Дочь ведьмы - Нина Боуден

Кто-то наклонился к нему и помог подняться. Это был полицейский. И вдруг что-то словно взорвалось в голове Тима. Ослепнув от гнева, он ударил полицейского головой в живот и закричал:

- Уходи! Уходи! Ненавижу тебя!..

- Успокойся, старина! - сказал полицейский. - Все в порядке... все в порядке...

Он взял Тима за плечи, резко развернул его лицом к заливу, так что он теперь мог видеть, как рыбак выходит из воды, прижимая девочку к себе. Несколько человек бросились ему на помощь и помогли выбраться. Он положил девочку на берегу.

Мокрые волнистые, словно водоросли, пряди, разметались по песку. Она лежала лицом вниз. Тарбутт склонился над ней. Тим рванулся в ту сторону, но полицейский взял его за руку и потянул назад. Снова вокруг Бьянки столпились люди, и Тим ничего не мог разглядеть. Полицейский продолжал крепко держать мальчика за руку, как это было только в глубоком детстве. Порыв гнева, охвативший Тима вначале, сошел на нет, когда ему показалось, что самое страшное осталось позади. Но теперь он почувствовал, как на него нашла волна отчаяния. Она умерла! И это его вина. Он был уверен, что Бьянка утонула и уже ничто не поможет ей, когда раздался женский возглас: девочка начала дышать!

Толпа задвигалась и зашумела, все оживились, услышав добрую весть. Кто-то передал одеяло. Бьянку подняли и завернули в него, как в кокон. Только голова ее покоилась на плече Тарбутта.

- Не плачь, - сказал полицейский. - Она пришла в себя.

Жители Скуапорта начали расходиться по домам. Лица их при утреннем свете были печальны и сосредоточенны. Одну жизнь спасти удалось, другую нет. И думая о Смите, каждый вспоминал о своих потерях: отцах, мужьях, братьях, сыновьях. В Скуа можно было по пальцам пересчитать семьи, где никто не утонул в море.

И только дети успели отойти от потрясения, которое все еще переживали взрослые. Совсем недавно они испуганно хватались за родителей. А теперь, когда самое страшное было позади, ребятишки начали собираться кучками, шептаться и хихикать. Никто не обращал на них внимания, никто не одергивал их. И когда все приблизились к городу, голоса их стали слышнее.

- Ну конечно она ведьма, - громко заявил толстый мальчик лет семи от роду. - И я совсем не испугался, хотя...

- Напрасно, Вилли. Вот она возьмет и обратит тебя в жабу...

- Или в ворону. Большую, черную, неуклюжую ворону...

Маленький мальчик покраснел:

- А вот и не сможет. Алистер Кемпбелл кинул в нее камень, и она не обратила его ни в кого.

Его голосок отчетливо прозвучал в утренней тишине. Несколько женщин повернулись в сторону детей. Одна из них вдруг покраснела от возмущения и внятно проговорила:

- С этим пора кончать! - она взяла свою дочку и отвесила ей звонкую оплеуху. На какой-то миг девочка застыла в полном недоумении. А потом открыла рот и пронзительно завопила, как чайка.

- И так должна поступить всякая мать, - проговорила женщина, оглядываясь вокруг себя.

Остальные женщины переглянулись. Никто из них на самом деле не верил, что девочка из "Луинпула" - ведьма. Но они позволяли своим детям болтать всякие глупости про нее, и ни одной не пришло в голову вовремя одернуть их. То ли потому, что не придавали этому значения, то ли считали все заведомой ерундой, на которую и не стоило обращать внимания. Теперь всем им стало стыдно. И не успели дети глазом моргнуть, как каждый из них получил либо шлепок, либо подзатыльник. Их наказывали не сильно, быть может, потому, что матери осознавали - вина лежит не только на детях, но и на них самих, но в то же время достаточно весомо, чтобы ребятня надолго запомнила, с чем связано наказание.

Хныкающие голоса рассеялись по улицам и затихли внутри домов, стены которых окрасились розовым утренним светом. И Тарбутт, направившийся к отелю со своей ношей, не без сарказма, усмехался.

Бьянку уложили в постель. Миссис Тарбутт, которая уже успела приготовить бутылки с горячей водой и вскипятить молоко, спустилась чуть позже и сказала, что крошка успела заснуть и что мистеру Тарбутту надо поехать в "Луинпул", чтобы успокоить Энни Макларен. Тим и полицейский в полном молчании допили остатки горячего молока с сахаром и бренди.

Потом полицейский прочистил горло:

- Не надо укорять себя, Тим, - проговорил он.

Мальчик поставил пустую чашку на стол.

Полицейский продолжил:

- Ты старался сделать как лучше. Первым увидел ракету и поднял тревогу. Никто не мог ему помочь.

Мальчик упорно продолжал хранить молчание. Но, сидя за столом и глядя перед собой, он вспомнил, о чем думал до того, как увидел, что из лодки взлетела первая ракета. Какой-то момент он боролся с собой. Ему больше ничего не хотелось обсуждать с полицейским, но и не поделиться тем, до чего он додумался, рассортировывая недостающие кусочки, тоже было просто невозможно...

И в конце концов он сердито пробормотал:

- Мне кажется, я догадался, где мистер Смит прятал краденое. В пещере.

Полицейский улыбнулся. Тим покраснел от возмущения:

- Это не просто догадка. Он терпеть не мог лобстеров.

Брови полицейского вопросительно вскинулись.

Мальчик продолжил:

- Зачем он ловил лобстеров? Это не так увлекательно, как ловить форель или лососей. Значит, на то должны были быть какие-то причины. Мне кажется, чтобы добираться до пещеры, когда ему вздумается. И поскольку мистер Смит делал вид, что ловит лобстеров, никто не обращал на его поездки внимания.

Полицейский потер подбородок ладонью.

- Это очень важная деталь. Хотя мы ничего не сможем доказать. Что, собственно, не имеет значения. - Он улыбался, и глаза его смотрели на Тима с дружелюбным удивлением и даже легким восхищением. - Знаешь, если ты захочешь, то сможешь стать сыщиком. Когда-нибудь. Из тебя получится хороший детектив.

Хотя Тим всегда мечтал услышать нечто подобное, на этот раз похвала не доставила ему особенной радости.

И он ответил довольно сдержанным тоном:

- Скорее всего, я пойду по стопам папы. Ботаники намного реже обижают людей.

Иголка в стоге сена

Когда мать настояла на том, чтобы Тим лег в постель, он был уверен, что ни за что не заснет. Но проспал весь день, открыл глаза только к вечеру и был настолько вялым, что сил хватило лишь на то, чтобы выпить полчашки молока и проглотить кусочек бисквита, после чего его снова потянуло ко сну. Миссис Хоггарт выключила свет.

В следующий раз - уже окончательно - он проснулся только на следующий день перед обедом. Полицейский уже уехал. А отец, наняв моторную лодку, приехал к ним.

Мистера Хоггарта выписали из больницы. Бледность еще осталась, но в общем он чувствовал себя хорошо. Отец был чрезвычайно внимателен к сыну и ни разу не обмолвился о том, какое у мальчика пылкое воображение. Напротив, попросил Тима подробно рассказать обо всем, что случилось. И даже сам высказал предположение по поводу того, где мог укрывать краденые сокровища мистер Смит.

- Уверен, что он передал их мистеру Кемпбеллу. Но его пока не удалось найти. И драгоценности тоже.

- Потому что их нет и не может быть? Вот что ты думаешь на самом деле, - сказал Тим скорее нейтрально, чем грубо. Он говорил об этом так, словно утратил ко всему интерес, помолчал, откинулся на подушки и посмотрел в окно.

- Обломки лодки удалось найти?

Отец замялся, но потом начал рассказывать о том, как организовали спасательную группу. Лодку пытаются отыскать, но пока из этого ничего не вышло. Лицо Тима оставалось спокойным. Мистер Хоггарт прочистил горло, а потом добавил, что и тело мистера Смита тоже пока не найдено.

- И если драгоценности были при нем, то они тоже похоронены на дне моря. Как и бриллиант Бьянки, - добавил мистер Хоггарт, - у нее его не оказалось.

Слова "если он только был у нее" вертелись у него на кончике языка, но он не произнес их вслух:

- Наверное, его смыло волной.

Мистер Хоггарт замолчал, думая уже не о бриллианте, а о маленькой девочке. Когда он приехал, Бьянки уже не было в отеле. Но о ней ему рассказала миссис Хоггарт. Девочка не произнесла ни слова. Она не выпускала руку Энни Макларен и молча смотрела на нее. И старая женщина попросила мистера Тарбутта отвезти их в "Луинпул".

- А разве они могут жить там? - спросил вдруг Тим. - Я имею в виду, он с трудом заставил себя договорить до конца. - Это ведь был дом Смита?

Мистер Хоггарт пальцем поправил очки на носу и с беспокойством посмотрел на сына. Он старался говорить о кораблекрушении будничным тоном, как о некоем свершившемся факте, потому что это было лучше, чем делать вид, будто ничего не случилось. Теперь он подумал, а правильный ли он выбрал тон? Тима нельзя обвинить в том, что мистер Смит утонул. Такую напраслину мог возвести на себя только чрезвычайно ранимый человек. Разве его сын принадлежит к ранимым людям? Не считая его таковым, мистер Хоггарт очень часто был невнимательным и нечутким. Ему стало не по себе при мысли об этом. Он хотел поговорить с сыном о Смите, но не знал, с чего начать. Поэтому, широко улыбнувшись, заговорил неестественно бодрым тоном совсем о другом: