Та, что будет моей (СИ) - Лель Агата

Не было у него к ней ничего даже близко похожего, одно визуально-эстетическое удовольствие. А здесь… здесь что-то совсем другое. Что-то из самой глубины. Как настырный росток сквозь асфальт — не должно быть такого, силы не равны, а он все равно упорно пробивается.

— Через два часа Валюше просыпаться в детский сад, — медленно моргая, оповестила Веснушка. Усталость стала брать свое — обоих безбожно стало клонить в сон. — Сам понимаешь… Она хоть и маленькая, но все-таки. Ещё и в саду все расскажет.

— Я уеду, — перебирая ее спутанные волосы, кивнул он. — Еще пятнадцать минут и буду собираться.

Но спустя пятнадцать минут спали оба.

Часть 17

* * *

Вишневский проснулся от аромата сырников, тот настойчиво пробирался в мозг, раздражая вкусовые рецепторы: "Вставай! Ну вставай уже!".

Вытащив руки из-под подушки он перевернулся на спину и надавил подушечками пальцев на глаза.

В комнате было солнечно и прохладно, свежий утренний ветер гулял по маленькой спальне, надувая белоснежный тюль невесомым пузырем.

"Не уехал все-таки" — мелькнуло в мыслях. — "Ну и ладно"

Отыскав на полу брюки, просунул свои атлетические ноги в штанины и застегнул ремень, потом аккуратно приоткрыл дверь, выглянул в коридор. Вышел и, стараясь не отсвечивать, прошел мимо комнаты дочери — той определенно уже не было дома. А вот ее мама была — стояла возле плиты, переворачивая румяные сырники.

Вишневский залюбовался. Ее волосами — с запутанными в них солнечными лучами они смотрелись особенно ярко; выглядывающими из-под удлиненной футболки бедрами. Он вспомнил какова на ощупь ее кожа и ощутил, что теперь абсолютно точно проснулся. Весь.

Возникло непреодолимое желание вмешаться своим присутствием в ее кухонное царство, но рациональная потребность сначала умыться перевесила истинно мужские порывы.

Вернувшись через несколько минут он застал ее у стола, наливающую свежезаваренный кофе. В этот раз незамеченным остаться не получилось: она улыбнулась, увидев его, и он понял, что завтрак придется отложить на попозже.

— Я не знаю, какой кофе ты пьешь. Вот, — немного смущенно приподняла прозрачную колбу. — Обычная арабика. Могу добавить молока, если хочешь…

— Спасибо, не нужно.

— Я оставила тебе на краю раковины новую зубную щетку…

— Я видел. А где Валюша?

— Она уже два часа как в садике, я не стала тебя будить. Садись. Тебе сырники с вареньем или сгущенкой?

— С вареньем, — он подошел к ней вплотную и, не выжидая больше не секунды, накрыл ее губы своими. — И сгущенкой.

Забрав из ее рук кофейник, не глядя поставил тот на стол и поднял девушку на руки. Даже не так — подбросил, заставив ее уцепиться за него руками и ногами. Глубоко дыша, снова поцеловал, перемещая ладони чуть удобнее и чуть ниже…

— Ты что, без белья? — удивление на мужском лице было неподдельным.

— Я душ принимала после того как Валюшу отвела…

И тут он понял — здесь его ждали. И здесь ему определенно рады.

* * *

Хороший кофе и качественный секс — два кита, на чем держится удавшееся утро каждого мужчины. Почему не три? Третий — сигарета, но у Вишневского этот кит отвалился за ненадобностью, поэтому он прокачивал своих двух. Доводил, так сказать, до совершенства. Кофе у Веснушки был, конечно, так себе, ну а в остальном… Артур был удовлетворен. Целиком и полностью. И пусть со стороны техники там явно не хватало практики и руки (ну пусть будет ее) мастера, то своей чувственной стороной она просто сводила его с ума. Дробила мелкой картечью разум и укладывала в штабеля его взгляды как должно быть и как правильно. Она определенно была самой чувственной женщиной из всех, с кем ему довелось делить постель. А таких, признаться, было немало.

Она не думала о том, как выглядит или в какой тональности звучат ее стоны, не боялась выглядеть глупо, она его просто… любила. Так, как не делал никто до нее.

Или, может, дело в было в его внутренних ощущениях?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Определенно было, потому что прежде он просто блестяще выполнял свою миссию, инструментом, что с барского плеча отписала ему природа, а с ней вдруг понял, что впервые хочет… угодить женщине. Чтобы она даже краешком мысли не подумала, что где-то может быть лучше. Ни на сантиметр. Вообще. Совсем. Даже в шутку.

Он вспомнил, как несколько лет назад впервые увидел вблизи ее вспыхнувшие от возмущения веснушки и почему подумал о том, что хочет посмотреть на них в момент ее наивысшего наслаждения. Тогда эта мысль показалась ему едва ли не кощунственной, а сегодня он наконец-то увидел то, что визуализировал тогда. И поймав этот пик, ощутив его каждой клеткой, каждым оголенным нервом своего тела, эгоистично осознал, что она — его. Окончательно и бесповоротно.

Никто и никогда больше к ней не притронется.

— Разбуди меня через десять минут, ладно? — не открывая глаз прошептала она. Вишневский и сам, признаться, шевелиться не особо хотел, поэтому упрекнуть ее в ленности не мог. Опустив ладонь не ее плечо, притянул к себе ещё ближе, как бы еще раз демонстрируя — мое.

— Пойдешь жарить очередную порцию сырников?

— Через час я должна быть на работе.

Он приподнял голову и уставился на нее в немом вопросе. И какими-то образом она его услышала:

— Я отпросилась до обеда, сказала, что есть несколько неотложных дел.

— Я думал, у тебя сегодня выходной.

— Нет.

Она абсолютно точно была удовлетворена и довольна, вне всяких сомнений, но чем больше времени проходило от момента, когда дыхание обоих наконец пришло в норму, тем сильнее она закрывалась. И самым удивительным было то, что она никак этого не проявляла — он просто это чувствовал, а причину понять не мог.

Что не так?

— Что не так? — в свойственной ему манере говорить прямо, спросил то, о чем только что подумал. — Только не говори вот это банальное "все нормально".

— Не скажу.

— Тогда в чем дело?

— А ты не понимаешь?

— Нет.

Она неохотно поднялась и нашла на полу свою футболку. И ему хватило этих нескольких секунд лицезрения обнаженного женского тела, чтобы почувствовать, что, в общем-то, а ведь силы, оказывается, остались. Но мысли свои оставил при себе, потому что ситуация не располагала точно.

— Может, пояснишь все-таки? — приподнялся на подушках, опершись спиной о подлокотник разложенного дивана. — Мы как бы только что переспали и такой траурный вид. Решила пройтись катком по моей самооценке? — пошутил, но она юмор не оценила. Обернулась на него с каким-то поистине прискорбным выражением лица.

— Ты действительно не понимаешь?

— Нет. Тебе не понравилось?

Он так не думал, но спросить был обязан. Просто потому что больше не знал, что спросить. Как у подавляющего большинства мужчин после секса пустой у него была еще и голова, а не только…

— Мне понравилось. Очень, — серьезность и неподкупная честность, с которой она произнесла свое признание, не могла его не тронуть. — Мне очень понравилось, Артур. Я даже подумать не могла, что так вообще у меня когда-нибудь будет.

— И?.. Тогда что?

— А то, что ты не мой, — слова разрубили воздух. — Я просто твоя любовница, а ей я быть категорически не хочу. Поэтому пожалуйста, не приезжай ко мне больше.

Пару мгновений в комнате висела гнетущая тишина. Но всего пару мгновений: скинув одеяло, Артур сел и опустил на пол босые ступни.

— Давай только без эмоций, хорошо?

— Я совершенно спокойна.

И она не врала — ни истерики, ни надуманных трагедий. Взвешенно, четко, зрело. Цинично.

— Начнем с того, что у меня никого нет.

— У тебя есть твоя американка.

— Мы расстались.

— Нет, и не переубеждай меня в обратном.

— Хорошо, — раскусила, — официально нет, но я никогда ей ничего не обещал.

— Женщине не нужно ничего обещать, чтобы она возомнила себе то, чего нет, — она сказала это с грустной улыбкой человека, который знает, о чем говорит. — Она любит тебя.