Смерть в шато - Йен Мур

стоит положить голову ей на…

– Все было отлично. Брайан?! – рявкнула Саша, отрываясь от монитора.

– Прекрасно.

– Стелла?

– Идеально.

– Лионель?

– Я довольна.

Рид Тернбулл начал что-то ворчать себе под нос.

– Хорошо. – Саша хлопнула в ладони. – У нас есть несколько минут, пока переставляемся для съемки той же сцены, но из-за плеча Лионель.

Валери накинула актрисе на плечи халат, и та пробежала взглядом сценарий, пока Брайан и Стелла быстро принялись за дело.

– Рид? – обратилась режиссер.

– Да, – огрызнулся Тернбулл.

– У меня есть идея для этого кадра, – заговорила Саша так, словно на нее только что снизошло озарение. – Может, ничего не выйдет, но хочу попробовать.

Тернбулл вздохнул.

– А если выйдет, – продолжала Саша, – то дубль будет всего один. Затем перейдем к более интимным крупным планам.

– Что от меня требуется? – спросил Рид, уже готовый мириться с небольшой задержкой перед тем, что, очевидно, считал преимуществами своей профессии.

– Я буду снимать, что бы ни случилось. Хочу, чтобы ты импровизировал. Помни: ты не Наполеон на пике могущества, твое влияние слабеет, ты терпишь поражение. Хочу, чтобы ты представил, что Лионель, прости, Мария-Луиза – это очередная битва, в которой ты должен победить. Неожиданная осада перед разгромом столицы. Хочу ощутить уязвимость и досаду.

Рид ухмыльнулся.

– Перед интимными крупными планами?

– Перед интимными крупными планами.

– А он и правда отвратительный человечишка. – Валери не стала утруждать себя шепотом, и ей было плевать, услышит ли ее Тернбулл. Ему – очевидно, тоже.

– Хорошо. – Саша снова хлопнула в ладоши. – По местам. Пошел звук. Камера. Мотор. И… поехали!

Рид Тернбулл начал заново:

– Моя дорогая, вы слишком прекрасны.

Он двинулся вперед, и стоит заметить, что в глазах Ричарда уязвимость ему не далась. Рид больше походил на хищника.

– Я – ваш побежденный солдат, покоренный, поверженный враг. Я завоевал половину Европы, я заставлял взрослых мужчин трепетать от страха. Но это ничто по сравнению с чарами, которыми вы меня околдовали.

Он в который раз опустился на колени перед Лионель и склонил голову.

– Я покорен вашей воле. Пусть я ваш император, я умоляю: возьмите меня в плен.

И вновь он протянул руки, чтобы обнять молодую актрису, и та увернулась.

Лионель взглянула на него сверху вниз, но уже не как загнанная в угол жертва.

– Должна ли я счесть, что вы – мой трофей?

Тернбулл поднял голову.

– Пал под вашими чарами, – ответил он, импровизируя.

– И все же это я пала пред вами, как Австрия, моя родина.

– Миледи, – с притворной скромностью произнес Наполеон, улыбаясь воспоминаниям.

– Однако Австрия восстала вновь, не так ли? Она больше не ваш побежденный враг.

Глаза Тернбулла вспыхнули гневом. Если это была импровизация, то блестящая, но Ричард скорее подозревал, что актер просек, чем все обернется дальше.

– Вы по-прежнему мой трофей! – сердито воскликнул он.

– Я слышала вас, мой супруг. Слышала ваш разговор с нашим хозяином, князем де Талейраном-Перигором. Вы назвали меня чревом. Мол, вы «женились на чреве».

– Но я…

– Я стала вашей победой, и вы пожинаете ее плоды, у вас есть сын. Но больше вы ничего не получите. – Лионель помолчала, а затем, прежде чем Тернбулл успел ответить, холодно добавила: – Я буду еще одной чужой страной, которую вы потеряли.

С места, где стоял Ричард, ему было видно монитор, на котором сосредоточилась Саша. Камера приблизила лицо Тернбулла, его глаза горели яростью.

– Ты знаешь, кто я?! – заорал он. – Думаешь, ты, простая девчонка, сможешь мне отказать?!

Было непонятно, то ли это импровизация Наполеона, то ли искренний гнев актера, Рида Тернбулла.

– Я могу – и я буду, – тихо произнесла Лионель.

– Я возьму… – Наполеон или Рид бросился вперед.

– Снято! – крикнула Саша, а Лионель быстро шмыгнула с кровати прочь и нырнула в халат, который держала Валери, стоя спиной к Тернбуллу, чье лицо исказила ярость.

– Почему мне не сообщили об изменениях?! – возмутился он. – Почему? Где Фридман?

Саша спокойно ступила на теперь ярко освещенную съемочную площадку.

– Рид, это было великолепно.

– Что? – Актер даже толком не глянул в сторону режиссера, не сводя глаз с Лионель.

– Помни: это Наполеон в конце его пути. – Саша взяла Рида под руку и повела прочь. – До ссылки всего лишь год, и Наполеон раздосадован тем, что его величие угасает.

– О ч-чем ты? – захлебнулся возмущением Рид.

– О досаде. Ты изобразил его в совершенстве.

Тернбулл помолчал, уставившись на режиссера, но все равно не угомонился.

– Где Фридман? – с угрозой повторил он и, достав из кармана блистер с таблетками, проглотил парочку.

Саша пожала плечами, что разозлило актера еще больше, и он стремительно покинул площадку.

Решив проследовать за ним на безопасном расстоянии, Ричард увидел, что Тернбулл покинул замок, сердито пнув дверь, и, к несчастью для него, потревожил павлина Кловиса, который грелся на солнышке на ступеньках. Актер, ищущий жертву и цель, на которой бы выместить досаду, набросился на ошарашенную птицу, но та одним проворным движением не только увернулась от ботинка, но и умудрилась злобно клюнуть некогда великого императора в руку.

– Ты за это заплатишь! – полыхнул от ярости Тернбулл, но птичка уже упорхнула.

Глава двенадцатая

Единственным источником света в темноте был телефон с любимыми сценами, которые мелькали на маленьком экране. Ричард сидел в курятнике и смотрел фильм «Поющие под дождем», который скачал на мобильный как раз для таких ситуаций, когда ему нужны были поддержка, улыбка, напоминание о невинности и чистом восторге – иными словами, вымышленный мир. Дональд О’Коннор стоял на ушах, заставляя рассмеяться, Джин Келли подбивал клинья к Дебби Рейнольдс, и они втроем, настоящая стихия, встречали утро с исключительным оптимизмом.

«Оптимизм, – подумал Ричард, – не входит в число моих сильных сторон». День на съемочной площадке оставил его без сил, и Валери, как он знал, ощущала то же самое. Несмотря на то что сцена была закончена, а вместе с ней – и участие Рида Тернбулла в съемках, она казалась грязной, даже гадкой, и Ричарду хотелось поскорее вычеркнуть ее из памяти. Тернбулл должен был уехать на следующее утро, но Ричард не испытывал никакого желания посетить этим вечером официальный ужин в память о месье Корбо или в честь постановки. Даже если в связи со скорым отбытием гнусного Тернбулла там возникнет намек на праздничную атмосферу. Поэтому Ричард и оказался в курятнике, накачиваясь истинным голливудским задором, в своем единственном парадном костюме, и надеясь, что его любимые куры поступят достойно и нагадят на него, чтобы появилась причина никуда не идти. Однако свою роль они до сих пор не сыграли. Они мирно сидели на соломенной подстилке и тихонько кудахтали, как всегда радуясь обществу Ричарда. Оливия де Хэвилленд, Джоан Кроуфорд и Лана Тёрнер – его любимые символы старого Голливуда. Или пережитки, если угодно. Призраки, как заметили бы некоторые. Но это мир гламура, изыска, размаха. Ладно, это правда, что в реальной жизни трех актрис хватало