Либеральные реформы при нелиберальном режиме - Стивен Ф. Уильямс

Глава 3

Жизнь крестьян накануне реформы

Революция 1905 г. началась 9 января с чисто городского события, ставшего известным как Кровавое воскресенье. В Санкт‐Петербурге войска расстреляли мирный марш протеста, в котором участвовали преимущественно рабочие. По официальным данным, было убито 130 и ранено 299 человек[205]. Последовала волна забастовок в городах и в сельской местности. Группы крестьян нападали на имения помещиков, захватывали зерно и землю, сжигали усадьбы. Деревня долго раскачивалась; в январе было только 17 выступлений. Но к июню их число дошло до 492, потом сократилось до 155 в июле и до 71 в августе и сентябре (уборка урожая) и, наконец, достигло пика в ноябре – 796[206]. Первую волну беспорядков удалось в основном взять под контроль к концу 1905 г., но в мае 1906 г. пошла вторая волна. На этот раз крестьяне меньше жгли и грабили усадьбы, а больше занимались незаконным выпасом скота, валкой леса и, естественно, перестали платить налоги. Забастовали батраки, потребовавшие повысить плату. Остановить забастовки для правительства оказалось труднее, потому что нужно было не защищать усадьбы от разрушения и разграбления, а заставить крестьян вернуться к труду. Солдаты, вернувшиеся с неудачной войны с Японией, выступали в поддержку крестьян[207].

Было ли это результатом бедственного материального положения? Похоже, что крестьянская беднота довольно вяло участвовала в восстаниях, возможно, потому что их было легче запугать, чем зажиточных крестьян[208]. В 1905 г. урожай зерновых (0,461 т на душу) оказался ниже, чем годом ранее, а урожай 1906 г. упал почти до уровня катастрофически неурожайного 1891 г. (0,377 т)[209]. Вполне естественно, что восстания увязали с бедственным материальным положением крестьян, и, когда в июле 1906 г. Столыпин стал премьер‐министром, главным пунктом повестки дня оказался «аграрный вопрос», толковавшийся по‐разному, но вращавшийся вокруг необходимости улучшить материальное положение крестьян или по меньшей мере унять крестьянские волнения.

В действительности, вполне возможно, что объяснять восстания бедностью было ошибкой. Как мы увидим ниже, период перед революцией 1905 г. – подобно времени перед Французской революцией – был временем постепенного повышения зажиточности. Но русские крестьяне были еще довольно бедны, по крайней мере в сравнении с мелкими фермерами в других странах. Предложения по борьбе с бедностью распадались на два главных типа: они были нацелены либо на повышение производительности, либо на перераспределение земли. В этой главе мы рассмотрим положение дел с производительностью сельского хозяйства и с обеспеченностью крестьян землей, чтобы сделать понятными потенциальные возможности каждой из этих соперничавших идей.

Динамика сельскохозяйственной производительности на душу населения

Неадекватность дореформенного правового режима может привести к мысли, что к началу ХХ столетия положение русского сельского хозяйства было абсолютно безнадежным. Но это не так. Фактически, начав с очень большого отставания от Западной Европы, после освобождения крестьянства производительность в сельском хозяйстве России постепенно повышалась, в том числе в расчете на душу населения. Тем не менее в начале столетия отставание все еще было очень значительным, и темп улучшений не мог служить основой для удовлетворенности ситуацией в области прав собственности на землю.

До недавнего времени преобладало довольно мрачное представление о производстве зерна в России в последней четверти XIX в. Видный экономический историк Александр Гершенкрон, например, доказывает, что в этот период «русское сельское хозяйство… предпринимало героические усилия для поддержания на неизменном уровне производства на душу населения, но не справилось с этой задачей»[210]. Потом выяснилось, что полученные им результаты объясняются тем, какие годы он взял для сравнения. Он сравнил 1870–1874 гг. с 1896–1900 гг., но первый пятилетний период был исключительно урожайным: 1870 г. был просто необыкновенно удачным, два года были просто хорошими (1872, 1874) и не было ни одного плохого[211]. Если начальный пятилетний период сдвинуть вперед или назад всего на один год, те же данные показывают рост производства зерна примерно на 1,5 % в год, что соответствует годовому приросту населения[212]. Советский статистик Обухов, взявший период 1883–1914 гг. (выбор объясняется доступностью данных), использовал метод, при котором вес зерна в каждом промежуточном году принимался равным весу в первом и последнем годах периода, и получил рост производства зерна на 2,1 % в год при росте населения на 1,5 % в год, или чистый прирост обеспеченности зерном на 0,6 % в год[213]. Уиткрофт делает вывод, что даже после вычета зернового экспорта получается, что потребление зерна увеличивалось[214].

Таблица 3.1

Годовые темпы роста расходов на личное потребление

Пол Грегори, использовав другой подход, рассчитал количество зерна и других продуктов питания, остававшихся в сельскохозяйственных районах, чтобы оценить качество снабжения сельхозпроизводителей. Как показывает табл. 3.1, взяв чистый объем сельскохозяйственного производства и вычтя продукцию, вывезенную из сельских районов, Грегори обнаружил, что в период с 1885–1889 гг. по 1909–1913 гг. потребление продуктов питания в сельских районах увеличивалось на 2,7 % в год, и при этом периоды очень быстрого роста сменялись периодами стагнации или медленного роста[215].

Грегори получил сходные результаты для ряда других показателей экономических изменений. Он обнаружил, что производительность труда в сельском хозяйстве увеличивалась в период с 1883–1887 гг. по 1909–1913 гг. примерно на 1,35 % в год[216], а доход на душу увеличивался на 1,7 % (из‐за падения производства в период революции 1905 г. после 1900 г. его рост на душу населения был существенно более медленным)[217]. Кроме того, он обнаружил, что в сельском хозяйстве рост производительности не очень отставал от промышленности (75 %!) и что это соотношение было примерно таким же, как в странах Запада в тот же период[218]. Грегори также показывает, что в период после освобождения крепостных рост дохода на душу населения в городах параллельно вызывает рост дохода в сельской местности, так что, если бы не было ограничений миграции в города, последняя вела бы к выравниванию реальной заработной платы[219]. Конечно, как мы видели, в стране имелись препятствия к внутренней миграции, но они были сравнительно легко преодолимы.

Какое‐то время преобладало мнение, что рост крестьянской задолженности по выкупным платежам увеличивался, из чего делался вывод, что это было признаком растущей нищеты. При этом наблюдатели приводили суммы накопленной задолженности[220]. Но это ведь не очень существенный показатель. Если крестьяне в целом ежегодно не могли внести ничтожный процент выкупных платежей, суммарный долг, естественно, должен был увеличиваться. Но фактически среднегодовые недоимки составляли всего около 5 %, и на протяжении всего периода эта величина оставалась достаточно постоянной. Пару раз, в 1887 и 1888 гг., сборы составили 106–107 %, т. е. какие‐то крестьяне погасили