Балин. Сын Фундина. Государь Мории (СИ) - Огнелис Елизавета

Конечно, Балин не рассчитывал на многое. На Золотую щель послали братьев-тройняшек: Толуна, Олуэна и Балуона. Несколько раз Балин посылал им продукты, топливо и одежду. Каждый раз гонцы возвращались с пустыми мешками и угрюмыми лицами. Пока еще с Артулаг не пришло ни единой крупицы золота, и Балину стало надоедать молчание братьев. Гонцы отделывались лишь общими фразами, смысл которых сводился к одному: работа идет. А на расспросы у Балина не было времени.

На сегодняшний день покончено с ремонтом дверей, обследованы восточные коридоры, заблокированы лишние переходы, восстановлена одна из больших кузниц, убраны трупы, получено продовольствие. Пришло известие о караване, который прибыл из Королевства под Горой к северному входу… Балин спешил туда, но ему надо завернуть к Артулаг. В конце концов, пусть братья моют золото в лотках, руки не отвалятся.

Где-то далеко впереди послышался гул, ровный, как шелест множества пчелиных крыл в улье. Шум приближался, нарастал по мере того, как Балин шел вперед. С замиранием сердца вслушивался в эти звуки повелитель Мории. Догадки молниями проносились в его голове. Неужели тройняшки запустили механизм? Или это гул водопада? Что вообще здесь происходит? Коридор сделал резкий поворот направо, и Балин оказался в темноте, которую не мог рассеять самоцвет на шлеме. Гном вытащил один из факелов, выбрав самый большой из закрепленных за спиной. Трутовая веревочка, извлеченная из специальной фляжки, затрещала, поджигая льняной лоскут, пропитанный смолой. Факел вспыхнул, разгоняя мрак. Синеватый, мертвенный свет выхватил из темноты огромное вращающееся колесо. Балин не поверил своим глазам. Не опасаясь оступиться, не смотря под ноги, он двинулся к источнику шума и движения. Только подойдя к механизму, он в полной мере оценил его размеры. Промывочные барабаны, соединенные лотками, возвышались над ним на пятьдесят локтей. Приводные валы внушительной толщины соединялись с не менее внушительными муфтами. Новенькие клепки, сверкавшие при свете факела, облепили мокрое дерево. Густой слой свежей смазки виднелся на всех движущихся деталях. Вода с ровным, мощным гулом ворочалась где-то неподалеку. Порода со скрежетом дробилась, промывалась, отводилась и вновь промывалась внутри барабанов. Балин пошел вдоль механизма.

— Здорово, — поприветствовал Балина один из братьев, вынырнув из темноты с масленкой в руках. — Я Олуэн.

— Тут без света ничего не разберешь, — проворчал он через секунду, снова нырнув в темноту. — Балин, посвети.

Балин пошел на голос. Он нашел Олуэна стоящим на коленях перед редуктором. Одна из шестерен явно потрескивала.

— Менять придется. Так хорошо сохранилось, но мелочи просто выводят из себя. Конечно, сто лет — не шутка. Правда, сдается мне, что ушли отсюда еще раньше. Спасибо, хоть что-то осталось, а то пришли бы, как новички на выгон…

Они шли в свете факела, а вокруг них скрипело, визжало, стонало, шуршало и гремело. Скоро показался едва тлеющий костер из каменного угля.

— Горячей еды нет, один кипяток, — сказал близнец. Теперь Балин смог его рассмотреть. Братья происходили из очень богатой семьи, им принадлежал не один золотой прииск на южных склонах Серых гор. В поход они выступили по своей воле. Многие спрашивали, что столь солидные, обеспеченные и знатные гномы нашли в безрассудном предприятии Балина. Братья только отмахивались. В дружине Балина они выделялись настоящими мифриловыми доспехами и именным оружием. Впрочем, тройняшки этим не особо кичились. Зато когда потребовались руки, способные намыть золото, все сошлись на мнении, что Толун, Олуэн и Балуон в этом деле лучшие.

Сейчас Балин видел перед собой изнуренного и страшно похудевшего гнома. Мышцы на голых руках будто усохли и превратились в коричневые сплетения жил. Глаза Олуэна глубоко запали, верный признак постоянного недосыпания. Одет он был в робу, столь заскорузлую и одеревеневшую, что она наверняка бы встала стоймя, как кираса, захоти Олуэн ее снять. Руки и лицо его были покрыты слоями грязи и лоснились от масла. Борода слиплась сосульками, сапоги превратились в клочья.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Обычно Балин не одобрял нерях, справедливо полагая, что небрежность в рабочей одежде никогда до добра не доводила. Но сейчас он видел перед собой не мастера, виртуоза машинерии, а работягу, который вкалывал, спал и ел у своего механизма, забыв о себе, подчинив себя самого одной мысли — работать, работать, работать. Лязгающий железный монстр вытягивал из Олуэна последние силы и саму душу. В конце концов, безразличный ко всему механизм перетрет и этого гнома, который пусть и кажется двужильным, но на самом деле состоит из плоти и крови. Олуэн это прекрасно сознает. Поэтому он стремиться сохранить силы как можно дольше, не расходуя их на бесполезные здесь переодевания и умывания.

Повезет, если потеряешь сознание и отлежишься в тихом уголке. Десять часов каменного сна, что пролетят как одно мгновенье, кусок мяса с крамом — и снова за работу. Но может случиться и сердечный удар. Поэтому, пока он не случился — работать, работать, работать.

Взявшись за лопаты, они начали кидать породу в приемник. Балин успел покрыться испариной, пока Олуэн сказал: «Хватит!».

Поворот рычага привел в движение первый агрегат — дробилку. Резкий громкий скрежет заставил десны неприятно заныть.

— Шестерни хорошо закалены, но приржавели в зацепах! Слышишь уханье? — проорал сквозь шум Олуэн.

— Я порционно породу подаю! Приходится разрывать цикл, но ничего не поделаешь! За всем не уследить! — продолжал он, нагнувшись к самому уху Балина. — Я сейчас пойду большой барабан запускать! А ты стой и добавляй породу!

— Следи за дробилкой! — прокричал он напоследок, но голос утонул в грохоте, поэтому Олуэн просто указал жестом на дробилку, а затем многозначительно показал Государю Мории кулак.

Через некоторое время шум начал утихать, и Балин снова взялся за лопату.

— Здорово! — прокричал кто-то над ухом. — Я Толун!

Абсолютная копия Олуэна стояла, держа в руках поводья. Позади его, уныло свесив головы, толпились пони с полными мешками на отощавших хребтах. Толун началразвязывать мешки, вытряхивая привезенную породу в поддон. Потом подошелк рычагу, дернул его вниз. Шум дробилки оборвался. Толун махнул рукой, приглашая за собой.

— Не знаю, почему жила заброшена, — начал гном, лихорадочно поблескивая глазами. — Она идет на север, вглубь, расширясь. Можно идти штреком, главное, крепеж есть. Старый, правда, но, по-моему, надежный, рамный, металлический. А порода все богаче и богаче. Если три дня назад только две унции с ходки брали, то уже сейчас — три. И самородков все больше. Один с кулак попался.

— Когда вы запустили механизм?

— Да считай уже четвертый день идет. Пришлось повозиться, ничего не работало. Главное ведь руки приложить…

Балин принял на руки кожаный мешочек. Совсем небольшой, он весил почти два десятка фунтов.

— Это столько уже! — поразился Балин.

— А то! — самодовольно произнес Толун. — И будет еще больше. Много больше. Ты лучше скажи — провианту принес?

— Немного есть, — сказал Балин, снимая заплечный мешок. С сожалением взвесил его в руке и добавил:

— На троих немного. Разве что на неделю. Хлеб и мясо, больше ничего у самих нет.

— Ладно, на том спасибо.

— Надолго ты к нам? — задал в свою очередь вопрос близнец.

— Должен сегодня к вечеру быть у Северных Ворот.

— Во-во! Тогда поспешай. А наверху передай, что нам припасы нужны. Дерево, клепки, гвозди, цепи. Побольше провианта давай. Масло принеси, а то все у нас на механизм ушло, даже тряпки с факелов.

— Ну, собирайся, — поторапливал Толун. — И возьми пару пони с собой. Пусть наверху откормятся. А сюда свежих приведи. И еще овса мешков пять захвати на обратном пути. Не жалей овса-то, чай, не ячмень. А то от работы пони дохнут.

Толун захохотал над собственной шуткой. Балин посмотрел на него, поражаясь и восхищаясь гномом, который находил в себе силы смеяться после многих недель непрерывного, изнуряющего труда, голода и недосыпания.