированный и во многом навязанный, вынужденный характер. Последнее в особенности связано с тем, что при значительном одобрении самого института демократических выборов (около двух пятых опрошенных в марте 1998 года соглашались с суждением, что «партийная система дает гражданам возможность участия в политической жизни») у населения растет разочарование в реальном воплощении принципа многопартийной системы, в ее эффективности.

Это проявляется в сложившихся и постепенно укрепившихся в постсоветский период, по сути, довольно аполитичных или, скорее, политически не дифференцированных, аморфных или очень грубо структурированных формах электорального поведения. В основе такого выражения своей политической воли (имеются в виду только структурообразующие факторы) лежит, как правило, либо мотивация «выбора из двух зол» (так это было для значительной части электората на президентских выборах 1996 года), либо специфическая форма «протестного голосования», имеющая довольно стихийный и неотрефлектированный, а потому чаще всего непредсказуемый характер (персонификациями такого типа голосования были на первых выборах в Государственную думу В. Жириновский и ЛДПР, затем, во многом, А. Лебедь, более мелкой фигурой этого ряда для самых «низов» электората был некоторое время В. Мавроди).

Реализация принципов демократического устройства в политической реальности современной России значительной частью населения оценивается весьма низко. Это с неизбежностью отбрасывает тень и на сами возможности политического участия граждан в этих процессах, на оценку ими роли и эффективности голосования на выборах. Именно так, как нам кажется, следует понимать неутешительную динамику оценок населением введения многопартийных выборов, которая, на первый взгляд, противоречит достаточно распространенному и в целом позитивному отношению к демократическому принципу выборности властей, к расширению возможностей непосредственного политического участия в целом.